Они не виделись три дня. Руджеро только что вернулся из Рима самолетом.– «Роза Летициа-64» – просто прелесть, – сообщил Руджеро, зажигая сигарету. – Комфортабельный салон, мощность – поразительная, и точен, как хронометр.С нескрываемым удовольствием Руджеро выпустил струйку дыма.Муж Розы теперь совсем не напоминал того тощего, растрепанного мальчишку, с которым она столкнулась на улице в Бенде. Это был уже не тот лихой воздушный всадник, позволивший ей некогда испытать счастье полета на Стейтен-Айленде. Руджеро выглядел процветающим промышленником и вел себя соответственно. Но он терпеть не мог, когда Роза дразнила его «акулой бизнеса», так некий остроумец окрестил людей разбогатевших, а те, кто богатства не достиг, охотно употребляли это выражение. Миланцы прозвали аквариумом здание на проспекте Венециа, заселенное исключительно богатыми промышленниками. Жильцы дома – не в меру упитанные – походили друг на друга зализанными волосами, костюмами классического покроя, пальто с меховыми воротниками и бриллиантовыми кольцами на мизинцах.– Всегда приятно слышать, как хвалят собственную работу, – усмехнулась Роза. – А ты что скажешь, Пьер Луиджи? – обратилась она к брату.– Слова не многого стоят, – проворчал Пьер Луиджи.Он, как и прежде, был худощав и всегда спокоен. Его не изменили ни деньги, ни власть. Пьер Луиджи смотрел на мир единственным глазом, в котором огонек интереса вспыхивал лишь тогда, когда он трудился над усовершенствованием моделей самолетов. Он обладал редким чутьем механика и воображением. Богатство воспринимал как неизбежное следствие работы, а дело свое Пьер Луиджи любил безумно. Его раздражало светское общество, где с удовольствием появлялись Роза и Руджеро. Ни одна женщина не возникла на его горизонте, сбывалось пророчество старого Иньяцио: Пьер Луиджи умрет холостяком. Даже Коррадино, легкомысленному брату Руджеро, не удавалось завлечь Пьера Луиджи в какую-нибудь авантюру.Роза провела рукой по волосам, приводя в порядок непокорные локоны.– А ты, как всегда, спокоен, – сказала она, обращаясь к Пьеру Луиджи.– Конечно. Работа завершена. Результат вполне удовлетворителен. Нет оснований для тревоги.– А я ужасно волнуюсь, – призналась Роза.– Хочешь выпить? – спросил Руджеро, верный американским традициям.– Этого еще не хватало! – воскликнула Роза.– Военный самолет готов, – сказал Пьер Луиджи, оторвавшись наконец от документов и складывая их в папку.– Как-никак, а сегодня мы заключаем самый крупный контракт после продажи самолетов бельгийцам из компании «Сабена» и чехам, – заметила Роза, пытаясь оправдать собственное волнение.Появился служащий компании и объявил о прибытии китайской делегации. Спор пришлось прекратить.– Не принимай во внимание мои выходки, – извинился Пьер Луиджи. – Мы с Руджеро сделали великолепную машину, а ты заключила контракт, устранив всех конкурентов. Воздадим хвалу самолету «РЛ-64» и личным достоинствам Розы Летициа.– Спасибо за поддержку, – со вздохом сказала сестра, – мне она очень нужна.Обаяние и ум Розы приятно удивили высокопоставленного китайского генерала, который был невысокого мнения о женщинах вообще и об итальянках в частности.Пьер Луиджи подошел к сестре и ласково сжал ей руку.– Я тобой восхищаюсь, – признался он. – Мне иногда хочется, чтобы наши родители посмотрели, какой ты стала.Оба вспомнили Анджело, но никто не произнес имени старшего брата.– Без тебя и Руджеро у меня бы ничего не получилось, – сказала Роза.Раздался негромкий стук в дверь, и на пороге появилась Джина, секретарша Руджеро, деловитая дама лет сорока, строгая и неприступная. Она жила только работой, отдав всю себя служению семье Летициа.– Генерал Ли Ян, – представила Джина, распахивая дверь и пропуская вперед улыбающегося китайца, за которым следовали еще трое китайцев с такими же улыбками.День выдался напряженным, переговоры завершились в положенный срок к взаимному удовлетворению сторон. Соглашение с китайскими националистами добавило денег в казну корпорации, и Летициа могли с оптимизмом смотреть в будущее.В квартире на втором этаже небоскреба по проспекту Литторио царило необычное оживление, связанное, впрочем, не с одержанной победой, а с неожиданным недомоганием английского сеттера Бирры. Собака забилась в угол и выходить оттуда не желала. Бирра отказывался от еды, не обращал внимания на ласки хозяев и пребывал в глубокой апатии.– Этого еще не хватало! – запаниковал Руджеро.На вилле в Имберсаго держали много собак: английские сеттеры, ирландские спаниели, великолепные пойнтеры, отрабатывавшие свое за сезон охоты. Но Бирра и Джинджер были неразлучными спутниками Руджеро и даже его тайными конфидентами. Он привязался к ним с болезненной страстью, не лишенной налета суеверия.