..
И тут резкое шипение прервало взлет его мыслей. Вода подползла к костру, залилась на пламенеющие угли и взметнулась облачком белого пара. И лодка, нос которой только что был на сухом берегу, теперь вся на воде. Хорошо, что на привязи...
Петр машинально осмотрелся и увидел — по протоке густо идет лед. Кажется, он недоглядел...
Егор Иванович просыпается мгновенно. Ему довольно одного взгляда, чтобы понять, что произошло. Если бы его разбудили хотя бы четверть часа назад, когда первая льдина пошла по протоке... А теперь... теперь один выход...
— Надо быстрее грузиться,— говорит он Петру.
Петр быстро перетаскивает в лодку постель, брезент, заменяющий палатку, посуду, ружья. Егор Иванович достает из ямы, обложенной кусками льда, застывшие гусиные тушки.
— Берите весла,— говорит он Петру, а сам усаживается на корму.
— Куда поедем? — спрашивает Петр.— Пробиваться на коренной берег?
— Поздно,— отвечает Егор Иванович.— Лед не пустит.
— Куда же?..
Петр, как может, старается приглушить звучащую в его голосе тревогу.
— Вверх по курье. К изголовью, там берег много выше. Может, и не достанет.
— А если?..— начинает Петр и, не закончив вопроса, смолкает.
Что будет, если вода поднимется так, что зальет изголовье и льды пойдут на проход по острову? Тогда... тогда конец... Но это понятно даже ему. Чего же спрашивать?..
Хорошо, хоть силенкой бог не обидел и весла по руке. Тяжело груженная лодка быстро продвигается вперед. Бурунчик поднимается от носа лодки и, шурша, сбегает по бортам, за кормой остается матовый пузырящийся след.
Егор Иванович уверенно проводит лодку по извилистым проточкам, плавно огибает густые ивовые заросли. Там же,
где над водой торчит щетинка стеблей молодого тальника, он держит прямо на них, и гибкие прутики шуршат по бортам лодки, нагибаясь за ней, как бы пытаясь остановить ее быстрый бег. По гладкой поверхности воды торопливо снуют выгнанные из своих норок маленькие черные кроты. С резким криком взлетают потревоженные стаи уток. Поднявшись выше кустов, они делают разворот над лодкой и скрываются в сверкающем
небе. Вот и конец курьи. Петр выскакивает из лодки, сильным рывком выдергивает ее до половины на берег и бежит к реке. Егор Иванович забивает кол, привязывает лодку и не спеша идет за Петром.
Петр стоит на самом изголовье и, не отрываясь, смотрит на реку. Такого ему еще видывать не приходилось. Ледоход на Лене!..
По всей необъятной ширине реки, как бы стирая с лица земли низкие песчаные острова, сплошняком идет лед. Ширина потока столь неоглядна, что кажется, края его уходят далеко
за горизонт. У изголовья острова наметаны торосы из вставших дыбом льдин. Ледяные поля со страшным шумом ударяются о торосы, сталкиваются между собой и дробятся на части. Разлетаются ледяные брызги. Свежий верховой ветер бросает их в лицо Петра... Льдина, зажатая другими, более мощными, поднимается на несколько метров и обрушивается, дробясь на куски и оставляя после себя груду обломков...
— Вот силища! — поражается Петр.
Подходит Егор Иванович, но в грохоте ледохода шагов его не слышно.
— Смотрите, Петр Николаич?
— Смотрю... и содрогаюсь...
— Страшно, конечно,— соглашается Егор Иванович, не совсем точно поняв Петра.— Очень большая вода идет.
И хотя Егор Иванович произносит эти слова очень спокойно, Петр почти подсознательно улавливает грозный их смысл. Машинально оглядывается и видит: лодка, выдернутая им до половины на берег, уже вся на воде. Не привяжи ее Егор Иванович, была бы она теперь уже далеко. Холодок скользкой змейкой струится по спине Петра, и уже со страхом смотрит он на необъятную белую лавину, надвигающуюся на
утопающий остров.
— Как спасаться будем? — спрашивает он Егора Ивановича.
Тот озабочен, но спокоен. Значит, надежда есть. Внимательно, пытливо осматривается старый охотник вокруг и после минуты молчания, показавшейся Петру неимоверно долгой, отвечает:
— В лесу будем спасаться.— И указывает на темнеющую вдали высокую ивовую рощу.
Петр не понимает:
— Деревья уже в воде. Если здесь лед пойдет, то там...
— Здесь пойдет,— спокойно подтверждает Егор Иванович,— там не пойдет. Деревья не пустят.
— Что эти деревья,— возражает Петр,— их как прутики сломает. Вон какие льды! Каждая льдина как поле...
