..
Он не договорил, плюнул смачно на землю и, не попрощавшись, пошел к своей м
ашине. А я остался стоять, с ног до головы облитый его презрением, и под зав
ывания несчастного Головахи, бьющегося в объятиях белой горячки, думал т
олько об одном: неужели я действительно такой кретин?

6
Пинтуриккьо

Из ближайшего автомата я позвонил в контору. Таракан уже куда-то отвалил,
но Нелли в ответ на мой вопрос сказала высоким дрожащим голосом со слезо
й:
Ч Артемушка в Склифосовского, в реанимации. Состояние критическое...
Я мысленно перевел дух: жив, слава Богу! И тут же совсем некстати подумалос
ь, что, случись чего с любым из нас, именно эта стерва будет с траурной морд
ой собирать по редакции деньги на похороны. Вернувшись к машине, я увидел,
что спустило заднее колесо. Прокляв все на свете, я вытащил из багажника з
апаску, но тут же оказалось, что заело домкрат. Через час изуверской борьб
ы с бездушной железякой на тридцатиградусной жаре я одержал наконец вер
х, но победа не принесла мне удовлетворения. Грязный, потный и злой я уселс
я за руль и обнаружил, что в баке нет почти ни капли бензина.
Как сказали бы астрологи Ч не то сочетание планет. Не зря они предупрежд
ают, что есть дни, когда тебе с твоим гороскопом лучше всего посидеть на ди
ване. Сегодня с самого утра бес вытащил меня из дому и теперь водит по этом
у треклятому городу, как по темному лесу: то яма, то коряга, то трясина боло
тная. Поэтому, когда уже в сумерках обнаружилось, что в довершение ко всем
у у меня исчез бумажник, я ничего, кроме дикого желания истерически захих
икать, не испытал.
Отмаявшись в длинной очереди на заправку, я стоял столбом перед кассой и
в десятый раз судорожно охлопывал карманы. Когда это могло случиться? В т
о время, как меня выносили из «Интертура»? При сражении за мои щетки? У зло
счастного «Эдема»?
Ч Мужчина, будете платить или нет? Ч нечеловечески рявкнул мне в лицо д
инамик. В отчаянии я выгреб из джинсов последнюю бумажную мелочь, которо
й едва хватило на пять литров, и через минуту стремительно покинул место
своего очередного позора.
В бумажнике были все мои деньги до ближайшей зарплаты, паспорт, визитные
карточки, свои и чужие, еще какие-то нужные и не очень нужные бумажки, но по
-настоящему дорогим был для меня он сам. Старый дедовский бумажник из тел
ячьей кожи, потертый, но еще крепкий, с медными заклепками на углах, со мно
жеством отделений на черной атласной подкладке...
Домой, домой, думал я, давя на педаль газа. Добраться до дома, залпом допить
оставшийся после Матюшиной опохмелки коньяк, съесть какой-нибудь бутер
брод, упасть на диван и зарыться в одеяло. Мой дом Ч моя крепость, моя спал
ьня Ч мой бастион, мой диван... Мой диван Ч это моя Багратионова флешь, пос
ледний рубеж обороны.
Наш двор в свете фар тоже смахивал на поле боя. Вдоль и поперек он был изры
т траншеями полного профиля, земля в обрывках проволочных заграждений, а
на бруствере канализационного окопа замер подбитый еще прошлой осенью
ржавый бульдозер. Кто с кем сражается, неизвестно, но позиционная война т
янется уже четвертый год и конца ей не видно.
Подъезд соблюдал светомаскировку. Стальная дверь лифта, хоть и была расс
читана на прямое попадание фугаса, от беды не уберегла: он опять не работа
л. Держась за перила и считая пролеты, я добрался до своей площадки, в кром
ешной тьме ощупью нашел замочную скважину, отпер дверь и замер с ключом в
руке.
