Ч Вот еще крысу принесло на нашу голову...
Потом он небрежно сунул редакционную книжечку обратно мне в карман, легк
о приподнял меня за шкирку, проволок по коридору и выставил на площадку. Т
ам он взял меня за плечи, повернул лицом к себе, сказав проникновенно и мяг
ко, насколько может быть мягким кусок обжаренной в печке глины:
Ч Забудь, что ты здесь был. Понял?
В голове у меня все еще кружилась черная карусель, ноги держали плохо, адс
ки болела грудь, а он стоял передо мной в хозяйской расслабленной позе, пр
авой рукой держась за входную ручку, левую положив на стальной косяк. Я не
ответил, тогда он переспросил еще раз, уже угрожающе:
Ч Понял или нет?!
И тут на меня нашло. Накатило такое дикое бешенство, такая кровавая пелен
а встала перед глазами, что забылись разом и грудь, и ноги, и черная карусе
ль.
Ч Понял, Ч сказал я, стиснув зубы, и со всей силы шарахнул плечом стальну
ю дверь.
Кирпичный не успел убрать пальцы с косяка. Это я знаю точно. Даже когда я б
ыл в самом низу, среди пустоглазых бессмысленных лебедей, его звериный н
еумолкающий рев все еще метался под готическими сводами подъезда. Тольк
о оказавшись в своей машине и дав газ с места в карьер, я в полной мере осоз
нал, что сдуру наделал. Можно было только догадываться, кем был при жизни н
еведомый пока Ступа, кто такой Рикошет и какую роль при них играла эта кир
пичная образина. Но хорошего ждать от этой компании мне теперь не следов
ало.