– Ветеринара вызвали? – спросила Роза у Клементе.Она имела в виду доктора Адольфа Штейнера, швейцарца, лечившего собак во всех богатых домах Милана.– Мы его обыскались, но так и не нашли, – ответил Клементе. – Наверное, доктора вызвали куда-то.Руджеро забыл о своем титуле графа Карпанцано и, вспомнив своих крестьянских предков, выпалил самые страшные проклятья на сицилийском диалекте.– Несчастное животное умирает, – вопил он. – А этот докторишка пропал. Берет за визит кучу денег, а когда надо, его нет на месте!– Успокойся! – сказала Роза. – Яростью ты собаку не вылечишь. Есть и другие ветеринары в Милане. Поищем.Служанка приготовила для Бирры подстилку у окна. Неожиданно зазвонил телефон. Трубку взял Клементе.– Говорите! – заорал он, насмерть пугая звонившего.В Клементе осталось грубоватое простодушие крестьянина-бергамца. Он так и не научился сдержанному изяществу, каким отличались дворецкие в богатых домах, хотя всегда восхищался такими слугами. Но в нем было большее: верность семье и преклонение перед Розой. Слуги его уважали и боялись, друзья Летициа завидовали им: надо же иметь такого неподкупного сторожевого пса! За десять лет, проведенных в Америке, Клементе выучил английский, поскольку без языка ему было не обойтись. А вот итальянский ему давался нелегко. Он думал и чувствовал на родном диалекте. Крестьянское происхождение навсегда осталось с Клементе. Ко всяким современным выдумкам вроде телевизора он относился с подозрением и страхом.Клементе выслушал сообщение и обратился к Руджеро:– Господин граф, звонит ваша секретарша. Она нашла хорошего ветеринара. Он сейчас будет.– Слава Богу! – с облегчением вздохнул Руджеро, проводя рукой по поредевшим волосам.– Теперь успокоился? – спросила Роза. – Доктор появится с минуты на минуту. Уведи Джинджера, а я займусь Биррой.– Да, конечно, – согласился Руджеро. – Но сразу сообщи мне, как дела.Он вышел, а за ним последовал Джинджер.– Как ты думаешь, что с ним? – спросила Роза у Клементе, склонившись над собакой.– Городские животные, – покачал головой слуга. – Выращены искусственно, разводят их от кровных родственников. Вот и получаются либо великолепные собаки, либо совсем больные.– Да при чем тут это? – возразила Роза, хотя прекрасно знала: от кровных родственников получаются или образцовые экземпляры, или уроды.– Очень даже при чем, – заметил Клементе.Хозяйка и слуга были давними друзьями. Годы еще больше сблизили их, Клементе был единственным человеком, от которого у Розы не было секретов. Или почти не было.– Что же с ним такое? – задумчиво произнесла Роза.– Заразу подцепил, – констатировал Клементе. – И серьезную заразу…– Может умереть? – забеспокоилась Роза.– Может, – не исключил Клементе. – Городские животные слабые. Они живут как люди, и живут плохо. Умирают они тоже плохо.– Если Бирра околеет, для него это будет трагедией, – сказала Роза, думая о Руджеро.Привратник сообщил по домофону, что пришел доктор. Через несколько минут Клементе ввел в комнату ветеринара.– Графиня Летициа, – поприветствовал Розу врач.У него был приятный, звучный голос.Роза кивнула головой и вдруг смертельно побледнела. Сердце ее учащенно забилось. Словно порыв штормового ветра распахнул вдруг перед ней окно в прошлое.– Я – доктор Канци, – представился мужчина, протягивая руку. – Где наш больной?Роза механически пожала его руку и подвела к Бирре.– Посмотрим, посмотрим, – ласково сказал ветеринар, словно обращался к больному ребенку.Роза смотрела на этого господина средних лет, с обширной лысиной и опущенными плечами, одетого с подчеркнутой элегантностью, которая не в состоянии была скрыть расплывшуюся фигуру. Через шестнадцать лет она встретила мужчину, в объятиях которого узнала любовь. Она вспомнила ту страшную встречу, положившую начало краху семьи Дуньяни.Ветеринар поставил на пол черный кожаный саквояж с инструментами и лекарствами и приступил к осмотру собаки.Неужели перед ней тот обаятельный горожанин, выделявшийся на фоне крестьян изысканным костюмом и благородством черт? Куда подевалась его нежная, гладкая кожа, густые волнистые белокурые волосы, томные глаза? Она взглянула на красивые руки, что когда-то ласкали ее, доведя до изнеможения, и заметила, что пальцы слегка деформированы артритом и на коже уже выступили темные старческие пятна. Губы, подарившие ей первый поцелуй, стали тонкими и бескровными; некогда блестящие глаза теперь подозрительно помутнели, на них появились красноватые прожилки, как у тех, кто выпивает лишнего.– Клементе, разберись с ветеринаром, – вполголоса приказала Роза.