— Что ему надо? — спросил Виттельбах.
— Не знаю, мне велели позвать господина мастера.
— Где Лена?
— Лену мы успели спрятать в чулан.
— Я сейчас приду.
Мастеру хотелось выгадать несколько минут, чтобы собраться с мыслями. Что от него нужно полицейскому? Кроме истории с Леной, Виттельбаху ничего не пришло на ум. Значит, они все же напали на ее след! Непонятно только, каким образом.
Матиас Лутц, работавший вместе с другими подмастерьями, подошел к мастеру. Он стоял к нему ближе всех, слышал шепот Лийзы и уловил слово «квартальный».
— Что случилось, мастер? — спросил он тихо.
— Квартальный надзиратель пришел.
Лицо у подмастерья побледнело, как и у Лийзы.
— Вы знаете, зачем он пришел?
— Нет, не знаю. Причина может быть только одна — вы сами догадываетесь какая.
>— А что вы ему (укажете?
— Об этом-то я сейчас и думаю.
— Он уже видел Лену?
— Нет.
— Тогда пусть она уйдет из дому, а вы скажете, что она у нас не живет.
В первую минуту этот совет показался Виттельбаху приемлемым. Но потом мастер покачал головой.
— Сперва посмотрим, не следят ли за нашим домом.
Они вышли из мастерской в переднюю. Подмастерья и ученики удивленно смотрели им вслед. Мастер велел Лутцу осторожно приоткрыть дверь и выглянуть на улицу.
Так и есть! На другой стороне, в подворотне одного из домов, стоял городовой с пристегнутой к поясу непомерно длинной шашкой — в городе такие шашки называли «сырными ножами». Он, казалось, усердно изучал вывеску мастерской Виттельбаха.
— Ничего не поделаешь,— сказал мастер, держа палец у лба.— Лучше я все расскажу квартальному и постараюсь, мастер! Но то я буду действовать силой!
В голосе подмастерья звучала такая горячая проникновенная мольба и такая гневная угроза, что мастер был взволнован до глубины души. Мастеру и самому было жалко Лену; ему тоже стало страшно при мысли о том, какая судьба ее ждет. Но в словах Матиаса было не только простое человеческое участие — в них звучала настоящая страсть, вспыхнувшая пламенем при первом же порыве бури.
Виттельбах положил руку на плечо подмастерья.
— Я честный человек, Лутц. Я сделаю все, что в моих силах. В этом вы можете быть уверены.
— Благодарю вас, мастер!
И Матиас судорожно сжал его руку.
Поднявшись наверх, Виттельбах увидел, что знакомый полицейский чиновник сидел в гостиной один. По-видимому, Сусанна и Берта, вопреки всем правилам вежливости, тщательно избегали встречи с опасным посетителем. Высокий мужчина с солдатской выправкой, седоусый, с длинными напомаженными вьющимися волосами, медленно поднялся со стула и шагнул навстречу мастеру, протягивая ему руку.
— Мне выпала великая честь, поистине великая и необычайная честь! — начал Виттельбах веселым, радостным, но и почтительным тоном, с вежливой улыбкой и поклоном пожимая полицейскому руку.— Осмелюсь полюбопытствовать — чем могу служить святой Германдаде? 1 За
1 Германдады — союзы, создававшиеся в средние века городами и крестьянскими общинами для защиты своих вольностей и прав. В XIII—XV вв. играли значительную роль в ограничении феодальных междоусобиц. В последующие века потеряли прежнее значение, превратившись в послушное орудие в руках абсолютизма.
удовольствие почту услужить ей, господин Майвальд, в этом вы можете не сомневаться... Будьте любезны! — Он учтиво указал на стул и поспешил распечатать ящичек сигар.
— Прошу вас! Я надеюсь, вы одобрите эту марку. Мне их подарили ко дню рождения. Это контрабанда с голландского корабля, если только можно посвящать полицию в такие тайны.
— Полиция нема и глуха, если получает свою долю добычи,— в таком же шутливом тоне ответил квартальный надзиратель и, поблагодарив, взял из ящичка золотистую сигару с красной этикеткой.— У меня к вам малепькое служебное дельце,— начал он, после того как Виттельбах поднес ему зажженную спичку, и первые синеватые кольца дыма поплыли в воздухе.
— Служебное дельце? — спросил мастер с легким удивлением.— Уж не подал ли па меня жалобу какой-нибудь конкурент или партнер по карточному столу, не обвиняют ли меня в мошенничестве?
— Нет, потому что их собственная совесть, как видно, не чиста,— смеясь, ответил господин Майвальд.— У меня дело другого свойства. Скажите, у вас в доме работает некая швея по имени Лена Паю?
«Ага!» — подумал Виттельбах и вдруг сильно закашлялся, как будто дым гавапны попал ему в горло.
— Лена Паю? — повторил он после длинной паузы.— Я, право, даже не знаю, как ее фамилия. Но швея по имени Лена у нас действительно работает.
— Давно?
— Уже недели три, кажется...
