– опять затянул он обычную песню.Когда происходило что-то из ряда вон выходящее, Клементе терял речь, он едва лепетал слова, и понять его было совершенно невозможно. Последний раз такое случилось с ним лет десять назад и, как всегда, предвещало беду. Роза прекрасно помнила ту историю: тогда она еще была молода, ей не исполнилось и семидесяти трех.А Клементе и тогда выглядел стариком. Он путался в словах и никак не мог выговорить страшную весть: сын Розы, Риккардо, обвел вокруг пальца мать и овдовевших жен своих братьев, став единственным главой концерна «Роза Летициа и сыновья».Роза в тот год как раз вернулась из швейцарской клиники, где целая команда специалистов во главе с профессором Хансом Бровером разглаживала ей морщины, заставляя повернуть вспять бег времени и пытаясь возвратить иллюзию молодости. И тогда Клементе выбежал ей навстречу, твердя: «Если б вы знали, синьора Роза!»Ей пришлось призвать на помощь всю свою силу, чтобы победить болезненную нервозность Клементе. Но когда наконец удалось понять, в чем дело, прахом пошел двухмесячный труд швейцарских врачей. Что-то у нее сломалось внутри, в сложной и хрупкой системе мозгового кровообращения. Розу разбил паралич, приковавший ее к инвалидному креслу.– Если б вы знали, синьора Роза! – раздавалось над ее ухом старческое бормотание Клементе.Они остановились у дверей ее кабинета. Роза решила стерпеть и дождаться, пока он выговорится. Да и что ее могло теперь волновать? Несчастья больше не причиняли ей страданий, а радости не согревали душу. Прожитые годы и жизненный опыт помогали ей находить верные интонации и точные реплики в разговоре, но чувства и переживания остались в прошлом, теперь ее удел – лишь бледные призраки прежних страстей.Клементе стоял перед ней, умоляюще сложив руки.– Синьора Роза, – все твердил он, – синьора Роза, не знаю, как и сказать…– Старый болван… – проворчала Роза.Ей хотелось, чтобы Клементе оставил при себе известие, которое так мучило его, но она была уверена, что горестная весть сейчас обрушится на нее.– Речь идет о синьоре Глории… – выговорил наконец старый слуга.У Розы перехватило дыхание.– Глория? – прошептала она.И без того бледное лицо старой женщины стало мертвенно-белым. Пальцы вцепились в подлокотники кресла, словно Роза хотела вскочить и побежать. К ней вновь вернулась решимость, и глаза гневно засверкали. Потом взгляд ее растерянно смягчился.– Почему именно Глория? – пробормотала она, обращаясь к неприступному и безжалостному Богу. – Ну меня ты не пощадил, так я заслуживала наказания. Но почему Глория?Пальцы Розы разжались, и она откинулась на спинку кресла.– Рассказывай все!– Синьора Глория в клинике, – ответил Клементе, к которому наконец вернулся дар речи.– Когда ее увезли?Все сведения у Клементе приходилось вырывать чуть ли не силой.– Незадолго до вашего возвращения домой.– Что с ней случилось? – уже спокойно спросила Роза.– Наглоталась снотворного. Очень много разных лекарств… Кажется, она хотела умереть… – добавил Клементе, призвав на помощь все свое мужество. – Горничная нашла ее, вызвала «Скорую», а потом позвонила сюда. Она ничего никому не расскажет, ей можно доверять.– Позови Марио! – приказала хозяйка.Она ошиблась, думая, что ее уже ничто не может тронуть. Было и у нее уязвимое место, и судьба точно нанесла удар.– Слушаюсь, синьора, – почтительно отозвался Клементе.– Я еду в клинику Пресвятой Девы.Клиника Пресвятой Девы на шестьдесят процентов принадлежала Розе, хотя официально владельцем числилось акционерное общество с конторой в Вадуце. Здесь семейство Летициа спасалось от болезней. Никакие сведения о членах семьи ни при каких обстоятельствах не выходили за стены клиники. Глава 2 Почти шесть часов прождала Роза в комнате рядом с палатой интенсивной терапии, где лежала Глория. Время от времени к ней заходил профессор Батталья, внимательно следивший за состоянием больной. Он старался поддержать Розу, но пока не решался делать прогноз на будущее.– Как она?– Гораздо лучше, – поспешил заверить ее профессор.– Глория справится?– Должна. Организм крепкий, и привезли ее вовремя.– Будем надеяться… – вздохнула Роза.Врачи могли и ошибаться, несмотря на свой опыт и всесилие науки. Ведь человек всегда был странным созданием – он мог упасть с четвертого этажа и остаться целехоньким, а мог и умереть от пустяка.– Чем я могу вам помочь? – участливо справился профессор Батталья.– Сообщите, когда жизнь моей внучки будет вне опасности, хорошо бы поскорей!Роза не стала ничего есть, только выпила стакан воды. Время шло, а она все думала о Глории. Судьба внучки вовсе не походила на жизнь ее бабушки, но обе были одинаково несчастливы.