И оба извергли семя, несущее жизнь, которой не суждено было возникнуть. Оба в молчании пережили оргазм, лишь более прерывистым стало дыхание у того и другого. Они лежали опустошенные, расслабившись, внутреннее напряжение угасло, подарив каждому полное удовлетворение. Оба пережили всеобъемлющее чувство радости, слившись в одно целое. Такое случалось не всегда, но, если случалось, они ощущали магию чуда, чуда, снисходившего на них без всяких особых ухищрений: им достаточно было смотреть друг другу в глаза, слушать голос, позволить чувственной волне захлестнуть тело, и тотчас в мозгу их пробуждалась сияющая заря, которая воспламеняла каждую клеточку тела.Мужчина и юноша осыпали друг друга легкими поцелуями. Сильвано, склонившись к животу Рауля, припал губами к живительной влаге на нежной коже. И снова в юноше зажглось желание, вызвавшее эрекцию.Счастливая улыбка осветила лицо Сильвано. Сегодня им еще предстоит ночь любви, несмотря ни на что, несмотря на ревность Лилиан, несмотря на запреты Риккардо Летициа. «Совратитель мальчишек!» – бросил ему отец Рауля. Но что знал он об этой любви? Любви возвышенной и безнадежной, породненной со смертью. Что нравственно, а что нет? Кто переступает границу, а кто нет? Сильвано не хотел об этом думать: слишком далеко завели бы его такие мысли, но одно он знал наверняка: волнение, что сейчас пылало у него в мозгу и в крови, неподвластно, недоступно Риккардо Летициа, хоть тот и слывет чуть ли не во всем мире эталоном мужчины. Глава 12 Добродушный Клементе следил за последними приготовлениями к ужину, намеченному на Сочельник. Как всегда, к столу подавались остендские устрицы, иранская икра, шотландский лосось и традиционное шампанское «Крюг» 1958 года, именно его предпочитала Роза. Освещенные окна дома Летициа заливали розоватым светом безлюдную улицу, сверкавшую рождественскими огнями. Горожане покончили с последними торопливыми покупками, опустили жалюзи, и улица Монтенаполеоне напоминала опустевшую торжественную сцену.Клементе высунулся из окна, и его старческие глаза заметили перед домом пару бронированных автомобилей. Шесть великолепно тренированных горилл-телохранителей следили за безопасностью клана Летициа, получая за это немалые деньги. Сегодня семья после долгих лет собралась здесь в полном составе, чтобы отметить Сочельник.Официанты сновали весь вечер, осознавая значимость момента и свою сопричастность к этому. В гостиной на втором этаже стояла огромная, до потолка, елка. Архитектор Мауро Сабелли Контини украсил ее, осыпав ветки легкой золотой пыльцой. На зеленой хвое лежал белый снег, на его фоне выделялись красные шелковые бантики, напоминавшие ярких бабочек. Красными лентами крепились к веткам подарки.Роза у себя в комнате занималась с парикмахером Уго. Его волшебные руки причесывали самых элегантных синьор Милана. Уго – настоящий тиран – диктовал моду, навязывал свои модели, отвергал советы клиенток, но к замечаниям Розы он прислушивался, питая к ней почтительное восхищение. Заросший черными волосами Уго смахивал на бурого медведя, однако душа и движения его были под стать нежной девушке. Сейчас Уго прыгал вокруг любимой клиентки, и руки его творили чудо. Роза ценила парикмахера за прямоту и талант: он добивался потрясающих результатов, убирая густую гриву ее серебристых волос. В том, что лицо Розы сохраняло старческое горделивое благородство, была заслуга и Уго. А кроме того, даже не принимая во внимание великолепный результат, пока Уго причесывал ее, Роза испытывала удовольствие. Удовольствие, исполненное ожидания и надежды, что, конечно, облегчало ей жизнь и отгоняло тень приближающегося заката.– Прошу, синьора Летициа, полюбуйтесь. Получилось просто чудо! – густым баритоном, который он тщетно пытался смягчить, прогудел Уго.– Не преувеличивай, дорогой! Но в целом неплохо! Ты хорошо поработал, – согласилась Роза, взглянув в зеркало. – А это тебе на Рождество.Она вынула из шкатулки и вложила мастеру в руку золотой стерлинг.Олимпия протянула Розе жемчужные серьги. Та вдела их в уши, а мизинец украсила кольцом со сдвоенной жемчужиной. Потом Роза отодвинула коляску от зеркала, чтобы лучше разглядеть себя. Она великолепно умела подать себя. Умела выбрать цвет, освещение, косметику, драгоценности так, чтобы они гармонично сочетались с одеждой, жестами, выражением лица и даже тоном голоса. Она надела очки, и отражение в зеркале, сразу ставшее четким, подтвердило: долгий труд над внешностью Розы дал замечательные результаты.– Вы прекрасны, синьора, – с искренним восхищением произнесла Олимпия.– Для старухи я выгляжу сносно, – не без гордости ответила Роза, но какая-то тень омрачила на миг ее улыбку.