— .Уж кто-кто, а ты должна больше читать. Тебе надо знать Советский Союз. Тем более что работаешь у нас. Это такая страна, о которой есть что изучать, есть над чем подумать. Зайди-ка вечером к нам, я выберу тебе что-нибудь для начала.
— Как мне хотелось бы учиться! —вырвалось у Мирьи.— Правда, что в Советском Союзе не нужно быть богатым, чтобы попасть в институт? Ты ведь знаешь...
— Правда, Мирья, правда. И не только это ты должна знать. Но раз уж ты оказалась в другой стране, то с ней ты, видимо, и должна связать свою судьбу. Слышала, наверно, один старый девиз. Теперь бы я его переиначил так: «Мы — не советские, американцами не станем, так что будем финнами». Каждый должен помнить это, исходить из этого. Даже в учебе.
После этой беседы Мирья часто ходила к Танттунену за литературой. Его дом буквально был набит книгами. Стены обеих комнат небольшой квартиры заставлены книжными полками.
Шумливая детвора вертелась даже на кухне.
— Своих-то у меня всего четверо,— пояснил Танттунен,— а это соседские заходят в гости... И пусть ходят, баловники.
— А читать они не мешают?
— У нас так заведено: в десять чтобы все до единого спали.
В городской квартире госпожи Халонен у Мирьи была своя маленькая комната и свой письменный стол. В гостиной находилась большая библиотека, которой она могла пользоваться, с условием ставить книги на свое место.
Вскоре па столе Мирьи стали появляться книги, которых не имелось в библиотеке госпожи: «История СССР», «История КПСС», произведения Ленина, книги советских писателей. Однажды, вернувшись домой, Мирья обнаружила на столе иную литературу. Правда, книги о Советском Союзе были только сдвинуты в сторону и аккуратно сложены на краю стола. Но в самом центре стояла другая стопка книг: «История Финляндии», несколько книг об «освободительной войне», а в самом низу оказалась толстая книга в красном переплете. Мирья когда-то держала ее в руках, но она была так напичкана антисоветчиной, что девушке стало противно читать. Мирья поняла, что значит появление этих книг на ее столе, и на следующий день унесла всю литературу о Советской стране, которой ее снабдил Танттунен, в общество, где и читала, иногда засиживаясь до поздней ночи. А на квартире госпожи Халонен она знакомилась с другой литературой, притом так же внимательно. Только к одной книге она не прикасалась — к толстой книге в красном переплете. Мирья отнесла ее в библиотеку
госпожи и сунула на полку. Пусть госпожа сама читает!
Однажды в отделение общества пришел инженер, живший в одном доме с Мирьей. Тот самый, которому она показала язык на стройке. Мирья удивилась: каким ветром его занесло? А Танттунен встретил его как старого знакомого.
— Здравствуйте, господин Иокивирта. Рад вас видеть. Садитесь, пожалуйста.
Господин Иокивирта сел, обвел комнату критическим взглядом и начал:
— Вы, конечно, читали, как коммунисты обливают грязью меня и нашу компанию.
— Да, что-то такое случайно бросилось в глаза.
— Но это ведь клевета, правда?
— Да я ведь... так, мельком... Не обратил внимания.
— Это сплошная инсинуация. Я и пришел, чтобы вы посоветовали им воздерживаться от этого, а еще лучше — оставить в покое нашу компанию.
— Да я вот... Я занят делами общества. Уж постарайтесь сами постоять за себя.
Мирья улыбнулась: секретарь ответил этому реакционеру почти теми же словами, как и ее отцу-коммунисту, когда он приходил посоветоваться по вопросам заработной платы.
Танттунен был Танттунен.
Господин Иокивирта занимал большую, прекрасно обставленную квартиру в самом центре города, хотя и служил всего лишь прорабом на стройке. Видимо, не случайно поговаривали, что он в компании не просто инженер, а имеет куда больший вес.
В столовой сидели гости. Ужин уже заканчивался, и гостям подали кофе с коньяком. Один из них, коммерции советник, низкого роста, лысый, лет пятидесяти, отказался от коньяка, заметив, что врачи запретили ему пить. Он пил кофе маленькими глотками, просматривал пачку отпечатанных на машинке листов.
— Вот она, наша свобода слова,— ворчал Иокивирта.— Даже свои говорят, что нельзя опубликовать...
— Ну, ну,— сочувственно повторял коммерции советник.— Значит, так и говорят?
— Внешняя политика! — усмехнулся Иокивирта.— А по-моему, свобода печати — это внутренняя политика!
— Да, но я... Я ведь не читал,— замялся советник.— А вы и раньше что-нибудь писали?
— Только очерки о боях во фронтовые газеты.
