Ева Модиньяни: «Миланская роза»

Ева Модиньяни
Миланская роза



OCR Аваричка
«Миланская Роза: Роман»: ЭКСМО-Пресс; Москва; 1999

ISBN 5-04-002791-5 Аннотация Несравненная Роза Летиция – удивительная женщина, глава крупной семейной корпорации – сама сделала свою жизнь. В ее большой семье были и семейные тайны, и убийство, браки по расчету и скандальные разоблачения. Но все изменилось, когда она встретила Ричарда. Они не клялись друг другу в вечной любви. Они просто любили, как впервые в жизни. Ева МодиньяниМиланская роза РОЗА1982 Глава 1 Моросил мелкий дождь; похоже, снега на Рождество миланцам не дождаться. Зима пришла в город неожиданно, так обычно приходят дурные вести. Приближался праздник, и рождественские огни в сыром тумане были бледными и расплывчатыми.Синьора Роза обвела взглядом улицу – мимо неслись машины, обдавая тротуар брызгами грязной воды; шоссе вдалеке пересекала восточная автострада, совсем рядом тянулась линия метро в сторону Кашина Гобба.По левой стороне улицы высились многоэтажные дома, выросшие на пустырях и окруженные чахлой зеленью. Здесь же встал огромный куб – издательство «Риццоли».Ей невольно вспомнилось детство: ферма, луга, зеленая равнина до самого горизонта; взглянешь – сердце радуется.Синьора Роза плотнее укуталась в шаль и откинулась на спинку инвалидного кресла, которое катила высокая светловолосая девушка. Сиделка свернула на узкую улочку и остановила коляску у двери почтового отделения.При появлении синьоры Розы оживились погасшие взгляды; чуть слышные голоса зазвучали с почти забытой уверенностью; мрачные, настороженные лица заулыбались. Очередь за пенсией расступилась, пропуская обшарпанную инвалидную коляску.– Как вы себя чувствуете, синьора Роза?– А как себя может чувствовать синьора в восемьдесят три года? – не без кокетства ответила она. – Я родилась, когда в Париже открылась всемирная выставка.Кто-то рассмеялся, а синьора Роза усмехнулась, сверкнув необыкновенно белыми ровными зубами. Будто отблеск далекой молодости промелькнул на ее бледном тонком лице.Девушка – ее сиделка – тем временем подошла к окошечку с пенсионной книжкой в руках.– А кто эта синьора Роза? Что с ней все так носятся? – поинтересовалась у соседки пожилая женщина, одетая в черное.– Синьора Роза – она и есть синьора Роза. Настоящая синьора! Матушка моя была служанкой у них в семье. У семьи синьоры Розы тогда было имение, вон там. – И пенсионерка показала пальцем сквозь мутное стекло куда-то в строну издательства «Риццоли». – Называлось оно «Фаворита»; богатые люди были, богатые… Я, конечно, мало о них знаю, но моя бедная матушка много могла порассказать. А потом все развалилось… никого из семьи не осталось, пропали куда-то…– Боже праведный! – сочувственно откликнулась ее собеседница. – А что с ней случилось? Под машину попала?– Чего только про нее не рассказывали! До правды никто так и не докопался. Болтали о каком-то преступлении, – продолжала словоохотливая женщина. – Перед самым концом войны на их семью обрушилось столько несчастий! Кто умер, кто пропал. Дом сгорел, а землю продали. Что дальше было – неизвестно. Только потом синьора Роза вернулась уже в коляске… Раз в два месяца она приходит на почту за пенсией.– Роза Дуньяни, – вызвала служащая из-за окошечка, прикрытого пуленепробиваемым стеклом.Сиделка взяла регистрационный журнал и ручку и положила на колени своей подопечной. Та подписалась, а затем ей отсчитали деньги: хрустящие банкноты по пятьдесят, десять тысяч и по тысяче лир. Всего четыреста девяносто шесть тысяч лир.Синьора Роза с довольным видом убрала деньги вместе с пенсионной книжкой в потрепанную черную сумочку, любезно, с улыбкой, распрощалась со всеми и бесшумно удалилась в сопровождении статной блондинки.Девушка покатила коляску по улице, ловко маневрируя на мокром асфальте, и скоро свернула на тихую боковую улочку. Там, рядом с оградой какой-то мастерской, стоял бронированный «Роллс-Ройс». Навстречу женщинам с улыбкой поспешил молодой, атлетического сложения шофер.Роза выпрямилась и резким движением сбросила с плеч шаль, которую белокурая девушка едва успела подхватить. Шофер, словно куклу, взял синьору на руки и привычным движением опустил на заднее сиденье машины. Сиделка сложила инвалидное кресло, засунула его в багажник и села рядом с хозяйкой.Роза Дуньяни сбросила маску скромной пенсионерки и снова стала самой собой – Розой Летициа, в недавнем прошлом главой авиационного концерна «Роза Летициа и сыновья». Ее считали одним из серых кардиналов международной финансовой империи. Зашуршали шины, и «Роллс-Ройс» двинулся в сторону центра.