— Добрый вечер, ребята! — закричала с палубы Ольга.
— Добрый вечер! Вы уже вернулись, Ольга Григорьевна! Так быстро! Когда вы успели? — оживленно щебетали девочки, теснясь возле спущенного на берег трапа.
Мальчишки солидно стояли в стороне.
— Как живете, ребята? — спросил Петр.
— Хорошо...— несколько неуверенно ответила худенькая девочка в клетчатом комбинезоне.
— А как работается? — задал Петр еще вопрос, но не получил ответа.— Ну, о работе потом. Посмотрим, как вы живете.
Ближайшая палатка порадовала опрятностью и домашним уютом. Койки из ошкуренных тальниковых жердей аккуратно заправлены. На столике ровной стопкой несколько книг. В стеклянной банке букет полевых цветов, в нем табличка.
Петр подошел к столу, взял табличку. На листке плотной бумаги заголовок: «Выполнение за день». Под ним фамилии всех живущих в палатке и против каждой фамилии цифра. Цифры все выше ста.
— А вы мне говорили?..— обернулся Петр к Ольге.
— Это лучшая палатка.
— Ведите в худшую.
— Пойдемте к мальчикам. Хотя бы в эту,— сказала Ольга, пропуская вперед Петра.
— Да, другой коленкор! — вырвалось у него. Неряшливо заправленные койки, груда немытой посуды на столе, покрытом засаленной и мокрой газетой, куча грязной бумаги в углу у входа.
— Этим, вероятно, невыгодно свои проценты показывать?
— Куда уж там...
— Каких же палаток больше?
— Боюсь, что таких...
После ужина собрались на полянке вокруг костра. Петр заметил, что собирались, особенно мальчишки, не так уж охотно. Оно и понятно: и так уж надоело нотации выслушивать, а тут еще директора принесло...
Петр просто не знал, как начать разговор, как повести, чтобы его поняли, чтобы дошло до сознания. Наверно, начинать надо с главного, с того, чем живет страна. И если удастся достичь того, чтобы каждый из этих ребят уяснил, как и чем он связан с общей жизнью страны, тогда... тогда больше ничего и не надо, тогда все сладится... Но как этого достичь?..
— Скажите, есть у кого-нибудь из вас на фронте близкие — отцы, братья?..
— Есть, конечно, чуть не у каждого,— с явной обидой в голосе ответила за всех девушка в белой косынке.
— Наташа Кузнецова,— шепнула Ольга Петру,— у нее два брата на фронте.
— Вот видите, чуть не у каждого,— повторил Петр.— Значит, вас не может не тревожить, что сейчас там, на фронте?..— Он достал из кармана газету.— Я вам расскажу, что сообщают в последней сводке Совинформбюро... На всех фронтах идут ожесточенные бои. Немцы рвутся к Волге и на Кавказ. Немцы взяли в кольцо нашу святыню, город Ленина... Конечно, мы победим, потому что наше дело правое. Но сейчас положение на всех фронтах очень тяжелое... Я не знаю, где твои братья, Наташа,— на Дону, в смоленских лесах или в осажденном Ленинграде. Но где бы они ни были, путь до Берлина далек. Этот путь впереди у каждого советского бойца. И разве не должны мы отдать все свои силы, чтобы помочь им?.. Пусть наша помощь на первый взгляд почти незаметна. Наш труд — это отправленные на фронт тысячи пар солдатских сапог. И твои братья, Наташа, и все, кто
шагает по трудной военной дороге, защищая и освобождая нашу родную землю, скажут нам свое солдатское спасибо...
— Мы ведь работаем. Мы очень стараемся,— сказала Наташа.— Все руки поободрали...
— Норма тяжелая! — выкрикнул кто-то из ребят.
— А насчет нормы...— грустно улыбнулся Петр,— что я вам скажу... Шутя ее не выполнишь. Надо упорно работать. Но выполнить можно. Нормы по силам каждому. Кому нет еще шестнадцати лет, дневная норма — сорок килограммов. Ученикам старше шестнадцати лет — шестьдесят. А взрослым рабочим норма — сто двадцать килограммов. Ну что еще вам сказать?.. Завтра выхожу с вами на работу. Вызываю вас на соревнование.
— А вам, товарищ директор, по какой норме считать будут? — лукаво спросила одна из девочек.
— По какой? — засмеялся Петр.— Ох, боюсь, что по взрослой. Мне уже два раза по шестнадцать лет.
Высокая талина, подрубленная под самый корень, хрустнула и медленно пошла вниз.
— Оля, поберегитесь! — крикнул Петр.
— Вижу!
Не отрываясь от работы, Ольга кинула взгляд на падающее дерево. Наклонясь над перекинутым через пенек, очищенным от сучьев стволом, она продолжала отделять плоской лопаточкой шершавую у комля коричневато-зеленую кору. В тальнике было еще много сока", и кора снималась рубашкой. Ошкуренные, влажные стволы ярко блестели на солнце. Разбросанные около них трубки свежеснятой коры напоминали притаившихся в высокой траве удавов.