– Пойдемте? – предложила сиделка.– Подожди немного, – необычно мягко попросила хозяйка.Она знала: все уже явились и ждут только ее. Ей хотелось, чтобы они увидели картину достойной, великолепной старости; чтобы распрямились плечи, ответственные за историю клана Летициа; чтобы гордость и властность отражались во взоре.Возможно, Роза готовилась к последнему своему торжественному появлению на людях. Ей хотелось, чтобы родоначальницу семьи Летициа запомнили в тот момент, когда пришла пора опустить занавес жизни. Она должна остаться в памяти потомков победительницей. Пусть исчезнут, словно сметенные осенним ветром листья, воспоминания об ошибках, поражениях, разочарованиях и сомнениях. Только она одна знала великую тайну Розы Летициа, урожденной Дуньяни, и собиралась унести эту тайну в могилу.В дверь гардеробной постучали: уверенный, негромкий стук. Роза сразу догадалась, кто это. Олимпия бросилась было открывать, но хозяйка жестом остановила ее. Роза выждала минуту-другую и лишь тогда произнесла:– Входи!Синьора знаком велела служанке удалиться. Распахнулась дверь, и на пороге появился Риккардо Летициа. Роза сидела к сыну спиной, но видела его отражение в зеркале.– Привет, мама! – поздоровался Риккардо.– А ты великолепный мужчина! – с нескрываемой гордостью произнесла она.Розе на мгновение померещилось, что в комнату вошел не ее сын, а тот удивительный человек, которого она любила, отец Риккардо.– Я рожден великолепной женщиной! – парировал Риккардо.– Ты великолепен во всех отношениях! – повторила мать.– Великолепен, но? – с улыбкой спросил сын. – Я уверен, есть одно «но»…– И тебе нет равных в великодушии…– Спасибо, мама!– …Как нет тебе равных в коварстве, – закончила Роза.– Теперь я тебя узнаю, – с облегчением вздохнул Риккардо.Он чувствовал: мать что-то скрывает от него, какая-то угроза читалась в глазах Розы.– Почему вдруг, после стольких лет, ты позволила мне предстать перед твоими очами? – не без иронии спросил Риккардо.– Скажем так – ты попал под амнистию, – усмехнулась Роза.– Всего лишь амнистия? Может, заключим мир?Роза сделала вид, что не поняла вопроса.«Мир и тишина, – подумала она. – Такое годится разве что для кладбищ. Где жизнь – там и война или, иначе говоря, там и конкуренция. Ах, мальчик, дорогой мой мальчик, ты мужествен и красив, ты умен и обаятелен, но как же ты несчастлив!»– О чем задумалась, мама? – спросил Риккардо.– О нас, – ответила Роза, поправляя прическу.– Стало быть, мысли невеселые!– Веселье? Оно как молния, за которой следует гроза…– В нашей семье всегда хватало и молний, и гроз, – заметил Риккардо.Роза не стала отвечать на вызывающее замечание сына. Однако она почувствовала удовлетворение, поняв, что материнская опала причинила сыну немало горечи. Никого из семьи не миновали несчастья, но никого не обошло торжество успеха, никто не утратил вкуса к власти.– С Рождеством тебя, мальчик мой, – примирительно произнесла Роза.– И тебя с Рождеством, мама, – ответил Риккардо и склонился к тонкой руке старой женщины.Роза указала сыну рукой на кресло рядом со столиком; Риккардо сел.– Похоже, нам и побеседовать-то не о чем, – в некотором замешательстве проговорила она.Мать не уловила во взгляде сына обычного обожания и почтения. Напротив, Риккардо поглядывал на нее как-то настороженно.Сын попытался оправдаться:– Прошло десять лет. Нам надо заново привыкнуть друг к другу.– Да, лет пронеслось немало, – спокойно ответила Роза.– А время многое меняет, – продолжал Риккардо.– По-моему, ты своей жизнью доволен.– Грех жаловаться.В ответе сына прозвучал вызов, и мать заметила это.– Как дела?– Прекрасно, – солгал Риккардо.– А Роберта? – Роза спрашивала о дочери Риккардо, своей внучке. – Она как?Риккардо вспомнилась дочь. Роберта уехала в Америку вслед за компанией кришнаитов, заморочивших ей голову своими религиозными ритуалами.– Она в Лос-Анджелесе, – сообщил он.– Красивый город, – равнодушно заметила Роза.Еще не успев задать вопрос, она прекрасно знала, какой ответ услышит.– А Рауль?Риккардо ответил уклончиво:– Он придет сегодня, сама его увидишь.О Глории Роза не упоминала. Она не стала спрашивать и о Джованне, жене Риккардо, но совсем по другой причине. Говорить о Глории было слишком больно, Джованна же считалась слишком незначительной персоной, чтобы ею вообще интересоваться.Риккардо перекинул ногу на ногу и зажег сигарету.– Мама, тебе дым не мешает? – заботливо спросил он.– Ты же знаешь, мне нравится, когда курят.Тонкий аромат табака пробудил в душе старой женщины столько воспоминаний!