Спасла ли она свое достоинство, или окончательно утратила его, разыграв эту дурацкую комедию? Только время даст ответ на этот вопрос.Роза смотрела на звезды и вспоминала небосвод над «Фаворитой». Вот она лежит на сене, рядом с Анджело, а он ведет ее среди созвездий, рассказывая легенду о падающих звездах и раковинах-наутилусах.«На фюзеляже нашего первого самолета нарисуют наутилус, – решила Роза, – серебряную раковину-наутилус. И этот символ поднимется в небо, станет моей эмблемой. Он перейдет к детям, которых мне даст этот мужчина».И Роза повернулась к безмятежно спящему Руджеро. РОЗА1982 Глава 1 Бронированный «Роллс» выехал на проспект Венециа и, минуя проспект Буэнос-Айрес и площадь Лорето, направился к Имберсаго. Роза нервно крутила бриллиантовые кольца на пальцах, чувствуя, что снова нахлынуло то ощущение, которое снедало ее в последнее время. Это было обостренное восприятие собственной немощности, чувство неотвратимого конца.Неужели в книге судеб Розы Летициа завершается последняя глава? Восемьдесят три года – подходящий возраст для ухода. Но готова ли она отправиться в последний путь?– Только в романах старики угасают тихо, согнувшись под бременем годов и пресытившись жизнью, – вдруг произнесла она вслух. – Смерть – это насилие. Всегда…– Вам пора принять лекарство, – сказала Олимпия, протягивая госпоже стакан и таблетку.Роза безропотно проглотила лекарство, потом сняла телефонную трубку, набрала номер и стала ждать. Ответили сразу же после второго гудка.– Надеюсь, я не разбудила тебя, девочка моя, – произнесла Роза.– Бабушка, сейчас восемь утра, – сонным голосом заметила на другом конце провода Глория.– Очень глубокая мысль, – усмехнулась Роза.– Просто я в это время еще сплю. И тебе это известно.Голос у внучки был хоть и сонный, но веселый.– А если у меня серьезные причины для того, чтобы вырвать тебя из объятий Морфея?– И слышать не хочу. Серьезные причины наводят на меня страх.– Ну, хватит разыгрывать комедию, – рассмеялась бабушка.– Конечно, когда на сцене появляется примадонна, остальные актеры уходят в тень.– Как только встанешь, приезжай ко мне в Имберсаго, – велела Роза.«Значит, ничего серьезного», – решила Глория, но невольно насторожилась, уловив в тоне бабушки тревогу.– Так я жду, – сказала Роза и положила трубку.Почему именно сегодня она решила, что пора распорядиться наследством?«Человек – вроде былинки. Капля воды или порыв ветра могут сдуть его с лица земли, – вспомнила Роза. – Но он благородней той силы, что убивает его, хотя Вселенная и приговорила человека к смерти. Ибо он знает, что должен умереть, а Вселенная – нет».То ли она прочитала, то ли кто-то сказал ей эти слова? Но они запали ей в душу, ибо в этой мысли таилась глубокая истина. В этот ранний час, когда светает, Роза почувствовала: она уже ничего не смеет отложить на завтра.Роза поправила манжет темно-розовой блузки, что носила под костюм от Шанель. «Роллс» проехал под железнодорожным мостом и свернул на улицу Пальманова, по которой поток машин двигался в сторону автострады и боковых шоссе. Где-то здесь, по этой полосе асфальта, проходила граница владений Дуньяни, гектары и гектары плодородной ломбардской земли, которую Роза осмелилась предложить под залог своим инвесторам, хотя земля уже не принадлежала ей.– Остановись, Марио, – приказала она шоферу.Он притормозил у заправочной станции.– Здесь?– Да, здесь, – кивнула Роза.Она нажала на кнопку и опустила стекло. Аромат полей давно уже не доносился сюда, а бесчисленные дома мешали угадать, где же стояла «Фаворита». То ли на месте, где теперь издательство «Риццоли», то ли напротив. Раньше здесь простирался зеленый луг. А где же был сад с гротом и статуэткой Мадонны, которой пришлось отдать драгоценное ожерелье? Может, там, где огромная автостоянка? Или там, где бензозаправочная станция?Ей показалось, что вместо безымянного мотеля она снова видит амбар среди полей, в котором познала любовь и отчаяние. Сколько лет прошло! Больше, чем целая жизнь… Да, похоже, именно здесь разыгралась трагедия, положившая конец семье Дуньяни.Душевное смятение отразилось на лице Розы: сначала она заплакала, потом заулыбалась. Олимпия бросила понимающий взгляд в сторону шофера, который он поймал в зеркальце заднего обзора. «Капризы старухи!» – говорили глаза сиделки. «Голова у нее уже не та», – отвечал взгляд шофера.