Верный слуга, казалось, читал мысли госпожи.Когда доктор Канци поднял взгляд, чтобы сообщить о здоровье собаки, вместо очаровательной хозяйки дома он обнаружил рядом дворецкого. Ветеринар вопросительно глянул на Клементе.– Синьора просит вас сообщить все мне, – заявил Клементе.Врач поднялся, аккуратно отряхнув брюки.«Приглашают ветеринара, словно педиатра к ребенку, – подумал доктор Канци. – А потом забывают, что вызывали».Он счел поведение Розы проявлением типичного для нуворишей высокомерия: с врачом здесь обращаются хуже, чем со слугой. Доктор Канци прописал очистительное для Бирры и удалился.Клементе понял, что Розу ветеринар не узнал, и очень этому обрадовался. Глава 2 Роза ощутила потребность принять ванну и расслабиться. Вода действовала на нее успокаивающе. Она погрузилась в благоуханное море ароматических солей и почувствовала себя заново родившейся. Но ее преследовала одна навязчивая мысль. Неужели она млела от страсти в объятиях этого невзрачного, смешного человечка? Он казался ей гигантом, так она воспринимала своего первого возлюбленного. Тень Стефано Канци заслоняла в первую брачную ночь живое и реальное присутствие Руджеро Летициа. Из-за Канци пришлось ей пойти на отвратительную ложь. А стоило ли? Нет, доктор Канци не заслуживал того. Он был лишь знаком судьбы. И ничем больше. Все так, но волнение, которое Роза сейчас испытала, противоречило здравому смыслу. Воспоминания захлестнули ее: смешались в один поток и болезненная жестокость матери, и страх перед Божьей карой, и пророчества бабушки, и безумная любовь Анджело к сестре, и мор скота, и огонь, пожравший «Фавориту», и бегство в Америку.Сколько бед обрушилось на ее семью! Но сила духа Розы, энергия и здравый смысл победили все. А теперь, казалось, эти качества покинули ее.Роза знала: в жизни нет ничего случайного. И самый безжалостный судья – собственная память и совесть…Как в кривом зеркале, увидела Роза себя, юную девушку, в объятиях серого, жалкого человечка. Она почувствовала отвращение к себе самой и жалость к Ивецио, на которого легла кровавая Каинова печать. В памяти всплыло страстное, скорбное лицо Анджело, искавшего смерти.Кто-то постучал в дверь ванной.– Синьора Роза, если бы вы только знали, синьора Роза, – залепетал Клементе.Роза вышла из ванны, накинула халат и открыла дверь.– Ну, что мне следует знать? – раздраженно спросила она.Клементе смотрел на хозяйку и не мог выговорить.– Знали бы вы… знали бы вы, – твердил он.Роза вспомнила, что на попечении Клементе был оставлен сеттер.– Бирра? – спросила она.– Нет, синьора Роза, Бирра завтра выздоровеет.У Розы возникло желание отхлестать Клементе по щекам.– Или говори, или пошел вон! – резко сказала она.– Господин граф… – начал Клементе.– Ну и что случилось с господином графом? – язвительно спросила Роза.– Он скончался, госпожа графиня, – выпалил Клементе.Роза кинулась в спальню, где отдыхал Руджеро.Муж лежал на боку, обнимая подушку, словно ребенок, ищущий защиты. У его ног жалобно подвывал Джинджер.Руджеро Летициа умер от инсульта, глупой, банальной смертью. Так часто умирают любители сытно поесть и крепко выпить, заядлые курильщики, склонные к гипертоническим кризам, но живущие слишком напряженной жизнью. Семейный врач, доктор Д'Урбино, знал, что Руджеро предрасположен к удару, но никак не предполагал, что все произойдет так быстро.Роза испытывала не столько глубокую скорбь, сколько бесконечную грусть. Она потеряла верного друга. С ним она ощутила пьянящую радость первого полета, с ним вместе узнала, что успех – дитя интуиции, таланта, случая, но более всего – долгого терпения. Они были рядом в будни, в повседневной жизни, в горе и радости. Ей будет не хватать его спокойного неизменного присутствия. Руджеро всегда оказывался рядом в нужный момент, а теперь он ушел, тихо и незаметно, будто отыграв свою роль.И гораздо больше, чем лаконичные строки некролога в «Коррьере», сказали о Руджеро Летициа, бедном эмигранте из Сицилии, разбогатевшем в Америке, слова его друга, умного, образованного и учтивого Бруно Аркурио, произнесенные над могилой. Роза искренне растрогалась, прощаясь с человеком, который с терпением и любовью сопровождал ее по жизни, в светлые дни и в темные ночи, когда сияло солнце и когда наползал густой туман.– Неужели только несчастье, скорбь, болезни и, наконец, смерть помогают почувствовать, сколь дорога нам сама жизнь? – вопрошал Бруно над могилой Руджеро Летициа. – Неужели жизнь должна соприкоснуться с прозрачно-зелеными водами смерти, чтобы мы осознали ее извергнутую поэзию?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51