В квартире кто-то был. По всему дому горел свет: в прихожей, в кухне, даже в т
уалете. Я сделал три осторожных шага и остановился на пороге комнаты. Под
ложив под голову мою подушку, задрав ноги на спинку моего стула, на моем св
ященном диване удобно развалился с книжкой из моей библиотеки утренний
строитель БАМа, мальчик Пинтуриккьо со справкой об освобождении.
К этому позднему часу у меня уже не осталось энергии для сильных чувств, п
оэтому я только устало прислонился к косяку и спросил:
Ч Ты как сюда попал?
Не меняя позы, он одарил меня очаровательной улыбкой и любезно сообщил:
Ч С вашего позволения, через дверь.
То, что замок в моей квартире открывается ногтем, мне было известно и рань
ше. Собрав последние силы, я грозно рявкнул:
Ч Ну положим, моего позволения ты не дождался! А как узнал, где я живу?
Поставив на пол пустую бутылку и небрежно отшвырнув книжку в угол дивана
, он извлек из-за спины мой бумажник и, не говоря ни слова, протянул его мне.

Все с той же прелестной улыбкой.
Несколько секунд я, утратив дар речи, размышлял о последовательности дей
ствий: сначала взять у него из рук бумажник, а потом заехать ему в морду, ил
и наоборот. Наверное, мои сомнения явственно проступили у меня на лице, по
тому что он быстренько отбросил свою улыбочку, вскочил на ноги и напыщен
но закричал:
Ч Только без рукоприкладства, прошу вас! Если вы набрались жестокости в
ыгнать человека из дома на ночь глядя, скажите словами. Пожалуйста, я уйду
! Да, уйду, а вы ложитесь спать и спите спокойно...
Я даже с некоторым интересом смотрел, как у этого комедианта вполне нату
рально дрожит гордо задранный подбородок, и охота дать ему в морду остав
ляла меня. В конце концов, надо принять во внимание, что ко мне вернулся ст
оль дорогой для меня дедовский бумажник, а весь ущерб ограничивается доп
итым коньяком.
Ч Между прочим, Ч перехватив мой взгляд, сообщил он с видом оскорбленно
й невинности, Ч не имею такой дурной привычки допивать последнее.
С этими словами он наклонился к не замеченной мною раньше новенькой спор
тивной сумке, раздернул «молнию» и принялся выкладывать на журнальный с
толик быстро растущую гору снеди. Тут были бокастые узбекские помидоры,
хрупкие нежинские огурчики, целый букет из кинзы и регана, здоровенный ш
мат тамбовского окорока в хрустящей вощеной бумаге, круг румяного лаваш
а, а завершали все это благолепие две бутылки драгоценного грузинского «
Енисели».
Ну и ну, только и смог я обалдело потрясти головой! При моей зарплате я не в
состоянии был без достаточного повода позволить себе такое пиршество. П
очувствовав, очевидно, некоторое потепление в моем настроении, гость, уж
е больше ни о чем не спрашивая, ринулся на кухню и вскоре вернулся оттуда с
тарелками, стаканами и прочими приборами. Я вчуже отметил, что он, однако,
неплохо ориентируется в моей квартире, но соображение это быстро вытесн
илось запахами ветчины и коньяка. Все выяснения отношений я решил перене
сти на после ужина. Чокнулись, выпили по первой, и я поинтересовался:
Ч Как тебя звать-то, прелестное дитя?
Дитя крепкими белыми зубами впилось в кусок окорока и с полным ртом отве
тило:
Ч Стрихнин.
Ч Это что же, фамилия или кличка?
Проглотив кусок, он пожал плечами и сообщил:
Ч Мой дедушка с материнской стороны был иудейского вероисповедания. Фа
милия ему была Стрехнин. Ну а простые русские люди ее переиначили в Стрих
нин. Дескать, хоть и горький я на вкус, а все одно пользы от меня больше.
Ч Ну-ну, Ч сказал я, с интересом его разглядывая. Ч И какая же от тебя мож
ет быть польза?