Роза уловила этот немой диалог, но ничего не сказала. Что могли знать двое молодых людей о призраках, осаждавших душу Розы? Как могли они узнать тени прошлого, которые, прежде чем стать тенями, населяли молодость Розы? Мужчины и женщины, суетившиеся вокруг мотеля, с улыбкой или со слезами, что знали они о старой женщине, стоявшей у последней черты? А ведь именно здесь, в сарае, на ложе из сена, она увидела, как умирают ее мечты. Роза не сдерживала слез из усталых глаз, пусть текут. Но вот она словно опустила занавес собственной памяти, отодвинула в сторону тревоги тех лет, грехи и несчастья, невинность и нежность; загнала в колодец забвения сокровенные воспоминания. Повернувшись к шоферу, старая женщина приказала: – Марио, едем. Нам пора, нельзя терять времени. Глава 2 – Чем тебя угостить, Риккардо? – спросил Клементе, распахивая дверцы огромного нового кухонного шкафа.Риккардо Летициа сидел в кухне, уперев локти в бело-розовый мрамор стола. Он рассеянно огляделся и произнес:– Пожалуй, ничем.– Ничем – это слишком мало, – позволил себе пошутить Клементе.Он знал Риккардо ребенком, был ему вместо няньки, когда у него болел живот, рассказывал малышу об Америке и о «Фаворите».– Хочешь малиновый сок? Он так тебе нравился когда-то, – настаивал Клементе.Из множества бутылок он выудил одну, без этикетки.– Покупной или сама делала? – пробормотал Риккардо.– Синьора Роза готовила. Она каждый год делает понемногу.Клементе достал два бокала, графин с холодной водой и поставил все это на стол. Потом старый слуга сел напротив Риккардо.Риккардо Летициа разглядывал кухню, точно бедный родственник, попавший в богатую семью. Кухня в доме на улицы Джезу была святилищем Клементе. Сюда время от времени допускался тот или иной член семьи для целительной беседы с глазу на глаз со старым слугой.– Сколько лет ты уже в этом доме? – спросил Риккардо.– Много, – ответил Клементе, поискав взглядом большие электронные часы, словно по ним можно было проследить бег времени.– С 1935 года, если мне не изменяет память. В конце марта мы переехали сюда с квартиры на улице Литторио. Я помню точно, потому что как раз в эти дни Гульельмо Маркони передал с яхты, стоявшей в порту Генуи, сигнал, по которому в Сиднее, в Австралии, зажглись фонари.Клементе налил в стаканы густой малиновый сок и разбавил его водой. Подвинув один стакан Риккардо, старик задумчиво смотрел, как смешивается рубиновый сок с прозрачной водой. Старый слуга умел ждать.– Черт знает сколько лет! – вздохнул Риккардо.Домашний напиток напомнил ему вкус детства.– Много-много лет, – согласился Клементе.– Ты знаешь о нашей семье все, – сказал Риккардо.Он постепенно, как коршун, кружащий над своей добычей, подбирался к цели своего визита.– Я знаю лишь то, что видел, – скромно заметил Клементе.Риккардо смотрел на старика проницательными светлыми глазами и продолжал:– Ты видел, как росли дети, как старели мужчины и женщины и как умирали.– Конечно, повидал и хорошего и плохого.– А ты знаешь такого бестолкового человека, как я?Старик вытащил из кармана белый платок, вытер водянистые, покрасневшие глаза и помолчал.– Знаю, – наконец произнес он. – Только не мужчину, а женщину. Твою мать. При всем моем уважении к ней, она куда бестолковей тебя. Но ее это не очень беспокоит. Она всегда говорит: «Что ни делай, а все равно после зимы придет весна».Между магнатом авиационной промышленности и старым слугой завязался странный диалог.– Неужели моя мать так говорит? – удивился Риккардо.Странно звучала в устах Розы крестьянская мудрость.– Именно так, – подтвердил старик. – Вы с ней похожи, а как встретитесь, искры летят в разные стороны.– Роза Летициа никогда не питала ко мне особой любви.– Да ты дальше собственного носа не видишь, – упрекнул его Клементе.– Моим братьям досталось больше материнского тепла, – заявил Риккардо.В голосе его звучала обида заброшенного ребенка. Старому Клементе, словно отцу, открывал Риккардо тайники собственной души. Клементе и вырастил его, как сына. Потому старый слуга позволял себе называть Риккардо на «ты».Оба смущенно помолчали.– Хочешь услышать правду? – спросил старик, наклонившись к гостю.– Хотелось бы.– Так знай, тебя она любила больше, чем кого-либо. Ты – самый любимый из трех ее сыновей.– Жаль, но я этого как-то не заметил, – съехидничал Риккардо.– Ты ведь плод последней, а может, и единственной большой любви в жизни Розы.– Очень трогательная история, – иронично отозвался Риккардо.– Все истории о любви трогательны, – с чувством произнес Клементе.– Она всегда называла меня негодяем.– Мы сами придаем слову тот или иной смысл. Она так называла тебя любя.– Но держала меня подальше от семьи.– Чтобы не выдать себя. Потому что боялась: твои братья заметят, что мать предпочитает младшего.Риккардо стукнул кулаком по мраморному столу.– Любишь ты сказки рассказывать!– Я говорю правду. И говорю потому, что впервые за много лет ты спросил меня. Когда, один за другим, умерли твои братья, Роза решила, что Бог наказал ее: она слишком мало любила сыновей.