— Да, да. Тут, очевидно, нужно и уменье, и навыки. Я, конечно, не разбираюсь в этих делах. Я только читаю, а писать не пишу... Разве что деловые письма. Да и то пишу не сам, лишь подписываю... А вот у вас тут сказано: «Так финский солдат покинул землю соплеменников, утомленный и удрученный, но не упавший духом, хоть крылья и были сломаны...» Что это за крылья? И аллитерация? Почти как в «Калевале». Или вот... «И след остался на болотах, неизгладимый, обвиняющий; и крик в сердцах немым укором: почему мы не дошли до цели...» Какой цели? Нет, так это уже не то... Особенно теперь. Времена не те. Не знаю, не знаю, не читал всего.— Коммерции советник завязал шнурки папки и вернул рукопись хозяину, добавив: — Да, чтобы писать, надо тоже иметь навыки. А то у вас что-то вроде патоки получилось. Финны же предпочитают соленую салаку, правда ли? Хе-хе!
Иокивирта взял рукопись и опять заговорил о том, о чем шла речь за обедом:
— Хорошо еще, что хоть Танттунен дает нашему брату сказать свое слово о соседней стране.
— Он так просил меня... Почему бы не выступить...— отрывисто вставил коммерции советник.
— Слушал я как-то одного туриста,— рассказал Иокивирта.— Сплошные восторги. Точно его подкупили. Я, конечно, не берусь утверждать такое. Может быть, он просто из идейных. Так пусть услышат, что представляет та страна в наших глазах...
— Да, да,— соглашался коммерции советник.— Я смотрел и видел, что не то... Если бы наш брат там жил, то... Да, да, зубы на полку... Хе-хе...
— Так и скажите.
— Да, да, но, кажется, пора идти.—Коммерции советник вытащил из кармана жилета старинные золотые часы-луковицу.
Шум в зале еще не утих, когда слово предоставили коммерции советнику, и Мирья толком не расслышала его фамилию. Что-то вроде Вялляри или Рялляри. Сердце у Мирьи тревожно сжалось. Что же будет говорить этот коммерции советник? Отец относился к таким затеям очень скептически. Танттунен, наоборот, не боялся приглашать в качестве лекторов и явных реакционеров. Лишь бы они говорили правду. Если же они начинали извращать факты, Танттунен обладал достаточными знаниями и достаточно острым языком, чтобы осадить клеветника. «Что же будет сегодня?»— подумала Мирья с тревогой: коммерции советник пришел в сопровождении господина Иокивирта. Поднявшись на трибуну, он долго протирал очки. Наконец опустил очки на стол и, больше уже не трогая их, начал сухо, казенно:
— Милостивые дамы и господа. Господин секретарь отделения общества «Финляндия — СССР» любезно просил меня рассказать о поездке в Советский Союз. Прошу господина секретаря извинить меня, если я не смогу выполнить вашу просьбу именно так, как вам, может быть, хотелось бы...
«Ну, начинается. Напрасно я Нийло с собой взяла»,— Мирья с неприязнью посмотрела на лысую голову господина.
Коммерции советник говорил медленно, взвешивая каждое слово.
— Я не успел подготовить более обстоятельного отчета о поездке, за что еще раз прошу извинить меня, но я охотно отвечу на все вопросы, если таковые будут у уважаемой публики. Для начала я только вкратце остановлюсь на маршруте нашей туристской группы...
Он перечислил несколько московских музеев, фабрик, театров, потом перешел к Киеву, с трудом произнося непривычные слова, назвал несколько колхозов и южных курортов.
— Вот в двух словах наш маршрут. Мы всюду встречали исключительное гостеприимство, но иностранцев принято во всех странах встречать хорошо, так что об этом я не буду распространяться...
Мирья взглянула на господина Иокивирта. Тот сидел, полный злорадства, и наблюдал за Танттуненом, председателем собрания. Коммерции советник закончил:
— Пожалуйста, задавайте вопросы.
С последних рядов раздался женский голос:
— Разрешите спросить, ваше общее впечатление о Советском Союзе — положительное или отрицательное?
Коммерции советник замялся:
— Видите ли, на этот вопрос я не могу ответить одним словом. Мы видели всякое. В каждой стране есть хорошее и плохое. О своих общих впечатлениях я могу коротко сказать следующее: мое отношение к Советскому Союзу всегда было отрицательным. Признаю это откровенно. Я очень высоко ценю таких русских гениев, как Толстой и Достоевский. Я считаю, что они отобразили свою страну и эпоху в правдивых и запоминающихся образах. Я думал, что если в такой стране победил большевизм, то легко представить, что там творится. Я поехал туда больше из любопытства, потому что в последнее время слышал и читал много такого, что никак не соответствовало моим представлениям о той стране. Теперь могу сказать, что либо Толстой и Достоевский неверно отобразили свою страну, либо там произошли грандиозные перемены. Пожалуй, скорее — последнее. Там все новое — заводы, целые города, в деревнях современное механизированное сельское хозяйство. В распоряжении народа научно-исследовательские институты, университеты и школы. Там новый, вполне цивилизованный народ, которого не было при Толстом и Достоевском. Это все—положительное. Отрицательное — это то, что у них нет никакой возможности для частного предпринимательства. Где-где, а у них было бы где развернуться хорошему бизнесмену... Меня просили сказать, что там нашему брату пришлось бы, пожалуй, положить зубы на полку,— он усмехнулся.— И я скажу: да! Нам бы пришлось там протянуть ноги. Но такова у них система. Можно, конечно, покритиковать и то, что там создают. Они строят очень много, но не успевают всё отделывать так, как мы привыкли отшлифовывать. Следующий вопрос?