12
Неликвид

Как говорит мой друг Артем, минер ошибается дважды. Первый раз Ч когда по
дписывается на эту работу. Я подписался на эту работенку сто лет тому наз
ад, когда, глядя из сегодняшнего далека, мины были не страшнее елочных хло
пушек. Потом втянулся постепенно, а теперь вот выяснилось, что ничего дру
гого, кроме как складывать слова в предложения, не умею, переквалифициро
вываться поздно. Я ехал по нашему городу развивающегося капитализма, с г
рустным недоумением размышляя, до какой жизни дошел. Человек интеллиген
тной профессии, с верхним образованием, прочитавший столько книжек гума
нистически настроенных авторов, взял и прищемил железной дверью пальцы
другому человеческому существу. Пусть бандиту, пусть подонку, пусть в от
вет на его, мягко говоря, некорректное ко мне отношение...
Впрочем, рефлексировал я не слишком долго. Минут через десять, при поворо
те с Манежной на Тверскую, совесть моя постепенно успокоилась, придя к ко
мпромиссу. Я, конечно, сделал это без удовольствия. Но с наслаждением.
У меня оставались один телефон и два адреса. Заглянув в блокнот, я отметил
, что один из адресов у Белорусского вокзала, на Лесной, а другой буквально
в двух минутах езды оттуда, в Самотечном переулке. Это решило дело, и я, отл
ожив мысли о ледяной окрошке в прохладной редакционной столовой, решите
льно свернул с Тверской направо. Только бы не били больше по голове, думал
я, выбирая место для парковки напротив нужного мне дома. Все остальное Ч
пожалуйста.
На звонок первым выскочил огромный белоснежный Лабрадор; красивый ласк
овый теленок, подпрыгнув, лизнул меня в лицо, обнюхал и, не найдя, видимо, во
мне ничего достойного внимания, удалился.
Передо мной осталась стоять хозяйка, крошечная женщина с пучком седеющи
х волос, ростом ненамного выше своей собаки. Дюймовочка в бальзаковском
возрасте. Ее личико, мелкое, как пересохшая лужица, выражало минимум инте
реса к пришельцу, какой бывает разве что у глухонемых. Почему-то я не стал
прикидываться ни налоговым инспектором, ни агитатором из партии зелены
х, а сразу достал редакционное удостоверение и спросил, кем ей доводился
Сергей Сергеевич Цыпляев.
Ч Проходите, Ч предложила она неожиданно низким для ее комплекции гол
осом.
И я прошел, а вернее, протиснулся сквозь прихожую, до потолка заваленную к
нигами. Книги занимали и большую часть пространства в комнате, где мы нак
онец оказались. Они были в пачках, в стопках, лежали подломившимися в осно
вании грудами, просто валялись на полу. Все это напоминало место сражени
я, усеянное брошенной при отступлении амуницией.
Ч Не обращайте внимания, это так, остатки, неликвид, Ч пробормотала Дюй
мовочка, разгребая для меня краешек дивана. Сама она уселась на единстве
нный свободный от литературы стул, оглядела комнату, покивала головой в
такт каким-то своим мыслям и заметила без всякого выражения:
Ч Давно бы надо все это вынести на помойку. Да сил нет.
Вкратце история была такова. Ее муж, Сережа Цыпляев, в книжных кругах боль
ше известный как Сережа Памятник из-за своего особого пристрастия к соб
иранию серии «Литературные памятники», был рядовым книжным «жучком» на
чала восьмидесятых. Торговал, впрочем, не только «памятниками», а всем, чт
о давало доход. Потом однажды были эти злосчастные четыреста экземпляро
в «Путешествия Нильса с дикими гусями», прямо из типографии и поэтому де
шево. Путешествие закончилось в Республике Коми, в исправительно-трудов
ой колонии общего режима, продлившись, с зачетами, два с половиной года. Дю
ймовочка ждала. Сережа трудился и исправлялся, держась, как Стойкий Олов
янный Солдатик, и вышел на свободу с абсолютно чистой совестью: как раз за
время его отсидки спекуляция нечувствительно превратилась из уголовно
-наказуемого деяния в солидный и легальный бизнес.
Выйдя, он сразу же включился в новую многообещающую жизнь. Сперва вместе
со старыми приятелями образовал небольшой книготорговый кооператив, п
отом при нем появилось свое издательство, которое, быстро разбогатев, пр
евратилось уже в торгово-издательский дом с красивым названием «Кентав
р». Книжный бум шел полным ходом: изголодавшееся население самой читающе
й в мире страны мело все подряд: Чейза, Набокова, Чарскую и Генри Миллера. И
тогда бывший книжный «жучок» Сережа Памятник, бывший зек Цыпа, а ныне оди
н из столпов отечественного книгоиздания Сергей Сергеевич Цыпляев зад
умал проект века. Собрал все активы, взял в банке кредит и издал чудо полиг
рафического искусства: «Лучшие сказки всех времен и народов» в твердом з
олотом переплете, с цветными картинками на каждой странице, финская веле
невая бумага, полтора кило чистого веса. На книжном рынке это была малень
кая сенсация. Сто тысяч тираж, пять долларов себестоимость, оптовая отпу
скная цена одиннадцать долларов. Минус накладные расходы Ч полмиллион
а баксов дохода.
Ч Теперь я тоже думаю, что его убили, Ч просто сообщила мне Дюймовочка, с
тавшая вдовой Оловянного Солдатика. Ч Я ведь не лезла в его дела, никогда
не знала подробностей. Только недавно случайно узнала, как проходила эт
а сделка: по накладным одно, чтоб меньше шло в налоги, а все остальное на че
стном слове...
Восемьдесят процентов тиража взяли оптом две компании: «Старт» и «Полис
игма». А ровно через пять дней после того, как книги вывезли со склада, Цып
ляева прямо возле дома насмерть сбил неизвестный грузовик.
Ч Убили, Ч почти без всякого выражения повторила Дюймовочка, Ч и нико
му ничего не докажешь...
Мне совершенно нечего было возразить ей. Я даже не мог утешить ее ни едины
м словом.
В Самотечном переулке стоят дома, похожие на праздничные торты: чистые, с
вежие, затейливо украшенные где многогранным эркером, где полукруглой л
оджией, где стрельчатой башенкой. Не дома, а мечта из розового, как крем, ки
рпича. Входные двери здесь стеклянные, трехметровые. Естественно, у окру
жающего пролетариата должно быть большое искушение шарахнуть булыжник
ом, ан нельзя: стеклянный подъезд стерегут не старушка консьержка, не дря
хлый отставник, а молодые ядреные парни в пятнистой форме. Слева дубинка,
справа револьвер в кобуре, посреди тельняшка в вырезе форменной куртки.
Не хватает лишь пулеметных лент на груди. Попробуй сунься!
Я сунулся, но дальше турникета меня не пустили. Редакционная ксива произ
вела не больше впечатления, чем если б я предъявил пенсионную книжку. На в
опрос, к кому, я неопределенно сообщил, что к Карымовым. На вопрос, ждут ли м
еня там, дипломатично ответил, что надеюсь. Полистали какой-то журнал, но
моей фамилии там, разумеется, не нашли. Наконец смилостивились и позвони
ли в квартиру по телефону. Там никого не оказалось, после чего я стал подоз
рителен вдвойне и уже ясно увидел, что, если немедленно не уберусь, меня из
гонят из этого кондитерского рая физическими методами.
Тем бы, наверное, и кончилось, но тут к стеклянному подъезду подвалила све
ркающая черным лаком «волга», из которой выкатился мужичок-колобок Ч м
аленький, но при этом ужасно широкий во все стороны. Его крепко посаженно
е на тройной подбородок толстое круглое лицо улыбалось ни к кому конкрет
но не относящейся улыбкой, от чего по нему, как по недопеченому караваю, шл
и бесчисленные ямочки. Войдя, он сделал пухленькой ручкой приветственны
й жест слегка подтянувшейся охране, после чего по начальственной привыч
ке всегда как бы проявлять интерес к окружающей жизни, поинтересовался:
«О чем сыр-бор?» Ч и, совершено не нуждаясь в ответе, прошествовал к лифта
м. Но один из сухопутных матросов, видать, недостаточно еще выдрессирова
нный, пробормотал ему вслед, что я вот рвусь к Карымовым, а их, понимаешь, да
же дома нет. И колобок вдруг остановился, как по команде «замри» в детской
игре.
Даже ногу, кажется, до конца не опустил на мраморный пол. Постояв недолго в
такой позиции, он все-таки поставил ногу на место, после чего вернулся на
зад, к турникету, взял мое удостоверение и принялся его изучать. Поскольк
у изучать там особенно нечего, а делал он это удивительно долго, я пришел к
выводу, что голова колобка занята в этот момент не только осмыслением на
звания газеты, а также прочих содержащихся в документе скудных данных.
Вывод оказался в целом правильным, потому что, вернув мне книжечку, он соо
бщил охране, что «молодой человек со мной», и мы вместе отправились навер
х. В лифте колобок представился мне чиновником Фонда имущества Валерием
Фаддеевичем Раскутиным. Он так и назвал себя Ч «чиновником», правда, с за
метной долей иронии в голосе.
Всю жизнь я, как почтальон, хожу по чужим домам. Профессия такая. Но и меня м
ожно удивить. Лестничная площадка, на которой мы оказались, была размеро
м с теннисный корт. Первое, что бросалось в глаза, это полное отсутствие бр
онированных дверей: видно, местные жители будут побесстрашнее, чем рядов
ое население города. А когда мы зашли в квартиру и оказались в гостиной, я
наметанным глазом определил, что отделка с обстановкой в этих апартамен
тах тянет не меньше чем тысяч на шестьдесят долларов. Где ты, моральный ко
декс строителя коммунизма?... Раньше из всех видов чиновников жить в такой
роскоши не стеснялись только члены Политбюро.
Раскутан слушал мою историю внимательно, не перебивая. Я заметил, что ямо
чки на его хлебобулочных щеках могут образовывать самые разные сочетан
ия: выражать не только улыбку, но и горестное изумление, а также иные сильн
ые чувства. Когда я закончил, он откинулся в кресле, сложив припухлые млад
енческие ручки на выпирающем из-под рубашки животе. Ямочки сурово сошли
сь вокруг первого подбородка.
Ч Так вы считаете, это было убийство?
В ответ я только развел руками.
Ч Хорошо, что попали на меня, бедная Маша до сих пор не в себе. Да к тому же д
ети... А мы были ближайшими друзьями еще с комсомола. Ч Он помолчал и спрос
ил без особой надежды: Ч Кто, за что, конечно, не знаете?
Ч Я, в общем-то, не знаю пока даже, где он работал.
Раскутин тяжко вздохнул, ямочки на его лице образовали сложный рисунок,
и он произнес явно нехотя, словно подчиняясь суровой необходимости:
Ч Алик Карымов занимался в Фонде имущества главным образом распределе
нием подрядов на реконструкцию старых особняков в центре города.
Ч Полагаю, для строительных компаний это прибыльное дело? Ч спросил я о
сторожно.
Раскутан тяжко вздохнул.
Ч За этим стоят колоссальные деньги. Банки, тресты, иностранные инвесто
ры. Очень легко, знаете ли, наступить кому-нибудь на хвост...
Ч А кто теперь, после Карымова, занимается этим распределением? Ч спрос
ил я, вытаскивая блокнот.
Но записывать мне ничего не понадобилось. Колобок со скорбным видом кивн
ул Ч первый подбородок опустился на второй, второй на третий. Скорбный э
тот кивок должен был, видимо, означать, что ему вполне понятно, что стоит з
а моим вопросом. Потом он посмотрел мне прямо в глаза и печально ответил:

