И Наутилус поднимается в небосвод, чтобы снова стать звездой.– Это просто сказка, но сказка чудесная, – произнесла Роза, и лицо ее озарилось улыбкой.
Так Наутилус стал для нее символом и магическим ключом, чтобы понять и объяснить то, что кипело в ее душе. А взрослые, кроме Анджело, не хотели и не умели понять Розу.Когда Розе было трудно, она брала в руки свою раковину. Она смотрела – и ей становилось легче, касалась – и чувствовала себя уверенней, не такой одинокой, а подносила к уху – слышала шум волн и шелест падающих звезд.– Как падающая звезда, – твердила она про себя.И ей казалось – перламутровые нити раковины увлекают ее в прекрасное далёко. РОЗА1918 Глава 1 Роза вывела Фьяметту из конюшни и ласково погладила мягкую теплую морду белой лошадки. Кобыла вздрогнула от удовольствия и дунула горячим дыханием в лицо хозяйки. Лошадь знала, что сейчас они с Розой неторопливым шагом проедут по дороге, обсаженной акациями и липами, а там начнется бешеная скачка по полям.В воздухе пахло снегом. Морозец покусывал лица и руки. Стояло серенькое декабрьское утро, и на квадратном дворе «Фавориты» каждый занимался своим делом. Ребятишек не было видно: одни ушли в школу, а малыши играли на конюшне, в тепле, чтобы зря не тратить дров.Роза поскакала по аллее, выложенной по краям гранитными плитами и засыпанной посередине речной галькой, чтобы легче проезжали телеги. Когда она выехала на дорогу, кто-то окликнул ее. Девушка обернулась и увидела Клементе. Теперь он работал в доме Дуньяни, предпочтя место слуги тяжелому, но хорошо оплачиваемому труду животновода. Клементе едва исполнилось семнадцать, но смотрелся он настоящим мужчиной.Роза остановилась, и юноша бегом догнал ее.– Что случилось? – спросила Роза, придерживая поводья нервно вздрагивавшей Фьяметты.Клементе заботливо протянул ей накидку из толстой шерсти.– Синьорина Роза, Джина просила вас надеть это. Сегодня холодно. Не дай Бог простудитесь, – почтительно произнес он.Роза улыбнулась, заглянув в светлые глаза Клементе, в которых читалось искреннее благоговение.– Спасибо, Клементе. – И Роза с улыбкой взяла накидку.Клементе обожал молодую хозяйку. Он не был в нее влюблен, для него Роза всегда оставалась высшим существом. Если бы она приказала Клементе умереть, он бы с улыбкой на устах бросился в реку. Он предупреждал все ее желания, знал ее склонности, служил ей с преданностью верного слуги и с братской, исполненной любви самоотверженностью. При этом Клементе был совершенно доволен собственной участью.Он помог Розе накинуть на плечи накидку и заботливо посоветовал:– Будьте осторожны, что-то Фьяметта сегодня неспокойна.– Не волнуйся, Клементе, – воскликнула Роза и легко взлетела в седло.Накидка скрыла изящные формы ее тела, которые подчеркивал костюм всадницы, перетянутый в талии кожаным поясом. Клементе улыбался, но Роза знала: пока она не вернется, он не успокоится. Она также прекрасно знала, что вовсе не Джина, постаревшая и забывчивая, вспомнила о накидке, а сам Клементе, тревожившийся о здоровье Розы. Юноша осторожно похлопывал лошадь, пытаясь успокоить животное.– Тихо, тихо, Фьяметта, – уговаривал он кобылу.– Она просто застоялась, надо побегать, – сказала Роза.Голос у девушки был звучный, богатый оттенками, прекрасно сочетавшийся с ее не столько красивым, сколько странным обликом, поражавшим и очаровывавшим. Высокие, почти азиатские скулы, крупный нос, чувственные губы, приоткрывавшие перламутр зубов, неспокойный взгляд больших черных глаз делали лицо Розы необычайно живым и запоминающимся.Она поудобней устроилась в седле, натянула поводья, сжала шенкеля, и Фьяметта легко пошла рысью.– Осторожней, осторожней, синьорина Роза! – кричал ей вслед Клементе.Давно прошло время детских игр, и юноша теперь называл ее на «вы».Роза с наслаждением отдалась скачке, объединявшей лошадь и всадницу в едином порыве, исполненном силы, ловкости, любви и преданности. Она забыла о грустном, забыла о тяжелых годах войны.Пьер Луиджи сражался на линии Пьяве и вернулся год назад с черной повязкой: во время бомбардировки он потерял левый глаз. Анджело исполнил свой долг с начала до конца: от сражения при Изонцо до битвы при Пьяве. Он вернулся невредимым, но с окончательно расшатанными нервами и целыми днями просиживал в деревенской остерии.Эпидемия гриппа-испанки, унесшая тысячи и тысячи жизней, не обошла и «Фавориту». Слегли Алина и младшие дети; Ивецио и Роза выкарабкались и, выздоровев, стали сильней, чем прежде, а мать так и не поднялась – страшная болезнь унесла ее в могилу. Скончалась Алина тихо, шепча слова любви к Господу, и на устах у покойницы застыла умиротворенная улыбка. Видно было, что в минуту перехода от жизни к смерти благодать Божья коснулась крылом Алины в награду за ее беззаветную веру. Женщины «Фавориты» еще долго судачили о ее кончине.