Ч Иронизировать изволите, гражданин начальник, Ч осуждающе поджал он
губы и плеснул в стакан коньяка. Ч Да если б я вам свою жизнь порассказал...

Ч А и не надо, Ч махнул я рукой. От выпивки и вкусной еды по всему телу беж
али волны тепла, отпускало набившееся за день во все поры напряжение. Ч С
ам все знаю, что ты расскажешь. Значит, отца своего ты не помнишь, а мать раб
отала на фабрике и много пила. Так? Потом она умерла и тебя отдали в детски
й дом. Как вырос, уехал ты работать на Север. Или на Дальний Восток? Трудилс
я в поте лица, а тут, как на грех, несчастная любовь, она с другим, драка на та
нцах в клубе. Мерзавец-судья, дурак-адвокат, пять лет усиленного режима... А
вообще-то ты парень работящий, честный, только надо помочь тебе с прописк
ой в Москве, снять судимость и подыскать какую-никакую работенку. Вот тут
и поможет тебе лох, который хоть и служит в газете, а даже за бумажником св
оим уследить не может.
Я замолчал выжидающе, а Стрихнин, повертев задумчиво перед глазами кусоч
ек огурца на вилке, сказал:
Ч Н-да, здорово сочиняете. Только ни на Востоке, ни на Севере я никогда не
был. Тутошние мы, московские, всех родственников могу перечислить аж до ч
етвертого колена. И в лагерь меня окунули, между прочим, совершенно по дел
у. Потому что я не честный и не работящий. Я мазевый катала. И упорный вор. Пр
осто меня здесь давненько не было, а так вот вышло, что мне покудова по ста
рым адресам лучше не ходить.
Стрихнин дожевал, опрокинул стакан с коньяком, продышался и сказал:
Ч Первый день в городе, денег пока ни копья, вот и свалился тебе на голову.
Извини, друг. Скажешь уйти Ч уйду.
Я тоже хлопнул стопку, закусил ветчинкой и ответил, прямо-таки физически
ощущая, как «Енисели» делает меня с каждой минутой все добрее и благород
нее:
Ч Если ты думаешь, что я зарыдаю и кинусь тебе на шею, то напрасно. Ложись в
кухне, на кушетке. Про жизнь будем завтра разговаривать. Кстати, если у те
бя не было денег, как тебе удалось скупить весь рынок? Ч я обвел руками ст
ол.
Ч В бумажнике взял, Ч легко сообщил он.
Ветчина колом встала у меня в горле, глаза вылезли из орбит.
Ч В долг, в долг! Ч замахал руками, испугавшись моего лица, Стрихнин. Ч Д
ень-два, и все отдам!
Потом мы по очереди принимали душ, причем Стрихнин предварительно выпро
сил у меня для себя не только свежее полотенце, но и пару новых трусов. Зат
ем ему потребовались бритвенный станок, одеколон, маникюрные ножницы и н
аконец зубная щетка, чтобы почистить зубы на ночь. Черт возьми, думал я, уж
е лежа под одеялом и слушая, как он там шурует потихоньку на кухне и в ванн
ой, для бомжа этот паренек действительно чересчур цивилизован. Тут мне в
голову пришла одна мысль, и я крикнул:
Ч Эй, Стрихнин! А если ты и впрямь такой крутой, зачем тебе понадобились м
ои дворники?
Он появился на пороге комнаты, чистый, благоухающий, в новеньких коттоно
вых трусах сирийского производства, и сообщил:
Ч Дворники твои мне были не нужны. Мне, если честно, и бумажник твой на хре
н был не нужен. Вся штука в том, что я простой советский парень, родился и вы
рос при социализме, А главный принцип социализма знаешь, какой?
Ч Ну-ка, Ч подбодрил я его.
Ч Что не украдено Ч то пропало!