Лишь ближе к вечеру Розе сообщили долгожданное известие: жизнь Глории вне опасности. Профессор Батталья улыбался. Он выглядел усталым, но удовлетворенным. Спасение внучки синьоры Летициа, пожалуй, даст возможность обновить в клинике радиологическое отделение.– Можете зайти к ней и поговорить, – предложил он, – но недолго и…– Не утомлять ее, знаю, – прервала его Роза и жестом приказала Олимпии взяться за кресло.– Я сам помогу вам, – вызвался профессор и покатил кресло в палату.Оказавшись рядом, лицом к лицу, бабушка и внучка никак не выказали своих чувств. Профессор оставил их наедине. Глория протянула Розе руку, и та сжала ладонь внучки в своей. У обеих руки были холодны как лед. Черты лица Глории заострились, а кожа казалась белее подушки. Карие глаза оттеняли темные круги.– У тебя чудесные духи, бабушка, «Арпеджио»… такой аромат… – едва слышно произнесла Глория.– Да, пахнут приятней, чем эти противные лекарства, – живо отозвалась Роза.– Прости, тебе приходится из-за меня страдать.– Жизнь закончится, когда ей положено. И нечего захлопывать дверь раньше времени, – назидательно заметила бабушка.– Мне так не терпелось покончить со всем этим. Я не счастья искала в забвении, а покоя. В этой абсолютной пустоте я чувствовала себя хорошо, как никогда.– Глупости! – резко оборвала внучку Роза. – Никогда не слышала подобной ерунды и слышать не желаю.Голос старой женщины звенел – Роза дала волю возмущению.– Ну вот, теперь я тебя узнаю, – с вымученной улыбкой произнесла Глория. – Не забудь, ты не должна меня утомлять, – иронически добавила девушка, намекая на рекомендации врача.– Ладно, оставим пока, – сдалась бабушка.Роза неотрывно смотрела на тонкий строгий профиль внучки, в ее огромные глубокие глаза, в которых еще таились мятежные отблески. А мягкие трепетные линии рта, казалось, дышали нежностью.– Ты меня простила?– Еще спрашиваешь!Роза сделала вид, что рассердилась.Ей показалось, будто жизнь вернулась в обычное русло и попытка самоубийства Глории – всего лишь дикая нелепость.– Тебе тоже надо бы отдохнуть, – участливо заметила Глория.– У тебя совета не спрашивают! – оборвала ее Роза.– Да уж, конечно! – усмехнулась Глория.В ней странно перемешалась кровь Дуньяни, уроженцев Ломбардии, сицилийцев Летициа и американцев Монро, среди предков которых были краснокожие. В двадцать шесть лет она имела диплом филолога, множество друзей по всему миру и титул княгини, полученный после бракосочетания с Консалво Брандолини дель Рио. Ею восхищались, и ей завидовали. И вот эта счастливица оказалась в реанимационном отделении, и ее чудом спасли.– Неужели тебе так невмоготу? – спросила Роза, стараясь не выдать собственного волнения. – Неужели тебе так трудно жить?– Этому ремеслу я еще не научилась.– Опять слова! – рассердилась бабушка. – И где ты их только набралась! Не то чтобы нам выпала лучшая в мире участь, но жизнь-то Бог дал всего одну…Глория устало смежила веки и отвернулась: что бы она ни сказала, все прозвучало бы фальшиво. Появилась медсестра – предупредить Розу, что пора уходить. Но, увидев, как безмолвно страдают обе женщины, осторожно прикрыла дверь.– Как же я не заметила, что с тобой происходит? – вздохнула Роза.– Я оказалась хитрей: мне удалось скрыть, а тебе не удалось обнаружить, – иронично заметила Глория, посмотрев бабушке в глаза.– Именно это меня и тревожит…– Думаешь, если бы ты догадалась, то смогла бы повлиять на меня?Глория усмехнулась, в словах ее чувствовался вызов.– Моя жизнь принадлежит мне! – резко произнесла она. Но тут же добавила: – К несчастью, мне…И она отвернулась, прячась лицом в подушки.Роза старалась подыскать нужные слова, уместные в такую минуту, но слова не находились, и она остро ощутила свою беспомощность. Ее обступали призраки прошлого, неуловимые и мучительные. Душевные силы, что когда-то помогали Розе пережить тяжелые моменты, теперь оставили ее. Она стара, безнадежно стара. Всего лишь снисходительная улыбка внучки развеяла иллюзии бабушки, считавшей себя сильной и могущественной.Роза попыталась сделать Глории внушение:– Глория, ты женщина, тебе уже двадцать шесть. У меня в твоем возрасте было двое сыновей…Перед глазами Розы встали ее дети: крепкие, красивые мальчики. Эти воспоминания придали ей сил, но она тут же отбросила их и обратилась к внучке с суровыми словами:– Ты живешь как во сне. Я считала тебя взрослой женщиной, да, видно, ошибалась.Глаза Розы гневно сверкали, лицо пылало от негодования.– Ты что думаешь, жизнь – это волшебная сказка?– Ничего я не думаю… – робко возразила Глория.