– Будешь много знать – скоро состаришься, – крикнула Роза бившему в лицо ветру и пустила Фьяметту в галоп.Эти слова когда-то сказал ей с улыбкой Анджело, уезжая на фронт. Теперь она повторяла их иногда сама, словно магическое заклинание, пытаясь избавиться от мучивших ее тревог.Клементе стоял и смотрел Розе вслед. Он едва расслышал ее слова, но понял, что она сказала.– Плохо ей, до сих пор не оправилась от смерти матери, – вздохнул Клементе, встряхнув головой.Так думал не только он, но и все вокруг. Однако на этот раз окружающие и не догадывались об истинных чувствах девушки.Роза почти не вспоминала мать, хотя каждый вечер, перед сном, читала по ней заупокойную молитву. В последние годы Алина перестала изводить дочь постоянными напоминаниями о грехе. Но отношения между матерью и дочерью уже были испорчены непоправимо, и Роза так и не смогла простить мать.Девушка не могла отделаться от неприятного ощущения, не испытывая скорби по умершей матери. К тому же Роза постоянно чувствовала какую-то непонятную усталость. Иногда кровь у нее в жилах словно вспыхивала, лицо вдруг загоралось, а потом все кончалось приступами глубокой слабости. На девушку накатывала тоска, и неудержимые слезы лились из глаз.Женская натура, угнетенная молитвами и бесконечным моральным самоистязанием, к которому Розу приучила мать, теперь рвалась наружу. Но Роза не понимала, откуда эти приступы тревоги и беспокойства, откуда волнения и постоянные перемены настроения. Она не понимала, что это дает о себе знать мощный, неудержимый зов пола.Глухой стук копыт по тропе, дыхание лошадки, ветер, касавшийся ледяным крылом ее лица, аромат свежего снега, что несли тучи, – все радовало девушку, а сама скачка наполняла душу Розы неизъяснимым наслаждением.– Вперед, вперед, Фьяметта! – подгоняла наездница кобылу, и ветер уносил вдаль слова Розы.Девушка забыла обо всем: о войне, о ранении Пьера Луиджи, о тяжелой депрессии Анджело, о смерти Алины, о своих страданиях. Верховая езда стала для нее настоящим спасением. Ей хотелось поговорить с кем-нибудь дома. Но с кем? В семье Дуньяни остались одни мужчины. Что они знали о женщинах? Бабушка совсем состарилась и стала не от мира сего. Чем могла она помочь внучке? Потому Роза исповедовалась лошадке Фьяметте, та выслушивала монологи хозяйки, но никак не могла объяснить девушке, что же с ней происходило.Роза совершенно ничего не знала о сексе. Она никогда не видела раздетым даже ребенка, даже новорожденного, даже собственного брата-близнеца. Для Розы мужчина отличался от женщины только бородой, короткими волосами и отсутствием груди. Она жила в окружении животных, но все, что было связано с воспроизводством скота, оставалось для нее тайной. Если она видела, как петух наскакивал на курицу, она полагала, что птицы играют. Алина, заботясь о невинности Розы, заставляла ее держаться подальше от крестьянских девчонок, которые могли бы просветить девочку.– Вперед, лошадка! Вперед! – кричала Роза навстречу ветру. Она гнала кобылу галопом по тропинке, обсаженной кустами жасмина, что вилась по краю большого поля. Крестьяне как раз собирали там урожай капусты. Увидев всадницу, кое-кто из них сочувственно покачал головой.– Дочка-то у Дуньяни совсем сумасшедшая, – изрек один.В округе говорили, что у Дуньяни двое детей «с головой на плечах», а у двоих – «мозги набекрень». «С головой на плечах» были Пьер Луиджи и Ивецио, а с «мозгами набекрень» – Роза и Анджело.– Вперед, лошадка! Вперед! – повторяла девушка.Накидка развевалась у нее за плечами, как знамя. От холодного ветра на глаза навернулись слезы, так что зимний пейзаж вокруг расплывался и исчезал. Глава 2 У речной запруды Роза заметила тележку отца. Запряженный в тележку конь терпеливо ждал, потряхивая то и дело гривой и позвякивая упряжью.Иньяцио выехал из дома рано утром вместе с Ивецио – обычный объезд владений. Похоже, отец с сыном были где-то неподалеку. Роза направила Фьяметту по деревянному мостику, пустив кобылку шагом, чтобы не дай Бог конь не споткнулся на неустойчивых досках.