https://wodolei.ru/catalog/mebel/zerkala-s-podsvetkoy/
Практически невозможно быть счастливой в браке, делать карьеру и быть
хорошей матерью.
Хелина надеялась, что она хорошая мать. Она действительно была
обожающей матерью. Маркус уже начал ходить и его первым словом было слово
"мама". У него уже было несколько зубов. Он превратился в красивого,
застенчивого ребенка с огромными серьезными глазами и беспорядочной копной
тициановских кудрей, которые Руперт настойчиво предлагал состричь. Маркус
всегда вел себя настороженно с Рупертом, которого не забавляли ни
отпечатки пальчиков, вымазанных джемом, на его чистых белых бриджах, ни
тот факт, что Маркус всегда начинал вопить, как только он сажал его на
лошадь. Спокойный и веселый, когда отца не было дома, Маркус, улавливая
обстановку, становился вечно хныкающим и требовательным, как только Руперт
возвращался домой.
Другой причиной раздоров были собаки. Начитавшись статей в "Гардиан",
Хелина очень боялась, что от собак Маркус может заразиться болезнью,
вызывающей помутнение глаза. Она хотела, чтобы их держали снаружи. Руперт
решительно отказался. Собаки были в доме еще до того, как она в нем
появилась, холодно заметил он. - Фактически, с тех пор, как появился
Маркус, - размышлял Руперт, - собаки были действительно единственными
существами, которые радовались его возвращениям домой. - И Руперт, и
Хелина мучились от чувства обиды.
Билли огорчался, наблюдая все более ухудшающиеся семейные отношения
Руперта и обсуждал их в подробностях с Дженни. Жарким вечером в конце июля
накануне их отъезда в Аахен, они лежали в кровати в Пенскомбе, распивая
бутылочку Моета.
- Как может такая красивая женщина быть такой озабоченной? - сказала
Дженни. - Да если бы я выглядела так как она...
- Ты и выглядишь так, - перебил ее Билли, прижимаясь к зовущей
округлости ее бедер, ощущая ее груди.
- Как ты думаешь, я буду выглядеть мило, если заколю волосы, как это
делает Хелина? - спросила Дженни.
- Я думаю, лучше побрить твои заросли.
- Ты думаешь, они разведутся?
- Нет. Я думаю, они все еще любят друг друга. Кроме того, внешний мир
пугает Хелину, а Руперт не придает значения разводу. В конце концов,
семейная жизнь - для того, чтобы иметь детей, и чтобы кто-то вел домашнее
хозяйство, а удовольствие можно получить где угодно.
- Я надеюсь, что ты так не относишься к семейной жизни.
- Нет, - ответил Билли и его руки заскользили вдоль гладких складок
ее живота.
Дженни втянула живот. - Я должна похудеть. Как ты думаешь, они еще
спят вместе?
- Трудно сказать. Он чуть не убил итальянского дипломата, который
вздумал приволокнуться за ней пару лет назад. Она - его собственность. А
он очень большой собственник.
- Ты думаешь, он хорош в постели?
- У него член, как бейсбольная бита. Отбивал хлебные шарики вдоль
всей комнаты, когда мы были в школе.
- Счастливая Хелина, - Джинни села, мысленно возбуждаясь.
- А мой член хорош для тебя? - спросил Билли с беспокойством. Дженни
взобралась на него, держась за край кровати, которая устрашающе
заскрипела.
- Вполне. Сейчас посмотришь, как хорошо я езжу рысью.
28
Фактически Хилари была первым серьезным увлечением Руперта с тех пор,
как он встретил Хелину; их связь была полна любви и ненависти. Несмотря на
ее заявления, что все мужчины - дикие звери, сама Хилари в постели была
животным, причем ненасытным; она была практически нимфоманкой. Она редко
мылась, была неряхой, у нее был плохой характер. Руперту приходилось все
время целовать ее, чтобы закрыть ей рот, а затем еще и обрезать ногти,
чтобы она не зарапала ему спину. Он ненавидел ее притворство, когда она
все еще продолжала изображать из себя подругу Хелины.
Это была единственная любовная связь, которой он никогда не
похвастался перед Билли, понимая, что тот просто ужаснется, если узнает.
Заниматься любовью с Хилари было все равно, что ощущая ужасный голод,
съесть пирог из свинины, а затем обнаружить по дате на сброшенной обортке,
что его нужно было съесть на месяц раньше.
- Если ты хоть словом обмолвишься Хелине о наших отношениях, я удушу
тебя, - часто предупреждал Руперт, и она знала, что он не шутит. Это
однако не предостерегло ее и не спасло ее от крушения. За ночь до того,
как Руперт должен был отправиться в Аахен, он оставил ее, и она в ярости
позвонила в Пенскомб, вопя на Руперта по телефону. Руперт, который лежал в
это время в постели рядом с Хелиной и читал свой гороскоп в "Гарперс",
минуту держал трубку возле уха, а затем сказал спокойно: "Поговори об этом
с Хелиной. Она как раз здесь". И Хилари вынуждена была взять себя в руки и
выдумать экспромтом приглашение на обед, который якобы состоится через три
недели, а это означало, что ей придется раскошелиться и организовать
таковой.