Ч Я.

13
Либидо

К моему возвращению столовая в редакции уже закрылась, и мне пришлось до
вольствоваться холодными сосисками и простывшим чаем в буфете. Туда же з
абрел выпить лимонаду всегда мрачный сатирик Чепчахов, считающий угрюм
ость лица отличительным признаком работников своего цеха. Окинув хмуры
м взглядом мою скудную трапезу, он поинтересовался:
Ч Каков гастрологический прогноз?
Ч Если экспромт Ч то ничего, Ч отозвался я с набитым ртом. Ч Хотя лежит
близко. Хочешь, продам незадорого фразочку? Бюрократия Ч заорганизован
ная преступность.
Он благосклонно кивнул и полез за блокнотом.
Увидев меня в другом конце коридора, гений репортажа Гаркуша выкинул впе
ред обглоданный под самый корень палец и заорал:
Ч Заголовочек!
Так матрос в бочке на верхушке мачты кричит: «Земля!»
Ч Классную заметку забацал, газету завтра с руками рвать будут, Ч пожал
овался он, Ч а заголовочек что-то не идет...
Ч Баш на баш, Ч отрезвил я его, вывалил перед ним все свои накопившиеся з
а день вопросы, взял полосу и отправился к себе в кабинет.
В принципе я чувствовал, что материала и так хватает, остались детали. Но п
ятый адрес, вернее, телефон, оставшись неразъясненным, все равно болталс
я бы на моей совести. Я набрал его и после долгих гудков услышал стандартн
ый текст автоответчика. Рассказав, зачем звоню, я продиктовал рабочий те
лефон, подумал и добавил домашний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38