У него, как и у молодого барона, в пылу битвы слетела шляпа. Так они и стояли перед старым бароном оба — с непокрытыми головами, всклокоченные.
Тот испытующим взглядом окинул стройную фигуру юноши, его свежее выразительное лицо, потом шагнул вперед, словно чем-то заинтересованный.
— Как тебя зовут?
— Майт Лутс.
— Зачем ты сюда пришел?
— Хотел поговорить с господином бароном.
— О чем?
— Это я могу сказать господину барону только с глазу на глаз.
— С глазу па глаз? Вот как! — Барон удивленно поднял брови.— Какие же такие секреты ты хочешь мне рассказать?
— Есть одно дело.
— Что у тебя в узле?
— Я бы хотел это господину барону показать, когда мы с господином бароном останемся с глазу па глаз.
— Опять с глазу на глаз! — воскликнул помещик, не зная, смеяться ему над странным парнем или сердиться. Барон снова пристально посмотрел на него, подошел еще ближе.
— Этот молодой барин — мой сын,— сказал он.— Ты можешь при нем смело все говорить.
— Нет, не могу.
— Ты теперь сам видишь, папа, какой это дерзкий мальчишка! -— вскричал молодой барон по-немецки; он успел уже немного успокоиться.— Точно так же он и мне отвечал. А когда я захотел его наказать, он меня ударил.
— Он тебя ударил?
— Да, и не один раз,— подтвердил Готхард, стараясь возбудить гнев отца.— И собаку колотил самым наглым образом.
Барон наххмурил бройи. Голос его стал резким.
— Послушай, парень,— сказал он, обращаясь к Май-ту,— ты бил молодого барина и его собаку! Как ты смел?
— Молодой барии первый начал меня бить и натравил на меня пса.
— Все равно, ты не смеешь бить ни барина, ни господскую собаку.
— Собака меня чуть не разорвала... У меня кровь... Взгляд старого барона скользнул по окровавленной
руке и разорванной одежде мальчика и остановился на его ноге — вся штанина была пропитана кровью, сочившейся из раны.
— Это пусть тебе будет наукой,— сказал он чуть помягче.— Иначе я отправил бы тебя на конюшню и ты получил бы хорошую порку. Ты не хотел ему отвечать. А теперь ты и мне не отвечаешь.
— Я охотно отвечу господину барону, по только не здесь.
— Слушай, ты! Если я тебе приказываю отвечать, ты должен отвечать и здесь. И если я тебе велю показать, что у тебя там в узле, ты должен показать, все равно, где это будет и при ком. Понял?
Майт умоляюще поднял на барона свои большие синие глаза. Этот простодушный взгляд, побледневшее лицо, дрожащие губы, весь облик мальчика пробудили бы участие в каждом, у кого в груди бьется человеческое сердце. У этого юноши, как видно, было на душе что-то такое, что он считал важным, значительным, святым, чего он не хо-аел открывать первому встречному, что властно заставляло его молчать; ведь для того чтобы сохранить свою тайну, он не побоялся даже вступить в опасную борьбу.
Барон Ризенгаль, казалось, прочел па лице мальчика нечто подобное. Од вдруг задумался. Складки на его лбу и вокруг глаз, придававшие ему суровое, надменное выражение, стали мягче. Его испытующий взгляд был прикован к лицу Майта. Потом он внезапно, как будто какая-то мысль искрой мелькнула в его мозгу, взглянул на своего сына, потом снова на чужого крестьянского парня.
— Как тебя зовут?
— Майт Лутс.
— Да, верно, ты уже говорил... Из какой ты волости?
— Н-ской волости.
— Что? Из Н-ской волости? Из Харьюмаа?
— Да, из прихода Харью-Яни.
Барон вытянул шею; лицо его выражало изумление.
— И ты из такой дальней местности пришел ко мне?
— Да, господин барон.
Адальберт фон Ризенталь опустил глаза, словно чего-то ища, потом повернулся на каблуках и направился к дому, коротко бросив Майту:
— Ступай за мной!
— Я тоже могу с тобой пойти? — спросил Готхард.
— Нет.
Держа в одной руке узел, в другой шляпу,— палку он бросил,—- Майт неверным шагом, с сильно бьющимся сердцем поспешил за бароном, быстро шагавшим к господскому дому. Они вошли в боковую дверь и через минуту очутились в высокой комнате со строгим убранством; мебель и все предметы обихода говорили о том, что это рабочий кабинет и контора владельца мызы.
Барон Ризеыталь повесил свою фетровую шляпу на вешалку, сел в большое кожаное кресло у письменного стола и уставился вопрошающим взглядом на странного посетителя.
Тот почтительно остановился в углу, рядом с дверью. Левой рукой прижимая к груди сверток, он пытался правую, окровавленную, руку спрятать за спину. Он, казалось, ждал от барина какого-нибудь вопроса или приказания. Насторояченно, напряженно, как смотрит солдат на своего начальника, так смотрел он не отрываясь на дородное высокомерное лицо барона. Возможно, сейчас, так испытующе, Майт разглядывал своего отца, своего настоящего отца, которого увидел первый раз в жизни? Хотел ли он по его лицу разгадать свою судьбу, которая решалась в этот миг? Пытался ли он заглянуть в душу этого человека, узнать, добрый он или злой, таит ли его сердце отцовские чувства, течет ли в нем «христианская кровь»?