На том берегу стояла кучка людей, и тут же все взгляды обратились к Розе. Девушка разглядела в толпе отца, брата и кое-кого из работников «Фавориты». Она заметила также незнакомого мужчину, выделявшегося элегантностью костюма и нездешним, господским видом. Роза беззастенчиво уставилась на незнакомца, так, с нескрываемым любопытством, смотрят дети на вещь, что им чрезвычайно понравилась. Этот чужак, одетый в светлое пальто мягкого драпа, а не в грубый темный плащ, очень заинтересовал девушку. И дело было не только в изысканной одежде; мужчина показался ей необычайно привлекательным: ее поразил нежный цвет лица, чуть порозовевшего на холодном ветру, и томный взгляд карих глаз, смело встретившихся с глазами девушки. Он так не походил на крестьян, чьи лица обветрились на солнце, а глаза навечно сощурились из-за привычки вглядываться в даль, гадая, какая завтра будет погода или какой урожай даст поле.– Моя дочь Роза, – представил девушку отец.Незнакомец снял серо-жемчужную шляпу с полями и улыбнулся.Роза увидела, что волосы у него светлые, волнистые и густые.– Рад познакомиться, – произнес мужчина, склонив голову.Роза залилась краской, потом сама же устыдилась своего смущения, но не спешилась, а продолжала смотреть на него с настойчивостью ребенка, завороженного новой игрушкой.– Простите ее, доктор, – извинился Иньяцио. – Она у нас всегда была дикарка, а теперь еще осталась без матери, вот и некому напомнить девочке о хороших манерах.И Иньяцио строго взглянул на дочь.– По-моему, она очаровательна, – сказал незнакомец, не отрывая взгляда от Розы.Девушка улыбнулась, польщенная комплиментом. Только в книгах Роза читала, как герой называет «очаровательной» случайно встреченную синьору. – Это доктор Стефано Канци, – объяснил сестре Пьер Луиджи.Она лишь молча кивнула головой, уставившись во все глаза на приезжего.– В окрестностях Бергамо свирепствует ящур, – продолжил Пьер Луиджи. – Доктора прислала санитарная служба Милана. Он должен проследить, чтобы зараза не разнеслась по нашим местам.– Понятно, – произнесла Роза.Она наконец решилась и протянула доктору руку. Он сжал ее пальцы, и девушка почувствовала силу и тепло его ладоней.– Мы сделаем все, что в наших силах, и постараемся победить болезнь, – сказал Канци.Роза с трудом отвела глаза от доктора Стефано, который тоже пристально рассматривал ее. Какой он красивый! Словно сошел со страниц иллюстрированного журнала…– Я поеду домой, – сказала Роза отцу.Она осторожно развернула Фьяметту, а Иньяцио крикнул вслед дочери:– Доктор обедает с нами. Займись обедом! Чтобы все было в порядке!Потом он подошел поближе к дочери и вполголоса произнес:– Пошли кого-нибудь в деревню. Пусть приведут Анджело. Может, хоть сегодня он соизволит посидеть за столом с нами.
Анджело недавно исполнилось тридцать. До войны он занимался хозяйством в «Фаворите», и у него неплохо получалось. Но с фронта он вернулся совершенно опустошенным, лишенным сил и энергии, ничто не интересовало его. Наверное, дело было не только в жестокостях войны и страданиях в окопах. Что-то нарушило душевное равновесие неукротимого, гордого мужчины, и каждый вечер он в одиночестве напивался в остерии.Раньше Иньяцио и Алина тщетно пытались обуздать нрав своего первенца. В молодом Анджело бушевала неуемная сила, все его существо дышало недюжинной энергией. Он не поддавался дрессировке. Как-то он провел в родном доме целый год, и Иньяцио смог в полной мере оценить старшего сына, всегда неулыбчивого с лица, но наделенного железным характером. Смягчался Анджело лишь при виде Розы. А ведь у него была деловая хватка: Анджело умел торговаться с крестьянами, умел выгодно продать скот и фураж.– Из этого парня может кое-что получиться, – сказал как-то Иньяцио жене. – Он не похож на братьев. Анджело – наш сын, а говорит и действует, как чужой. Но в голове у него мозги есть.И Иньяцио покрутил указательным пальцем у виска.– Что там есть? Хорошее или плохое? – с горьким вздохом спросила Алина.А через несколько дней Анджело в очередной раз исчез. В доме уже привыкли и знали, если Анджело не выходит к завтраку вместе со всеми, значит, опять исчез. В последний раз он сбежал перед призывом на военную службу и сел в генуэзском порту на торговое судно, направлявшееся в Африку.– Ничего, когда-нибудь он вернется и останется навсегда, – сказал Иньяцио, успокаивая жену. – Воздух «Фавориты» в крови у него, как и у всех Дуньяни. Дорогу домой он найдет всегда.Каждый раз Анджело возвращался с подарками и с рассказами о своих приключениях. Роза слушала его открыв рот, и в ее воображении фигура брата разрасталась до гигантских масштабов. Он казался ей повелителем мира, разделявшим трапезу с африканскими царями, арабскими халифами и индийскими магараджами. Он знал английских баронетов, бродил по восточным базарам, говорил на всех языках и умел читать по звездам. Тем более умел он читать мысли восторженной девочки.Но после войны что-то изменилось. Иссяк источник его повествования, угасли порывы юности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51