Ольга работала не суетясь, но в то же время очень проворно. Она «наступала на пятки» Петру. Пока он подрубал и валил талину, Ольга успевала ошкурить поваленное перед этим дерево. Лопаточкой, похожей на широкую стамеску, она делала на коре продольный надрез и, отжимая ее, ловко вылущивала ствол.
На память Петру пришел утренний разговор.
«Я с вами, Петр Николаич»,— сказала она Петру, собравт шемуся на работу.
Он замялся было.
«Я, знаете, хотел... — неуверенно начал он,— проверить выполнимость нормы...»
«И опасаетесь, что я буду вам помехой?» Он молчал. И тогда Ольга погасила лукавую искорку в глазах и очень кротко закончила: «Я буду стараться, Петр Николаич». Петр уже два раза предлагал сделать передышку.
— Рано еще отдыхать, Петр Николаич,— возражала Ольга.— Когда сидишь, комары больше кусают.— И переходила к следующему дереву.
Наконец Петр почувствовал, что выбился из сил. Свалив очередную талину и очистив ствол от сучьев, он всадил топор в пенек и заявил с нарочитой строгостью:
— Как старший по должности объявляю перерыв! Ольга весело рассмеялась:
— А как будет с выполнением нормы? Петр вздохнул с виноватым видом:
— Кто старое помянет, тому глаз вон!..
— Ладно уж, не буду, а то куда я денусь, одноглазая,— снова засмеялась Ольга. Она разогнула усталую спину и потянулась с нескрываемым удовольствием.
Выкурив папиросу и передохнув, Петр отнес на весы связанные пучки корья.
— Пока нас никто не обогнал,— с удовольствием сообщил он Ольге, вернувшись.
За дружной работой время до обеденного перерыва пролетело незаметно. Раздался протяжный звук горна, и со всех сторон к центру лагеря, где стояли весы приемщика, потянулись ребята с пучками корья на. плечах.
За время перерыва приемщица подсчитала выработку по каждой бригаде, вывела проценты и занесла результаты на доску показателей.
— Сколько у нас? — спросил Петр, проходя мимо весов.
— В точности дневная норма.
— Ну, Оля свет Григорьевна,— обратился Петр к своей напарнице,— придется бить до двух норм!
— Согласна,— ответила она.
После обеда работалось труднее: чувствовалась усталость, и комары к вечеру стали навязчивее, но от принятого решения отступать не хотелось.
Петр ушел к весам с очередной ношей, а когда вернулся, сказал Ольге:
— Все! Еще два пучка свяжем, и будет по две нормы...
— Наконец-то! — вырвалось у Ольги.— А знаете, Петр Николаич, я на самом деле устала.
— Неудивительно, есть от чего. Зато сегодня во всем лаге-
ре не будет ни одного не выполнившего дневной нормы. Это мне сейчас сообщили.
Связав последние два пука, Петр рывком вскинул их на плечо.
— Пошли,— сказал он,— захватите, Оля, инструмент.
Ольга шагнула за топором, ступила на только что ошкуренный, еще сырой ствол, поскользнулась и упала. Петр сбросил пуки корья и подбежал к ней.
— Что с вами, Оля?..— Он наклонился к ней.— Повредили ногу?
— Нет, ничего,— ответила она, преодолевая боль и стараясь подняться.
Петр помог ей встать. При этом на какой-то миг она грудью прижалась к нему и голова ее коснулась его плеча. Взгляды их встретились, и Петру показалось, что в больших темных глазах Ольги промелькнуло выражение испуга.
Она отвела руки Петра, заботливо поддерживающего ее, и произнесла:
— Я сильно ушибла локоть...
Страшно было заглядывать в сводки Совинформбюро. Немцы подошли вплотную к Сталинграду, и ожесточенные бои шли на подступах к городу. Немцы рвались на Кавказ. Казалось, еще несколько дней такого же стремительного продвижения, и враг сломит наше отчаянное сопротивление в Сталинграде и оседлает Волгу, отрежет от нас юг страны...
Терзаться можно было лишь наедине с самим собой. Никто не должен был знать о терзаниях Петра. Теперь он каждый день сам проводил беседы в цехах. Читал сводки Сов-информбюро и, сколь бы тяжки они ни были, упорно повторял, что худшее позади, гитлеровский план молниеносной войны — пресловутого блицкрига — провалился и сейчас время уже работает на нас.
— Разгромили фашистов прошлой зимою под Москвой, теперь разгромим под Сталинградом. Армия наша, наши бойцы и командиры долг свой свято выполняют. Вот и мы здесь тоже должны честно выполнять свой долг...
А его и здесь выполнять было не легко и не просто. Новые дубильный и соковарный цехи были построены;
строители тоже выполнили свой долг. А вот наладить бесперебойную работу новых цехов пока не удавалось.
Соковарку Петр взял целиком на себя. В этом деле он был достаточно сведущ. Но был он там один. Пока в его распоряжении не было никого. Людей надо было еще обучить новой на заводе специальности.