– Помоги мне снять эту мерзость, – приказала Роза, расстегивая черное драповое пальто.– Сию минуту!И Олимпия – так звали белокурую девушку – помогла госпоже избавиться от поношенного пальто.– Ты слышала жалобы этих несчастных? Не забудь связаться с профессором Батталья насчет операции бедняги Пассони, – сказала синьора Роза.– Да, конечно, – поспешила ответить девушка.Она никак не могла привыкнуть к причудам хозяйки.– А как рада Анита! Наконец-то у бедняжки есть крыша над головой, – продолжала Роза.– И она так и не узнает, что получила квартиру благодаря вам?Роза только пожала плечами:– А какая разница? Пусть думает, что мир не без добрых людей. И благодарить ей никого не надо…– А вы когда-нибудь считали, скольким людям помогли? – спросила Олимпия, убирая шаль и черное пальто в большой блестящий бумажный пакет с надписью «Каравелла».Шофер передал на заднее сиденье горжетку из черно-бурых лис, легкую, как облако, и необыкновенно теплую. Роза, поймав в зеркальце заднего обзора взгляд молодого человека, улыбкой поблагодарила его.– Скольким людям я помогла… – задумчиво произнесла Роза, – не стоит считать…– Вы слишком добры, – не без иронии заметила Олимпия.Хозяйка уловила ее сарказм, но оставила его без внимания.– Не говори глупости, – резко возразила Роза, – если на другой чаше весов окажутся те, кто из-за меня пострадал, эта чаша перевесит…– Могу себе представить, – ехидно заметила девушка.– Ты себе слишком много позволяешь! – оборвала ее хозяйка.Девушка помогла старухе накинуть на плечи лисью горжетку и примирительно произнесла:– Вы, синьора, развлекаетесь, изображая из себя бедную пенсионерку.– Ну, бедной меня, пожалуй, не назовешь, но я действительно пенсионерка, – возразила Роза. – Теперь я всего-навсего Роза Дуньяни, вдова Руджеро Летициа, по документам – домохозяйка, пенсионерка, собственных средств не имею.Теперь, когда Роза сняла поношенное пальто и уродливую шаль, серебристо-седые волосы и живой взгляд по-особому освещали ее тонкое лицо.– Значит, вы только из любопытства возвращаетесь к собственному прошлому? – вызывающе спросила Олимпия.– И почему я до сих пор не выставила тебя вон?– Наверное, я вам нужна…– Да я таких сотню найду! – резко оборвала она сиделку.– Разве? – смутившись, пробормотала Олимпия, вдруг испугавшись, что позволила себе слишком много.Но синьора, похоже, не собиралась сердиться, и девушка успокоилась.– Сотню! – решительно повторила Роза. – А держу я тебя потому, что мне по нраву твоя прямота.«Слава Богу, пронесло!» – с облегчением вздохнула Олимпия и, не удержавшись, взглянула на ноги хозяйки.Та заметила взгляд и прекрасно поняла, что он означает.– А на ноги мои не смотри! – велела Роза. – Если мне взбредет в голову дать тебе пинка, я еще вполне в силах это сделать. – И она добавила со всей серьезностью: – Я могу сделать все, если действительно того захочу.«Попробуй снова стать молодой…» – подумала про себя Олимпия. Однако она поостереглась высказаться так прямо и резко вовсе не потому, что боялась оскорбить хозяйку, а из страха потерять место. Но Роза, казалось, читала ее мысли.– Скажи, скажи, змея, что у тебя на уме? – ехидно спросила синьора.Ответ не заставил себя ждать.– Хотела бы я быть такой же сильной, как вы, – призналась девушка, и, в общем, она не кривила душой.Если чему и завидовала Олимпия, то именно силе духа хрупкой старой женщины. Богатство и могущество Розы – все было лишь следствием ее несгибаемой воли.– Увы! – вздохнула Роза, и в глазах ее промелькнула грусть. – Тело мое наполовину мертво.Она помолчала, а потом, похлопав Олимпию по крепкой круглой коленке, добавила:– Ноги мои отходили свое, а скоро и остальное последует за ними. А ты еще завидуешь…Девушка попыталась утешить ее:– Не всегда же так было…– Нет, – улыбнулась Роза, – бывало и куда хуже!Бронированный «Роллс», провожаемый завистливыми взглядами, уверенно и бесшумно двигался в потоке машин, который, казалось, расступался перед роскошным автомобилем. Сквозь стекла лимузина проплывавшие в сером тумане вывески магазинов и дорогие витрины казались еще заманчивей.Роза откинула крышечку в подлокотнике сиденья и вынула синюю бархатную коробочку; в ней оказалось четыре изумительных кольца. Она надела по одному на указательный и средний палец левой руки и два – на безымянный палец правой. Роза вытянула руку, любуясь чудесными камнями, вставленными в ажурные оправы.– Прошу, синьора, – сказала Олимпия, протягивая госпоже зеркало.Роза несколькими взмахами расчески привела в порядок серебристо-седые волосы. В зеркале отразилось ее все еще красивое лицо.– Ну вот, – заключила она, – как бы то ни было, но возвращаться иногда к началу собственного пути весьма полезно.