«Енисели» тихо убаюкивал мой натруженный мозг, сон плыл мне в лицо клочь
ями, как туман над полем, и в этих клочьях мелькал, пропадая и вновь возник
ая, тупой зад грязно-белой «шестерки» с номером 87-49. А может, 49-87? Или 47-89? Стоя в
тумане посреди пустого поля, я уже не был уверен ни в чем. И с этой своей неу
веренностью окончательно заснул.

7
Джакузи

Двойные, обитые кожей двери в кабинете Таракана были гостеприимно распа
хнуты. Это означало, что кабинет пуст и редактора, которому я собирался до
ложить, как продвигается, а вернее, не продвигается дело с его личным зада
нием, нет на месте. Установив этот факт, я хотел было быстренько ретироват
ься из приемной, но локаторы Нелли уже засекли меня. Привстав за своей кон
торкой, она призывно взмахнула каким-то листком бумаги и потребовала:
Ч Максимов, сдай пять тыщ.
Я автоматически сунул руку в карман и только потом спросил:
Ч На что?
Ч На фрукты и цветы для Дашкевича.
Ч Пошла ты к черту! Ч сказал я с чувством, повернулся и вышел, оставив ее
в бурном возмущении.
Сегодня с утра я еще перед редакцией заехал в «Склиф». Стеклянная дверь с
надписью «Реанимация» была густо замазана изнутри белой краской, и пере
д этим рубежом неизвестности сидела на стуле Лилька с опухшим, некрасивы
м сейчас лицом, с помертвелым взглядом. Когда я появился в коридоре, у нее
даже не нашлось сил заговорить, она только слегка прикрыла глаза, давая п
онять, что видит меня, что благодарит, а потом на мой молчаливый вопрос еле
заметно покачала головой. Жив, понял я, но пока из всех радостей Ч только
эта.
Затем я разыскал врача и узнал подробности. Гематома мозга, перелом берц
овой кости и нескольких ребер, одно из которых проткнуло легкое. Кома. Гем
опневмоторакс. Необходима нейрохирургическая операция. Прогноз неопре
деленный. Так что цветы и фрукты были сейчас Артему ни к чему. Ему сейчас б
ыло нужно одно: как-нибудь не помереть.
Погруженный в свои мрачноватые мысли, я чуть не налетел в коридоре на наш
его парламентского корреспондента Веничку Орозова по прозвищу Железны
й Веник. Веничка шел мне навстречу, на ходу читая какие-то листки, и, когда м
ы столкнулись, вместо «здрасьте» цепко ухватил меня за плечо и пробормот
ал, не отрываясь от чтения:
Ч Игорек, как тебе фраза: «Политически подкованная блоха, которая засел
а под хвостом у демократии и там, под хвостом, кусает, не вызывая ничего, кр
оме раздражения». А?
Ч "Политически подкованная блоха" Ч свежо. Остальное грубо и пошло, Ч с
казал я.
Ч Правильно, Ч благосклонно кивнул Железный Веник, отпуская мое плечо.
Ч Я уже вычеркнул.
Ч Ты Гаркушу не видел? Ч спросил я в свою очередь.
Ч Он у себя, Ч ответил Веничка и ухмыльнулся: Ч В страшных муках творче
ства.
Владик Гаркуша, похожий на замусоленный карандашный огрызок, тосковал в
своем кабинете над свежей полосой завтрашнего номера. Бог дал ему дар ге
ниального репортера, великолепное чутье на все паленое и жареное, лишив
за это элементарного чувства слова. Девочки в корректорской, случается,
буквально рыдают над его материалами: ему, например, ничего не стоит напи
сать что-нибудь вроде «с трудом пополам», «нанес делу пользу» или «роско
шно обделанное помещение», а в сложноподчиненных он может запутаться до
такой степени, что бывает проще вычеркнуть целиком весь абзац, чем разоб
рать, о чем там речь. Вот и сейчас всклокоченные волосы вокруг его криво от
есанной лысеющей макушки и обкусанные до мяса ногти на руках говорили о
том, что борьба с русским языком в полном разгаре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38