— Подойди сюда!.. Ты знаешь, кто я такой?
— Знаю.
— Кто же?
— Господин барон, Р-ский помещик.
— А теперь говори, чего ты от меня хочешь.
Барон произнес это хотя и резко, повелительно, но вместе с тем не без добродушия. Он, казалось, говорил суровым тоном больше по привычке, непроизвольно. Глаза его смотрели на мальчика скорее ободряюще, чем сердито или угрожающе.
Но Майт был, по-видимому, еще настолько взволнован, что не смог сразу ответить. Или, может быть, смышленый мальчик соображал, как бы поумнее и поубедительнее начать свою речь? Он положил узелок на пол рядом с собой, откинул со лба волосы, оправил разодранную куртку и испуганно взглянул на свои по колено измазанные грязью ноги, угрожавшие чистоте господского паркета. Потом, словно беря разгон, шагнул к барону.
— Я к господину барону с великой просьбой,— начал он тем серьезным стариковским топом, который так быстро схватывают деревенские ребята побойчее.— Я умею вырезывать из дерева всякие штуки, с малых лет этим занимаюсь, и мне страх как хотелось бы пойти к мастеру поучиться. Да разве барин мужика отпустит! Господам ведь работники нужны. Ходил я к нашему барину, просил, клянчил, как только мог, молил, как умел,— нет, не позволил! Я и подумал: как же мне теперь за это дело взяться? Охота учиться такая, что полжизни отдал бы...
— И ты решил прийти ко мне? — спросил барон Ри-зенталь, все время внимательно слушавший.
— Да.
— Но почему? Откуда ты меня знаешь?
— Это я господину барону сию минуту расскажу. Только раньше покажу господину барону мою пробную работу, я ее с собой принес. Барин тогда сами увидят, каково мое уменье, годен ли я в ученики мастеру,
И Майт проворно, несмотря на раненую руку, развязал узел на полу, вытащил свою мельницу и береяшо установил ее на столе перед бароном. Сияющие глаза мальчика, казалось, говорили: «Посмотри-ка сам и скажи —-разве я не гожусь в ученики мастера!»
Барон стал рассматривать мельпицу — сначала с усмешкой, полупрезрительным взглядом, потом внимательнее, а под конец с живым интересом. Майт открыл окошки и дверцы, чтобы можно было заглянуть внутрь, и рукой повертел крылья, так что колесики задвигались. Увидев деревянного мельника и его батрака, потешно машущих руками, барон невольно улыбнулся. Рассмотрев затейливую игрушку, барон спросил таким тоном, что у Майта сердце запрыгало:
— И эту мельницу ты действительно сам сделал?
— Сам, своими руками, господин барон, до самой последней дощечки!
— Сколько тебе лет?
— К Мартынову дню пятнадцать будет.
- Гм, ты молодец. Так искусно сделанной игрушечной мельницы я никогда еще не видел... Но скажи, почему ты не хотел ее показать молодому барину?
— Я хотел раньше с самим господином бароном поговорить,— ответил Майт серьезно.
— Ты ведь мог со мной после поговорить.
— Нет, так нельзя было. Молодой барин начал бы меня расспрашивать о том, о другом, а я бы не смог ему ответить.
— Почему не смог бы ответить?
Ну, он бы стал спрашивать, почему я как раз к его отцу пришел со своей мельницей, да откуда я господина барона знаю и всякое такое...
— Все это я и сам хотел бы наконец узнать,— сказал барон.
Майт молчал. Он, казалось, раздумывал. Он стоял перед бароном выпрямившись, опершись рукой о край стола; меж бровей у него залегла глубокая морщинка. Барон украдкой взглянул на него и... вдруг тряхнул головой, словно хотел отогнать неприятную мысль или впечатление...
— Я бы сначала хотел попросить господина барона сказать — поможет ли мне господин барон попасть в город, к мастеру,— сказал наконец Майт с умоляющей улыбкой.
— Как же я могу тебе помочь — ты ведь не из моей волости,— возразил помещик.
— Если бы господин барон написал нашему барину...
— Это не годится, Майт. Ты ведь уже ходил к своему барину, просил, а он не отпустил тебя. Значит, ты ему нужен. Как же я могу просить за человека из чужой волости! Твой барин на меня рассердился бы. Он подумал бы, какое ему дело до моих крестьян!
Лицо Майта омрачилось.
— Наш барин ведь родня господину барону, он бы ничуть не рассердился,— произнес мальчик.
— Родня? Откуда ты это знаешь? — спросил барон Ризеыталь.
— Так я слышал,— ответил Майт, потупив глаза.— А у нашего барина народу в волости — хоть пруд пруди. Зуду я там жить или не буду — ему все едино.