– Конечно! Малейшая трудность – и тебе хочется уйти, хлопнув дверью. Но жизнь несется, как скорый поезд. На ходу не выскочишь… И не забудь, я тоже в этом поезде!– Прости, бабушка…Голос Глории звучал мягче.– И я когда-то жила в розовом тумане, – не унималась Роза, – и я верила, что жизнь – прекрасный цветок, распустившийся для меня. Когда ты молода, тебе кажется, что только сорви его – и на твой век хватит этой живой благоуханной прелести. И ты осторожно прячешь цветок в ладонях, вдыхая его аромат, с закрытыми глазами, со счастливой улыбкой умиления… – Голос Розы срывался от волнения. – А когда раскроешь ладони, оказывается, твой прекрасный цветок завял; лепестки засохли и опали, развеялось благоухание. И ты держишь в руках что-то жалкое… Тогда тебя охватывает горечь, горечь утраченных иллюзий. Все существо твое рвется к этому цветку, а его уже нет. Но душевный порыв остается, остается до самого заката жизни, если, конечно, тебя не унесет в могилу раньше времени несчастный случай или безжалостная болезнь. Однако жизнь иногда дает нам утешение, спасая от безнадежности. Ты, например, мое спасение; ты вознаграждаешь меня за страдания. Где-то в этом необъятном мире есть утешение и для тебя, и ты его непременно найдешь.Роза говорила искренне; последние слова она произнесла тихо и печально. Глория молча слушала бабушку.– Все именно так, – продолжала Роза. – Ты искала смерти, потому как решила, будто тебя в жизни уже ничего не ждет. А ведь ты еще и не срывала свой прекрасный цветок!Слушая бабушку, Глория ощутила, как глубоко одиночество старой женщины, которую считали всемогущей.– Наверное, мы обе сегодня кое-что поняли, – произнесла она.– Надеюсь, – грустно откликнулась Роза.И печаль бабушки, словно в зеркале, отразилась в глазах внучки.– Да, – вздохнула Роза, – в моем прошлом довольно тайн, несбывшихся желаний и утраченных грез. Сердце мое переполнено тоской, дорогая…Никогда Глория не видела Розу Летициа такой – признания бабушки никак не соотносились с привычным для нее обликом главы семейства.– Я сожалею… – произнесла Глория, то ли имея в виду свой безрассудный поступок, то ли неизвестные доселе страницы жизни Розы, что так неожиданно открылись ей.– Ну, хватит, – отрезала Роза и, нажав кнопку, развернула кресло-каталку к огромному окну. Она не хотела, чтобы внучка заметила нахлынувшие слезы.Роза сдвинула кремовую нейлоновую занавеску и взглянула на огни города. Ее затуманенному взору они казались колеблющимся пламенем свечей на фоне черных крыш и блестящего от дождя асфальта. На колокольне церквушки рядом с клиникой пробили часы. Синьора Роза нахохлилась в кресле. Никогда еще Глория не чувствовала, что бабушка так дорога ей.В дверях показалась медсестра, из-за ее спины выглядывала вторая.– Извините, – вполголоса, но твердо произнесла сестра, – надо сделать укол, а потом синьоре лучше отдохнуть.Роза Летициа энергично высморкалась. К ней вернулась обычная уверенность.– Ухожу! – заявила она и властно добавила, двигаясь к дверям: – Следите как следует за моей внучкой, а то не сносить вам головы! Глава 3 Олимпия проверила температуру воды в ванне и осторожно подложила под голову синьоре Розе резиновую, обшитую губкой подушечку.– Вам удобно? – заботливо спросила Олимпия, стараясь как можно лучше исполнять свои обязанности.– Прекрасно! – ответила хозяйка.В мягком тепле огромной ванны розового мрамора Роза наконец-то отдыхала после напряжения дня. А в мыслях она вся была в прошлом; молодость ее давно отцвела, отцвело и тело, скрытое сейчас под шапкой пены.– Все проржавело, – пробормотала Роза, – проржавело и никуда не годится…– Вы что-то сказали, синьора? – спросила Олимпия.– Ничего! – отрезала госпожа.Розе хотелось одиночества, но оставаться одна она не могла: безжалостная физическая немощь не позволяла. Когда-то, ощутив наступление старости, Роза боролась с ней всячески, прибегнув и к скальпелю, и к тысяче дьявольских ухищрений косметики, чтобы сохранить блеск молодости. Знаменитейшие хирурги творили чудеса, но у старости был непобедимый союзник – время. Роза вдруг припомнила старый афоризм: «Смерть – это обычай, которого, рано или поздно, приходится придерживаться каждому».Она усмехнулась – не смерть страшна, а старость и дряхлость. Смерть – это удел каждого человека.Сегодня Роза просила Всевышнего прибавить ей жизненных сил и отпустить еще немного времени: она нужна внучке. У Розы осталась только Глория; жизнь внучки – драгоценный сосуд, и она желала наполнить его всеми сокровищами мира. Нет, бедняжка не имеет права вышвырнуть себя на свалку!Тревоги, терзавшие старое, но неукротимое тело Розы, отразились на ее лице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51