– До чего же я рад тебя снова видеть! Через десять лет! – с искренней радостью произнес Риккардо. – И рад убедиться, что ты совершенно не изменилась.Добродушие сына насторожило Розу; она почувствовала приближение опасности. Роберта сбежала с кришнаитами; у Рауля странная связь с прославленным модельером; Глория пыталась покончить с собой; дела концерна идут неважно… С какой стати Риккардо улыбается во весь рот? Черт бы его побрал! Что-то он скрывает. Роза взглянула на часы и предложила:– Хочешь, вместе выйдем к гостям?Риккардо погасил сигарету и встал. У него были особые, присущие только ему, манеры, вызывавшие расположение и восхищение.«До чего же похож на отца, негодяй!» – любуясь сыном, подумала Роза.Как и мать, Риккардо обладал даром актерской игры, и в эту минуту оба знали: наступает столь затянувшаяся развязка в разыгрываемом ими спектакле.В глазах Риккардо мелькнуло торжество.– Я для того и пришел, чтобы полюбоваться, как ты будешь смотреться на капитанском мостике, – произнес он и уверенно добавил: – А еще я пришел сказать тебе – твоя игра раскрыта.– Ты действительно мой сын, – спокойно заметила Роза, и не думая возражать против выдвинутого обвинения.– Хочешь знать еще что-нибудь?– Нет, больше ничего.Роза взглянула на сына и бесстрастно улыбнулась.– Ты разве не знаешь, что объединение «Заводы Руасси» перехватывает у меня одну сделку за другой?– Раз ты это знаешь, стало быть, и я знаю.Роза играла с ним, как кошка с мышкой.Риккардо уже выяснил – «Заводы Руасси» принадлежат матери.– Мама, почему ты ведешь войну против меня?– Сам догадайся, – твердо ответила Роза.– Не могу понять, как у тебя хватило сил вновь подняться и начать атаку.– Я и сама этого понять не могу, – парировала Роза.– Ты не женщина, ты – дьявол, – восхищенно произнес Риккардо.– Я только защищалась.Роза закрыла лицо ладонями. Она и не знала, то ли ей плакать, то ли смеяться. С одной стороны, забавно было обвести Риккардо вокруг пальца. Но, с другой стороны, он слишком быстро раскусил ее игру. Теперь следовало торопиться.– Как бы там ни было, поздравляю, – с вельможной вежливостью заявил Риккардо.– Ты мне преподнес эти разоблачения в качестве рождественского подарка? – ехидно спросила мать. – Настоящему врагу ты никогда бы не открыл такое. Твои слова можно использовать против тебя.– Пожалуй… – поморщился Риккардо. – Жаль, упустил прекрасный случай выбить у тебя из рук козыри.– Но ты слишком любишь мамочку…Роза усмехнулась, притянула сына к себе и поцеловала. Риккардо вдохнул знакомый запах материнских духов, коснулся губами щеки Розы и сказал:– Ты всегда все угадываешь.– У нас одна кровь течет в жилах…– И яд в сердце одинаковый, – уточнил он.– Пошли! – распорядилась Роза. – Иначе я разволнуюсь, а это вредно старухе.Она, казалось, шутила, но в глубине души действительно разволновалась.Риккардо выкатил инвалидное кресло из гардеробной к лифту, чтобы спуститься на второй этаж. Перемирие между сыном и матерью продлится недолго, и после рождественских праздников они снова поведут беспощадную войну.
Риккардо с Розой появились в высоком дверном проеме гостиной. Их появление напоминало кульминационную сцену в кино. Условия были идеальные: они смотрели на гостей, а гости на них. Приглушенное, искусное освещение подчеркивало достоинства и скрывало изъяны. Получилась великолепная мизансцена, которая привела бы в восторг самого Лукино Висконти. На мгновение наступила полная тишина. И Роза в этой нереальной тишине обвела чуть прищуренным усталым взглядом из-под седых бровей всех представителей семьи, одного за одним. Торжественного вечера не пропустил никто.Была здесь Изабелла, жена старшего сына, Джулио. В шестьдесят лет она выглядела на двести. Постоянные стычки с тремя сыновьями ее совершенно измучили и раньше времени состарили. Явились и непокорные сыновья, в сопровождении жен и детей, правнуков Розы.Пришла Мелани Монро, американка с индейской кровью, вдова младшего сына Альберто, мать Глории и Итало. Мелани выглядела много моложе своих пятидесяти пяти лет благодаря стройной фигуре и великолепному цвету лица. Она всегда отличалась горячим нравом, но теперь, на закате страстей, была особенно неудержима, чем очень огорчала Итало, своего старшего сына, принявшего священный сан. Он молился о спасении души Мелани и предпринимал все, дабы скрыть греховные увлечения матери.Итало, носивший в кругу семьи обычный костюм, на этот раз надел священническую ризу: он собирался в полночь отслужить мессу в домовой часовне в глубине сада. Рядом с братом стояла Глория, любимая внучка Розы. Она была бледна, ее лицо цвета слоновой кости напоминало о пережитых страданиях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51