Петр сам отобрал молодых работниц в обувном цехе, сняв их, невзирая на яростное сопротивление начальника цеха, с работ невысокой квалификации. Посулил им более высокий заработок.
— Самых молодых взял,— сетовал начальник обувного цеха Капустин.
— Зачем нам старух, мы еще сами мужики что надо,— подсмеивался над ним начальник кожевенного цеха Юсупов.
— Хватит зубы мыть! — прикрикнул на них Петр.— В соковарке работа в три смены, детных женщин на эту работу ставить нельзя.
— Молодые-то как раз быстрее обзаведутся,— не унимался Капустин.
— Будем надеяться, что не сразу,— ответил Петр и занялся обучением новых своих кадров.
Для того чтобы не механически выполняли свои обязанности, а понимали, что к чему, начал с азов, объяснил, как проходит процесс дубления, превращающий шкуру в кожу. Рассказал, что до последнего времени дубили кожу дубовым экстрактом, который приготовляется на специальных заводах, а теперь экстракта не хватает (сказал, почему не хватает) и надо заменять его местными дубителями — лиственничной и ивовой, или таловой, корой.
Объяснил, как действует соковарная батарея: по принципу противотока, то есть на свежее корье поступает уже обогащенный таннидами, или дубильными веществами, сок, потом более слабый сок, потом еще более слабый и, наконец, последние остатки таннидов забирает из корья горячая вода, после чего отработанное корье, иначе одубина, выбрасывается, а соковарный чан загружается свежим корьем.
После того как была более или менее освоена, так сказать, теоретическая часть, Петр повел своих учениц в цех, показал и объяснил им, как устроен соковарный чан. В обычном деревянном чане диаметром в два метра и такой же глубины оборудуется ложное дно с отверстиями для стока соков. В пространстве между двумя днищами и собирается дубильный сок. Сбоку чана прилажен вертикальный дощатый желоб, уходящий под
ложное дно; по этому желобу можно опустить приемный шланг насоса и по мере надобности перекачивать сок из одного чана в другой или скачивать готовый сок в сокосбор-ник.
Далее Петр объяснил подробно режим работы соковарной батареи, то есть через какое время перекачивать сок, а также научил, как измерять его температуру и плотность и как делать записи в сменном журнале.
Одновременно с этим механик Анатолий Кузьмич обучил новых соковаров, как запускать и останавливать насосы, как устранять в них мелкие неполадки, неизбежно возникающие в процессе перекачивания соков.
Примерно через неделю новые соковары были уже готовы к самостоятельной работе.
Сложнее было наладить работу дубильного цеха. Что такое сыпочный метод, иначе сыпня, Петр, конечно, знал. Знал из курса технологии кожевенного производства, знал по рассказам старых рабочих, но своими глазами не видел. Ни на Прикамском кожзаводе, ни на Вятском, где проходил Петр первую свою производственную практику, сыпня уже не применялась. И Юсупову, который был всего лет на десять постарше, тоже заниматься сыпней не приходилось.
Во всем цехе только одному Егору Ивановичу была знакома эта работа. «Что бы мы делали без этого старика!» — подумал Петр. Егор Иванович вспомнил, что сыпарем был когда-то и старик Михеич, который теперь работал в обувном цехе на раскрое.
— Дам под твою руку двух парней,— сказал Петр Егору Ивановичу,— обучи их, как сыпать кожи. А чтобы обучал не сказом, а показом, в помощь тебе Михеича. Покажите молодым, как это делается.
И распорядился перевести временно раскройщика Федора Михеича в кожевенный цех. Капустин возмутился:
— Что у меня, биржа труда?! Как что, так хватай из обувного! Забирайте тогда уж и меня. Согласен на любую работу, хоть на две смены в сутки... А то одной рукой у меня рабочих забираете, а другой рукой выговор мне за невыполнение плана писать будете!
— И на то, и на другое вполне одной руки хватит,— успокоил его Петр.
Еще более сложным и пока что невыполнимым оказалось изготовление аппарата для повышения крепости дубильных соков. Достигнуть этого простейшим способом — кипячением дубильного раствора — невозможно. Длительного кипячения танниды не выдерживают, они распадаются и теряют свои дубильные свойства. Надо было подбираться к искомому результату с какой-то совсем другой стороны.
Петру удалось заинтересовать и привлечь к участию в создании аппарата химика Богомазова, который по-прежнему заведовал химической лабораторией Приленского геолого-треста.
Леонтий Павлович Богомазов был химиком не только по специальности, но и по призванию. Однообразная, изо дня в день повторяющаяся работа в лаборатории треста не доставляла ему истинного удовлетворения. И когда Петр еще в Москве, оставшись переночевать в Мыльниковом переулке после именин академика, рассказал Богомазову о том, что надо, кровь из носу, заменить завозимый ранее дубильный экстракт местным, самодельным, тот, что называется, загорелся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52