Хилари, несмотря на все ее напыщенные речи, сходила с ума из-за
Руперта и становилась все более резкой по мере того, как начала понимать,
что он не проявляет желания оставить Хелину. А для него очарование их
связи частично и состояло в том, что они видели друг друга очень редко,
возможно всего пару часов в месяц.
Хилари была уверена, что она может прижать его к стенке, если они
чуть больше времени проведут вместе. В то время как Руперт находился в
Аахене в конце июля, она вылетела в Германию, оставив детей на
многострадального Криспина. Она объяснила это тем, что для того, чтобы
рисовать, ей нужно побыть одной. После завершения соревнований в Аахене
Руперт отослал домой Подж с Билли и лошадьми, сказав, что пробудет здесь
еще день-другой, присматривая новых лошадей. Всю неделю он был очень
вспыльчив с Подж, потому что чувствовал себя виноватым и нервничал из-за
того, что должна была приехать Хилари. Вместе с Хилари они поехали в
гостинницу в Черном лесу, которую выбрала Хилари. Их пребывание там было
просто мукой. Не ладя с ней, Руперт обнаружил, что для него стало кошмаром
разговаривать с ней за обедом, гулять с ней в лесу или, просыпаясь поутру,
слышать ее злой голос. После 48 часов, проведенных вместе, они крупно
поскандалили и возвратились домой разными рейсами.
Тем временем Подж вернулась домой 24 часами ранее с Билли и Дженни и
нашла Англию во власти засухи. День за днем немилосердно сверкало солнце,
молодые деревья и цветы засыхали; зеленая Пенскомбская долина стала
желтой; речки превратились в ручейки; опадали листья на деревьях. В
Глочестершире людям запретили поливать сады и мыть машины; разговоры
постоянно вращались вокруг водонапорных труб и нормирования воды.
Возвратившись домой, Билли и Дженни сразу свалились в постель на 16
часов, отдыхая после путешествия. Но Подж и Треси на следующее утро должны
были встать в 6 часов, так как лошади требовали постоянного ухода. Когда
пришло телефонное сообщение, что Руперт прибывает вечером, Подж удвоила
усилия. Обычно, чтобы восстановить свою власть хозяина в доме и на
конюшне, Руперт появлялся домой в привередливом настроении, критикуя все,
что она делала, и язвя над тем, что она дуется. Даже после полудня
безжалостная жара все никак не спадала. Большинство лошадей находилось в
конюшне, спасаясь от мух. Они выходили из нее только ночью. Арктурус,
серый жеребец ирландских кровей, был последним приобретением Руперта.
Одетая в черное бикини и эспадриллы, завязав потные волосы конским
хвостом, Подж стягивала ремнем покрывающий бандаж для укрепления мускулов
коня и болтала с ним.
- Ах ты, безобразник мой дорогой, - обратилась она к нему в то время
как Арктурус легонько, с любовью подталкивал ее в спину. - Твой хозяин
приезжает домой и он хочет, чтобы ты выглядел хорошо. Будем надеяться, что
он будет в хорошем настроении и не будет на нас сердиться, Арчи. Ты не
хотел задеть препятствие в тройном прыжке, а я не хочу придавать этому
значение. Он может быть просто ужасен, Арчи. Если он не будет с нами
хорошим, когда он должен быть хорошим, я не думаю, что мы ответим ему
язвительными замечаниями.
- А я и не ожидаю этого от тебя. - Раздался голос у нее за спиной. -
Но я сегодня в хорошем настроении.
Арктурус дернул головой, а Подж подскочила от неожиданности, уронила
скребок и покраснела. - Я не ожидала, что ты появишься так рано.
- Конечно нет. Иначе ты бы соответственно оделась.
- Извини. - Она подняла соломенный скребок и вновь с жаром принялась
обтирать бока Арктуруса, которые уже блестели. - Но сегодня очень жарко.
- Ты выглядишь очень привлекательно, - сказал Руперт, дергая ее за
хвостик. - Я не хотел бы, чтобы у Филлипса возникали какие-то подозрения.
- Филлипс, помощник садовника, питал безответную любовь к Подж. - Ты - моя
собственность, - добавил Руперт.
Подж охватило такое безмерное ощущение счастья, что даже слезы
брызнули у нее из глаз.
- Хей, - Руперт вновь мягко дернул ее за хвост. - Ты, кажется, не
очень рада видеть меня.
Я рада, рада. - Она смахнула слезы тыльной стороной ладони, оставляя
полоску грязи на лице. - Я просто думала, что ты сердился на меня, и если
я сделаю все отлично до твоего приезда, ты не будешь сердиться.
- Все прекрасно, - успокоил ее Руперт. - Я должен переодеться.