— Не думаю. Такого толкового, крепкого парня, как ты, всякий помещик задержал бы у себя. Из тебя когда-нибудь получится дельный хозяин, арендатор усадьбы. Дураков и тупиц и без того в каждой волости достаточно... А чем тебе плохо будет в волости жить, когда станешь хозяином. Не будь ты глупцом, не старайся попасть в город! Ведь и там тебе не так уж сладко будет житься. Будешь колотушки получать от мастера и подмастерьев, голоду натерпишься. Да и неизвестно, примут ли тебя к мастеру. Ты уже перерос, немецкого языка не знаешь... а читать и писать ухмеешь?
— Читать умею, писать — тоже немного,— ответил Майт,— а немецкому языку сразу начал бы учиться.
— Ты думаешь, это так легко! А ведь ученик мастера должен уже с самого начала знать немецкий язык. Мастер и подмастерья ведь говорят только по-немецки... А скажи, ты хозяйский сын или у кого-нибудь в батраках?
— Хозяйский.
— У отца большая усадьба?
— Нет, четырехдневная.
— Есть у тебя старшие братья?
— Нет.
— Ты, значит, у отца старший сын и ходишь в имение отрабатывать дни?
— Да-
— А как твой отец смотрит па то, что ты хочешь уйти в город?
Майт покраснел и промолчал.
— Отец тебе не разрешает? Говори правду!
— Отец не знает, что.:, я хочу в город,— пролепетал Майт.
Барон удивленно поднял брови.
— Что? Твой отец даяче не знает? Почему ж ты ему ничего не сказал?
— Боялся, что он не пустит.
— Отец, значит, не знает и о том, что ты отправился ко мне?
— Не знает.
Барон сердито нахмурился.
— Видишь, парень, какую ты выкинул нехорошую штуку! Твой барин тебе не разрешает уходить в город; отец, как ты и сам знаешь, тоже не разрешит, а ты вдруг идешь к чужому барину и просишь, чтобы он тебе помог уйти из волости против воли твоего господина и против отцовской воли! Послушай, да ты ведь беглый! Я должен был бы тебя задержать и отослать к гакенрихтеру...
Но Майт сохранял полное спокойствие.
— Господин барон этого не сделает! — ответил оп уверенно.
— Если ты мне дашь слово, что ты отсюда чин чином отправишься домой и опять примешься за работу, я тебя прощу.
— Значит, господин барон не хочет мне помочь?
— Я не могу.
— Но я ведь сын господина барона
С этими словами Майт приблизился на несколько шагов, и его горячее дыхание коснулось баронской щеки. Барон Ризенталь вскочил как ужаленный.
— Что ты сказал?
Я сын господина барона,— повторил Майт медленно; он смотрел на старого господина таким же настойчивым, пристальным, сверлящим взглядом, таким, каким некогда выпытывал у матери ее тайну. И пока барон точно так же, как и тогда мать, молчал, ловя ртом воздух и ища слов, мальчик добавил с убийственным хладнокровием, намеренно подчеркивая каждое слово:
— Мою мать зовут Лийзу; она до моего рождения была на этой мызе служанкой. Имя моего отца — Як Лутс, он раньше работал батраком в усадьбе Кюска, в этой же волости.
—- Я не знаю этих людей! — воскликнул барон сдавленным голосом.
— Может быть, господин барон припомнит Лийзу Мятлик и Яка из Кюска. Господин барон сам велел им пожениться и отослал их в Н-скую волость. Там я и родился.
Барон Ризенталь тщательно и вместе с тем боязливо огляделся вокруг. Румянец на его мясистых щеках из розового стал иссиня-багровым.
— Это, конечно, возможно... я уже не помню этих людей... Но кто тебе сказал, что ты... что ты...
— Мать сама говорила, что Як мне не отец, что мой отец — господин барон,— безжалостно отчеканил мальчик.
Папаша Майта на несколько минут онемел. Его белые, холеные руки то хватались за золотую цепочку от часов, то скрывались в карманах брюк, то снова появлялись наружу. Барон не мог найти слов, как это бывает с людьми, оцепеневшими от испуга. При этом он не отрываясь смотрел на мальчика.
Искал ли он на его лице подтверждения этих оскорбительных слов? Хотел ли он дознаться, разглядывая эти глаза, нос, рот,— неужели у молодого крестьянина, стоящего перед ним со щеками, забрызганными грязью, в постолах, облепленных глиной, действительно течет в жилах его благородная, дворянская кровь.
Барон Ризенталь, если он хотел быть правдивым с самим собою, должен был признаться, что верит словам мальчика. Горничную Лийзу и Яка из Кюска он помнил отлично; знал он также, куда переселил их из своей волости. Было более чем правдоподобно, что этот четырнадцатилетний смышленый мальчишка — их старший сын и сейчас пришел прямо из дому. Но, к сожалению, было еще одно, гораздо более убедительное доказательство, заставлявшее барона верить Майту: удивительное сходство мальчика с единственным сыном барона — Готхардом! Это сходство бросилось в глаза барону еще там, в саду,— оно поразило его внезапно, вызвав какую-то смутную догадку, а потом второй раз здесь, в комнате, в ту минуту, когда мальчик, излагая свою просьбу, стоял перед ним, прямой и стройный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45