— И вы мне до сих пор не заявили о ней. Она не записана в домовую книгу?
— Нет.
— Но почему, смею спросить?
— По трем серьезным причинам^ господин Майвальд. Во-первых, Лена Паю живет в моем доме только временно; во-вторых, она здесь в гостях у своей тетки, нашей кухарки Типны, а в-третьих, у девушки, кроме свидетельства о конфирмации, нет с собой никакой бумаги, по которой ее можно было бы прописать в полиции.
— Но это же очень плохо, господин Виттельбах! Вы ведь знаете, что нельзя держать на квартире чужого человека так долго, больше трех недель, не заявив о нем в полицию, все равно, есть у него документы или нет.
— Плохо это, очевидно, только для меня — девушке-то было хорошо,—- спокойно ответил мастер.-— А сейчас прошу вас ответить на мой покорнейший вопрос со всей откровенностью, на какую только способна полиция: откуда вы узнали, что Лена Паю находится под моим кровом?
— Ее давно уже разыскивает сельская полиция, которая в городе действует через нас.
— Но это еще не объясняет, откуда сельская и городская полиция в конце концов узнала, что разыскиваемая ими девушка работает швеей у мастера Виттельбаха.
— Это профессиональный секрет,— улыбнулся полицейский.— Могу нам только сказать, что нам сообщили, где сейчас прожинает Лена Паю.
— Знаете, господин Майнальд,— произнес мастер Вит-тельбах, поднимая свои увесистые кулаки ремесленника,— если бы я знал, кто этот доносчик, я бы тотчас же пошел и задушил его!
— К сожалению, я не могу вам указать его имя, ибо и сам его не знаю; доносчику это, разумеется, на руку,— со смехом ответил Майвальд.— Но мне было бы крайне важно узнать, почему вы прячете у себя эту девушку. Ведь именно так я могу назвать ваш образ действий?
— Сделайте одолжение! Но, прежде чем я вам с величайшим удовольствием все объясню, я бы хотел спросить — почему эту девушку разыскивают? Она совершила какой-нибудь проступок?
— Она без разрешения помещика ушла из своей волости, сбежала с работы на мызе.
— И больше ничего?
— Нам, по крайней мере, ни о каких других ее провинностях не сообщали.
— Ну еще бы! — язвительно усмехнулся мастер.— У помещика есть свои основания умалчивать о других се провинностях. О них вам расскажу я — я, укрывший эту преступницу в своем почтенном доме!
— Это лишь огягчает вашу вину, мастер.
— Не беда, у меня холка крепкая. Но если есть еще справедливость в этом мире, то вы, господин Майвальд, как только услышите мой рассказ, тотчас же оставите эту девушку в покое. А что вы вообще намерены с ней делать?
— Намерения у меня недобрые,— ответил полицейский.— Я хочу ее забрать с собой и по этапу отправить в общину, где она числится.
— И только? Да это совсем по-божески! Но с этим делом ведь можно и повременить. Раньше мы с вами еще немножко побеседуем, но, ради бога, только не всухую... Лийза!
Но мастер ошибся, полагая, что служанка сразу же появится на его зов. Он крикнул еще раз — и теперь никто не показался, и мастер, ворча, направился через коридорчик на кухню.
Там он наконец обнаружил людей. По каких людей! Едва взглянув на Лийзу и Тийну, мастер невольно расхохотался. Зрелище было в высшей степени комическое. Обеих служанок обуял ужас, и волосы-то у них стояли дыбом, и глаза, и уши, и руки так или иначе выражали страх. Лийза своим богатырским телом загораживала дверь чулана, где скрывалась бедная Лена, а Тийна, протянув руку, казалось, раздумывала, какое избрать оружие — таз для в< репья или кочергу — на случай, если полиция ворвется на кухню и захочет заковать несчастную беглянку в кандалы...
— Лийза, принеси-ка быстренько бутылку белого из погреба, с золотыми буквами на этикетке, и подай два бокала,— приказал мастер, когда живот его перестал тря-ст.хсь от смеха,— а Лену выпустите из чулана — там ей ничуть не безопаснее, чем здесь.
И прежде чем онемевшие служанки успели его о чем-лгбо спросить, он вышел из кухни. Вино вскоре было, но Виттельбах с удивлением заметил, что вопреки ею приказу и установленному в доме порядку принесла бутылку кухарка Тийна. Как видно, более мощная защит-н гца все же осталась охранять вход в чулан. Или, может быть, храбрая тетушка Лены хотела лицом к лицу столкнуться с неприятелем, пробравшимся в дом, и узнать, насколько он опасен?.. Мастер опять чуть было не рассмеялся, увидев, какой большой круг описала старая дева вокруг п лицейского, чтобы подойти к столу и поставить вино, и каким свирепым взглядом пожирала она напомаженную голову господина Майвальда. С необычайной поспешностью выходя из комнаты, держалась от гостя как можно дальше, словно он был зачумленный, а седые косицы, торчащие у нее на макушке, забавно покачивались.
Виттельбах наполнил бокалы.