– Возвращаться, чтобы творить добро? – не удержалась от вопроса Олимпия.Роза строго и властно взглянула на служанку.– Запомни, – произнесла синьора, – творящий добро облегчает жизнь прежде всего самому себе. Я не хочу забывать, какой путь прошла, и не желаю утрачивать связи с реальной жизнью.– Конечно, я понимаю, синьора, – поспешила заметить Олимпия, думая, что хозяйка ожидает ответа.Но Роза, не обращая внимания на девушку, продолжала как бы про себя:– Я всегда оставалась в одиночестве – и в горе, и в радости. – Кивком головы она велела Олимпии убрать зеркало. – У беды друзей нет, а успех порождает досаду и зависть. В грязной луже, внизу, орут лягушки, а заберешься наверх, на колокольню, – там надрываются вороны.Она ненавидела лицемерие и любила называть вещи своими именами. Абсолютно все: и то, что относилось к судьбе человека, и то, что было связано с сексом, и то, что касалось ее собственных отношений с ближними.– Вы себя плохо чувствуете? – спросила Олимпия, заметив, как изменилось выражение лица хозяйки.– Пока нет, но постучи по дереву! – заметила Роза, роясь в сумочке в поисках ключей.«Роллс» двинулся по улице Монтенаполеоне и доехал до угла улицы Джезу. Роза с презрением взглянула на галерею, выстроенную по проекту бездарных архитекторов перед магазином Картье. Узкая, как нора, галерея, накрытая к тому же бело-желтым тентом, может, и смотрелась бы где-нибудь на Пятой авеню, но одним своим видом оскорбляла знаменитую старинную миланскую улицу.– Какая гадость! – возмутилась Роза. – Напомни мне позвонить мэру.– Конечно, синьора. – И Олимпия тут же отметила поручение в записной книжке.«Роллс» свернул на улицу Джезу и вскоре оказался у старинного дома восемнадцатого века. Развернувшись, машина съехала вниз, в просторный гараж. Там стояли автомобили разных эпох, все на ходу и сверкавшие, как зеркала. Эти модели осчастливили бы любого коллекционера, а Розе они напоминали о прошедших годах. Она любовалась автомобилями, но сердце ее переполняла грусть.Шофер вышел из «Роллса», открыл заднюю дверцу и заботливо склонился к хозяйке.– Вы позволите, синьора? – спросил он, широко улыбаясь.– Конечно, позволю, – усмехнулась Роза.Молодой человек взял ее на руки и понес к лифту.– Право, мне не на что жаловаться, – продолжала старуха, – какая другая женщина в моем возрасте может себе позволить такую роскошь? У калеки есть свои преимущества. – И добавила: – Конечно, если калека богата.– Вы всегда шутите, синьора, – отозвался шофер Марио.– Вам еще что-нибудь угодно? – заботливо спросила Олимпия.– Нет, пока ничего, – ответила Роза и снова улыбнулась Марио.Ей нравилось шутить с молодым шофером.Олимпия открыла дверь лифта, и с едва слышным шелестом кабина вознеслась на последний этаж. Они вышли в коридор, выдержанный в нежных матовых тонах: свет, цвет, вся обстановка. Марио опустил улыбающуюся Розу в другое кресло на колесиках. У кресла в почтительном ожидании стоял верный Клементе, старый, согнутый годами слуга. Голубые, подернутые пеленой глаза приветливо улыбались.Клементе провел рядом с Розой всю жизнь. Еще мальчишкой оставил он родную ферму и следовал за Розой в ее сумасшедшей гонке по всему миру – сквозь годы, сквозь страны, сквозь жизнь. Он видел, как усмиряла она мужчин, лошадей, моторы; он видел, как она смеялась и плакала. А теперь Клементе наблюдал, как Роза умирала, но он не отдавал себе в этом отчета, потому что умирал вместе с ней.– Ох, синьора Роза, если б вы знали… – затянул Клементе свою обычную присказку. – Если б вы знали… – твердил он, толкая слабыми руками кресло по мягкому плотному ковру.Волнение сжимало ему горло, не давая говорить. Всю свою долгую жизнь Клементе жил чужими чувствами: радость, боль, возмущение или гнев никогда не бывали порождены его собственными переживаниями. Они лишь отражали события бурной жини Розы Летициа, урожденной Дуньяни.Клементе был единственным человеком, которому было известно все о Розе и ее семье: скандалы, интриги, любовные истории, несчастья и мрачные тайны. И он собирался унести все это с собой в могилу.– Ты стареешь и заговариваешься! Давай, говори же! – потребовала Роза.Она повернулась в кресле, чтобы лучше видеть лицо старого слуги, пока тот провозил коляску через холл, отделанный светлым орехом, к кабинету хозяйки.Роза больше не притворялась; игра миллиардерши, развлекавшейся посещением почты, была забыта. Она любила Клементе – самого близкого ей человека, но надавала бы ему пощечин, если бы он не решился объясниться.– Если б вы знали, синьора Роза!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51