— Смотри-ка ты! — изумленно прошептал Нийло Мирье.
— Ну, что ты скажешь? — спросила Мирья.
— Что я... Такие люди знают, что говорят.
Господин Иокивирта, испуганный и растерянный, выглядел комично. Он вытянул руку и поспешил задать вопрос:
— Господин коммерции советник, разрешите вас спросить, вернее, заметить,— не однобоко ли вы говорите?.. Истины ради... мы просили бы вас показать и другую сторону.., Что вам не понравилось там? Может быть, вам показывали только лучшее и скрывали что-то? Была ли вам предоставлена свобода передвижения? Ведь гостеприимство, которое вам было оказано, не мешает вам говорить правду. Вот что мы хотели бы узнать.
Коммерции советник смотрел на Иокивирту сначала серьезно, потом загадочно улыбаясь.
— Запомните, господин Иокивирта, что этот вопрос задаете вы, чтобы потом не жалеть. Гостеприимство, которое оказали мне, разумеется, не мешает говорить правду. Показывали ли мне только хорошее и скрывали ли что-либо? Отвечаю. С вашего позволения, я расскажу о том, как вы меня принимали сегодня. Мы раньше не были знакомы, но вы любезно пригласили меня в гости. Разрешите вас публично поблагодарить за это. Вы провели меня в гостиную, самую лучшую из ваших комнат. Так и должно принимать гостей. Ваша гостиная действительно обставлена со вкусом. Но ведь вы не показали мне вашу кухню, кладовую и — простите — грязное белье, которое собираетесь отдать в стирку. Я вас не упрекаю за это, ибо гостю не положено совать свой нос в такие места. Вы угостили меня хорошим обедом, и, наверное, коньяк тоже был высшей марки, но врачи мне запрещают пить. За все это я очень вам обязан. Однако вы справедливо заметили, что, как бы хорошо ни принимали, надо говорить правду и о том, что мне не понравилось. Я воспользуюсь вашим разрешением. Мне не понравилось то, что вы, обыкновенный инженер, и ваши друзья, которых я не имею чести знать, битых два часа учили меня, коммерции советника, как я должен говорить о том, что я видел своими глазами, но чего ни вы, ни ваши друзья не видели и совершенно не знаете. Такое отношение к гостю оскорбляет его, о чем я, с вашего разрешения, должен вам и заметить... Вы удовлетворены ответом?
Иокивирта и пятеро других господ, пришедших вместе с ним, поднялись, обиженно и гордо зашагали к выходу. Кое-кто захихикал, потом грянул общий смех. Мирья так заливалась, что даже коммерции советник, глядя на нее, заулыбался.
Мирья очень жалела, что отец не пришел на этот вечер. И как интересно было бы, если бы госпожа Халонен тоже пришла!
В обществе обсуждали план ближайших мероприятий. Матти Матикайнен предложил пригласить из Хельсинки одного из профессоров, которые в порядке обмена ездили лекторами в Москву. Было бы интересно послушать, доказывал Матикайнен, как человек науки смотрит на достижения соседней страны. И надо, чтобы он выступил с лекцией не только в городе, но и в сельской местности.
Гул одобрения прошел по комнате. Госпожа Халонен поддержала предложение, но усомнилась в целесообразности проводить научные лекции перед неподготовленной аудиторией.
— Я имел в виду популярные лекции,— пояснил Матикайнен.— А что Танттунен скажет?
Танттунен, словно никого не слушая, делал на бумаге какие-то расчеты, потом решительным движением провел жирную черту и сказал:
— Я, разумеется, поддержал бы идею о популярной лекции, посвященной научным достижениям Советского Союза, но только не знаю, откуда мы возьмем деньги. Или, может быть, еще раз обратиться за помощью к акционерному обществу, к господину Халонену? Что Матти скажет на это?
Госпожа Халонен отвернулась к окну и с любопытством высматривала что-то на улице. Матикайнен поморщился, как от зубной боли.
План в общих чертах утвердили, но от лектора пришлось отказаться, никто не захотел идти клянчить денег у Халонен а.
Совещание окончилось, а люди не спешили расходиться, благо время было не позднее. Танттунен открыл настежь окно и попросил у госпожи Халонен разрешения закурить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37