Заканчивай с Арчи и пойдем прогуляемся по полям, а заодно посмотрим на
жеребенка от Джемини.
Он неспеша удалился, сопровождаемый Беджером и двумя собаками Джека
Рассела.
Руки Подж дрожали, когда она заполняла сеном кормушку Арктуруса и
наполняла водой его бадью для питья. Затем она поднялась к себе на верхний
этаж и тщательно вымыла лицо. - Такое ужасное, грязное пятно на лице. - Ей
захотелось также вымыть волосы до его возвращения. Они, наверное, до сих
пор пахнут дымом от того, что Билли и Дженни бесконечно курили по дороге
домой. Она приняла душ, дважды помыла подмышки, трижды подмылась и
расчихалась, посыпая себя огромным количеством талька. Она только успела
одеть причудливую оранжевую Т-образную блузку и юбку, которые тут же
прилипли к ее мокрому телу, как услышала, что Руперт зовет ее снизу.
Руперт уже ожидал ее внизу, когда она спускалась по пристав ной лестнице
из своей мансарды, его руки скользнули ей под юбку, большие пальцы вжались
в пухлые бедра.
- Не надо, - вскрикнула она.
На нем не было ничего, кроме пары старых джинсов и от него пахло
дорогим французским кремом после бритья, название которого она не могла
произнести. Внезапно ей стало нечем дышать.
- Не здесь, - сказала она, задыхаясь. - Как насчет Филлипса и миссис
Кемпбелл-Блек?
- В Лондоне. Подойди. Почему ты изменилась? Ты выглядишь очень
сексуально в бикини.
- Слишком толстая, - пробормотала Подж, одевая резиновые сапоги.
- Какого черта ты одеваешь сапоги?
- Гадюки, - ответила Подж. - На прошлой неделе Филлипс убил одну на
теннисном корте. А крапива, а татарник...
Они шли по выжженым полям. Руперт нес фотоаппарат Хассельблад,
который он получил в качестве приза в Аахене. Каштаны роняли оранжевые
листья, головки чертополоха начинали пушиться, маленькая рощица грабов,
которую Руперт насадил в начале года, уже засохла. Земля была покрыта
громадными трещинами. Вдали слышался слитный шум, который издавала
пожарная машина.
- Если на днях не будет дождя, то у нас будут трудности, - сказал
Руперт. - В Критлдене будет убийство.
Крапива на пути к потайному водоему Билли, обычно достигающая 4 футов
и скрывающая прохожего почти с головой, теперь еле поднялась на 18 дюймов
и сегодня не представляла опасности для ног Подж. Водоем был почти пустой.
Пот ручьями сбегал между грудями Подж и струился по ее бедрам. Ее сердце
тяжело колотилось.
- Каких лошадей ты возьмешь в Роттердам? - спросила она.
- Ты спрашивала меня об этом 5 минут тому назад. Ты сегодня
невнимательна, - сказал Руперт, посмеиваясь над ней. Когда они дошли до
конца тропинки, он взял ее за руку и повернул вправо.
- Джемини на Дубовом лугу, - быстро сказала Подж.
- Мы наведаемся к ней позже, - ответил Руперт. - У меня более
неотложные планы относительно тебя. - Он положил ей руку на талию, затем
его рука заскользила вверх и сжала ее грудь. - Очень неотложные. - Он
отпустил ее.
Они дошли до речки, протекавшейпо по долине, по обеим берегам которой
расстилались заливные луга. Здесь еще была зелень, берега речушки поросли
коричником и незабудками. Стоящие кружком ясени образовали шатер,
скрывающий их от солнца. С дороги Руперт и Подж не были видны.
- Что будет, если кто-то будит проходить по полям?
- Частная собственность. Я подам на него за нарушение границ частной
собственности. - Руперт поднял руку и отер пот с ее лица. - Я скучал по
тебе, Подж, - сказал он мягко. - Сними одежду.
В ее глазах промелькнуло сомнение, но она сняла оранжевую блузку и
показались ее груди, полные, острые, наклоненные вниз.
- Прислонись к дереву, - попросил Руперт, корректируя световую
установку фотоаппарата.
Инстинктивно Подж подняла руки, чтобы распустить волосы.
- Нет, пусть они будут связаны. Я хочу видеть выражение твоего лица.
- Но я не накрашена.
- Тебе идет. Подыми руки над головой и обопрись о ствол. Прекрасно.
Господи, у тебя просто великолепные сиськи. Теперь повернись боком. Держи
руки вверху. Очень хорошо. - Он сделал еще один снимок, затем подошел к
ней, положил руки ей на груди и поцеловал ее. Он ощутил вкус зубной пасты,
звериного здоровья и желания все усваивать. Обняв Руперта, Подж поцеловала
его так порывисто, что они чуть не упали.
- Успокойся, - прошептал он, - я еще не закончил.
Он расстегнул застежку на юбке. Юбка скользнула вниз. Подж
переступила через нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69