– Согласись, странноватая материнская логика.– Но ведь и ты ничего не делал, чтобы вызвать нежность матери. В удобный момент завладел семейным делом. Ты очень ловко избавился от невесток и племянников. Но ты ведь избавился и от матери. Понимаешь, Риккардо Летициа?Риккардо взял стакан, пригубил, стараясь не смотреть в глаза старику.– Я хотел только показать, на что способен. Она должна была узнать, чего я на самом деле стою. Я достоин стать ее преемником, потому что научился всему у нее, хотя она и не хотела меня ничему учить. И я победил.Губы Риккардо чуть дрожали.– Вы похожи, вы совсем одинаковые, – настаивал Клементе на своем. – Инстинкт, интуиция, страсть к театральным эффектам. Неужели вы не отдаете себе отчет в том, что и слова имеют вес?Риккардо обхватил голову руками.– Может, я все делал неправильно? – спросил он. – Неправильно вел себя со своими детьми, с матерью и еще с…– С Глорией?– Да, с Глорией, особенно с ней.– Знавал я в детстве одного священника, – сказал Клементе. – Он учил меня: людям свойственно ошибаться, но настаивать на ошибке – это от дьявола. Вот я и спрашиваю, зачем ты упорствуешь, зачем ты лишаешь себя и девушку счастья?– Я сам задаюсь этим вопросом, Клементе, – с горечью ответил Риккардо.– Ты вбил себе в голову, что испытываешь к ней только родственные чувства. А обнаружив, что это не так, заставил ее выйти замуж за нелюбимого. Все прочее – лишь следствие твоих ошибок.Риккардо в любой момент мог остановить этого мудрого, безжалостного старца, но ему хотелось, чтобы его отругали как следует за те глупости, что он натворил. Любому другому он за такие слова голову бы оторвал, но Клементе, семейный колдун, мог вещать свободно.– Все, все сделано неверно, – твердил Риккардо, припомнив и последние неудачи корпорации.– Ты отказался от единственной любви, от смысла твоей жизни, – осудил его Клементе.– А ты? – с вызовом произнес Риккардо.– Что я? – покраснел Клементе.– Ты вообще отказался от жизни ради нее. От любви, от семьи, от женщин.Риккардо наносил удар за ударом, но Клементе лишь сострадательно улыбнулся.– Я жил самой прекрасной мечтой, какая только может быть дарована человеку, – сказал старик. – Я жил рядом с ней, ради нее и для нее. Я вырастил ее детей и увидел внуков. Она прожила жизнь у меня на глазах. И, надеюсь, я как-то помог ей. Я был для нее опорой в дни бедствий и горестей.– А теперь?– А теперь мы оба ждем, когда закроется за нами дверь, – без тени грусти произнес Клементе. – Мы исподволь следим друг за другом. Мы получили то, чего желали, – и я, и она.– А я не сумел стать отцом для собственных детей, женился не на той женщине и жизнь прожил не так.Он протянул Клементе пустой стакан.– Налей еще. Моя мать так и не узнает, как я люблю ее малиновый сок.– Твоя мать, – сказал Клементе, – хоть у нее и не осталось сил, сделала бы тебе огромную бутыль малинового сока. Стоит только попросить.– Не моя вина, что я такой, какой есть.– Вина… – философски заметил верный слуга, – это очень красивая дама, но никто с ней связываться не хочет…Небо за окном затянули тучи, а в сердце Риккардо вспыхнуло неодолимое желание.– Я хочу увидеть Глорию, – признался он.– А где она? – спросил Клементе.– Уехала два дня назад к Розе, в Имберсаго, укрылась там. Что ты посоветуешь?– Поступай так, как подсказывает тебе сердце.Сердце подсказывало повидать Глорию. Надо хотя бы прояснить историю с Раулем в Лос-Анджелесе. Правда, Риккардо уже провел тайное расследование и никаких подтверждений словам Консалво Брандолини не обнаружил. Глава 3 В салоне «люкс» лайнера «ДС-10», летевшего в Италию, сидели рядом Сильвано Санджорджо и Соланж. Великий модельер держал руку девушки. Он откинул голову на спинку кресла, закрыл глаза и с упоением вспоминал те волнующие моменты, что неузнаваемо изменили его жизнь. Сколько времени с тех пор прошло? Минуты, часы, дни, вечность? А может быть, до Соланж вообще ничего не было, и только с ней родились на земле любовь, разум, красота?Единственным эпизодом, заставившим его спуститься с райских небес на землю, оказались два фотографа, от которых едва удалось оторваться в Лэксе, международном аэропорту Лос-Анджелеса. Они с Соланж спрятались в зале для почетных гостей. Впервые в жизни он убежал от репортеров. Теперь он оберегал от посторонних взглядов собственный мир.«Нет, жизнь – это такое приключение, которое стоит пережить, – подумал Санджи. – Хотя бы для того, чтобы посмотреть, чем оно закончится…»Впервые в жизни он овладел женщиной, испытав при этом несказанное наслаждение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51