— Наверное, тоже с какого-нибудь иностранного корабля? — с лукавой усмешкой спросил Майвальд, разглядывая вино на свет и с видом гурмана прищуривая один глаз.
— Профессиональный секрет! — ухмыльнулся Виттельбах, повторяя слова гостя, и бокалы их встретились с веселым звоном.— Я, ей-ей, и сам не знаю, что мне больше по душе — сбывать контрабанду или мастерить мебель.
— Надо все же надеяться, что первое названное вами занятие для вас побочное, а фабрикация мебели — основное,— тоже шутя ответил Майвальд.
Теперь квартальный надзиратель был готов выслушать рассказ мастера. По лицу господина Майвалъда видно было, что он склонен воспринять пояснения хозяина дома со всем великодушием, па какое только способен полицейский. Улыбка, игравшая на его губах, придала бы смелости и более тяжкому преступнику, чем Виттельбах.
Мастер рассказал ему историю Лены Паю с полной серийностью, в возможно более ярких красках. Да и Майвальд чем больше слушал, тем становился серьезнее. Он, очевидно, принадлежал к числу тех чиновников, у которых в груди, под форменным мундиром, еще не все мертво и холодно; об этом свидетельствовала и его склонность к юмору. Какое-нибудь служебное дело еще могло его заинтересовать, а иной раз даже увлечь.
— У вас самого есть юные дочери, господин Майвальд,— прочувствованно заключил Виттельбах.— Подумайте, что вы переживали бы, если б одной из них грозила такая же опасность, как этой несчастной беглянке, укрывшейся под моей защитой? Я был бы просто зверем, если бы выбросил ее на улицу, и только человек с каменным сердцем мог бы сейчас ее выгнать из дому. Ведь вся вина этой девушки состоит в том, что она пытается защитить свою честь от подлого насильника... Так неужели же, господин Майвальд, вы и теперь скажете, что хотите ее арестовать и по этапу выслать в деревню!
— Я не могу поступить иначе, мастер Виттельбах,— серьезно ответил полицейский,— ибо я только выполняю приказ. Если бы я мог действовать, как мне заблагорассудится, я бы тотчас же оставил в покое вашу подзащитную.
— Я понимаю. Моя просьба заключается лишь вот в чем: дайте девушке еще хоть несколько дней, задержите выполнение приказа. Тогда я успею доложить об этом деле губернатору, причем надеюсь получить поддержку со стороны одного влиятельного лица.
Полицейский немного подумал.
— Без ведома полицмейстера я не могу это сделать,— твердо сказал он.
— Так сообщите полицмейстеру.
— Знаете, господин Виттельбах,— произнес Майвальд, поднимаясь,— лучше всего будет, если вы сейчас же отправитесь вместе со мной к полицмейстеру, ознакомите его с делом этой девушки и лично за нее попросите. Это может решить только сам полицмейстер.
— С удовольствием пойду, господин Майвальд.
— Но вы должны дать мне честное слово, что Лена Паю не исчезнет тем временем из вашего дома.
— Вот вам моя рука. А вы уберете караульного от моей двери?
— А вы его уже заметили? — рассмеялся полицейский.— Ну и глаза у вас — чуть ли не зорче, чем у полиции!.. Но я все же хотел бы предосторожности ради оставить караульного на этой улице: я вполне доверяю вашему слову, но, как знать, что может прийти в голову вашей подзащитной.
— Ладно, пусть городовой остается на посту, если это нужно для вашего спокойствия,— ответил Виттельбах,— но вы скажите ему, пусть не таращит глаза на нашу дверь, а то соседи еще подумают, что у Виттельбаха нашли разбойничий притон... А Лена должна пообещать и вам и мне, что не выскочит сломя голову прямо в лапы городовому. Лийза, позови сюда мамзель Лену.
Мастер крикнул это, выйдя в коридор и оставив дверь приоткрытой. В кухне тотчас поднялся переполох. По-видимому, ее обитатели решили, что Лену сейчас уведут. Никто не появлялся, и мастер распахнул дверь в кухню. Он только успел заметить, как Лийза и Тийна толкнули беглянку в чулан, причем край юбки оказался зажатым дверью. В остальном картина оставалась прежней: Лийза загораживала дверь своим широким корпусом, Тийна с угрожающим видом стояла рядом.
— Пусть Лена немедленно явится в гостиную,™ решительным тоном приказал Виттельбах.
— Скажите квартальному, что Лены уже в доме нет,— произнесла Тийна дрожащими губами.
— Бросьте ваши фокусы! Пусть Лена выйдет из чулана, никто с ней ничего плохого не сделает!
Но Лена смогла появиться только после того, как Лийза отошла от двери, а та проделала это крайне медленно и неохотно, подталкиваемая мастером.
Сама беглянка казалась спокойнее всех. Лицо у нее, правда, было бледное, глаза широко раскрыты, по она тихо и не мешкая последовала за хозяином в коридор, а потом в гостиную, где и предстала перед опасным гостем.
Полицейский, посмотрев на нее с видимым участием, задал ей несколько вопросов:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45