— Одно дерево сломит,— кивает Егор Иванович,— два сломит, сто сломит. Весь лес не сломит.— И после едва заметной усмешки добавляет:— Вы уж не спорьте, Петр Николаич! Здесь лучше я начальник, так что слушайте меня, старика. Спорить после будем. Дома. Когда живые вернемся.
Они едва успели. В низине, где росла ивовая роща, возникло озеро; теперь оно соединилось с руслом реки, и по нему уже начало пробрасывать первые льдины. Их было еще немного, плыли они тихо и несмело, но само их появление было грозным предупреждением. С каждой минутой уровень воды повышался, течение усиливалось, льдины плыли быстрее и чаще. Наконец пошел сплошной крупный лед.
Егор Иванович провел лодку к нижней опушке рощи и остановил ее между тесно растущими деревьями. Стволы были непомерной для ивняка толщины. Петр вспомнил рассказы Ивана Кузьмича; да, финансовый старичок нисколько не преувеличивал.
— Здесь и будем спасаться? — спросил Петр.
— Здесь. Только еще поработать придется. Держитесь за сук,— сказал ему Егор Иванович,— а то снесет.
Сам снял стеганку, пошарил на дне лодки, достал топор. Короткими, без замаха, но сильными и резкими ударами Егор Иванович надрубил ближайшее к корме дерево и, когда оно начало крениться набок, точным толчком направил его в сторону от лодки. Вершина дерева с шумом хлестнула по воде. Егор Иванович одним ударом отсек упавший ствол и оттолкнул его. Покачиваясь на воде, ива медленно поплыла, удаляясь от лодки.
Затем Егор Иванович срубил еще несколько деревьев, и теперь лодка стояла как бы в бухточке, окруженная частоколом темно-серых пней.
— Для чего это? — спросил Петр.
— Большой лед пойдет, зажмет с боков. Согнет тальник. Может потопить лодку.
— Так надо было ниже рубить,— осмелился заметить Петр.— А то пеньками зажмет.
— Пеньков через час не увидишь,— усмехнулся старый охотник.— Под водой будут... Давай-ка, однако, Петр Николаич, чайку сварим.
Петр ничего не ответил, приняв слова старика за шутку, но Егор Иванович осторожно разобрал поклажу, освободил середину лодки, разровнял ладонью грудку песка на дне, покрыл ее железным листом и весело произнес:
— Тут и будем чай варить.
До чего же медленно может тянуться время!.. Каждый раз, взглянув на часы, Петр тут же прижимал их к уху: не стоят ли?.. Часы шли.
День клонился к вечеру. Солнце, описав в небе положенный ему путь, готовилось скрыться за горной цепью, окаймляющей речную долину.
Егор Иванович, прикорнув на брошенном на дно лодки брезенте, не то спал, не то просто лежал, прикрыв глаза. Перед тем заставил лечь Петра. Сказал при этом, что ночью скорее всего спать не придется.
Как только начало смеркаться, Егор Иванович открыл глаза и уселся на брезенте, поджав ноги. Внимательно прислушался.
Лодка, вздрагивая под напором течения, легонько покачивалась на воде. Позвякивала цепь, удерживающая лодку. Откуда-то издали доносился резкий треск.
Треск этот уже изрядное время тревожил Петра. Догадаться самому было жутковато.
— Что это? — спросил он Егора Ивановича.
— Лед. Дерево жмет. Ломает,— ответил старик.
Петр опасливо огляделся. Но частокол пеньков уже исчез под водой.
Короткая ночь была безлунной и темной. Но белые льдины выделялись на черной воде. Егор Иванович сидел, пыхтел короткой трубочкой и не спускал глаз с береговой протоки. Перед рассветом льдины пошли реже. Заметно понизился уровень воды, и частокол пней снова окружил лодку.
— Однако скоро выберемся,— сказал Егор Иванович.
И объяснил Петру, что, по-видимому, где-то выше по течению образовался затор и по этой причине какое-то время в мелких протоках большого льда не будет.
— Надо только не прозевать,— добавил он.
Егор Иванович точно улучил момент, когда можно было ринуться через протоку. Петр налегал на весла, не жалея сил. И хорошо, что не жалел. Они едва преодолели половину пути, как по береговой протоке снова понесло лед. Но это были пока еще только первые льдины.
— Загонщики,— сказал Егор Иванович.
Он без особого труда огибал их, и лодка благополучно пристала к берегу.
— А если бы не угадали? — спросил Петр.
— Плохо. Сидели бы, пока весь лед пронесет.
— Это сколько же времени?
— Дня три, а то и больше.
— Никак нельзя, уволят с работы, сказал Петр, и оба весело рассмеялись.
— Опять на остров! — вскричала Аля.
— Зачем пугаться? Лед давно прошел,— успокоил ее Петр.— На острове зеленый луг, море цветов!.. Так чудесно, что я и тебя приглашаю в эту поездку.
— Кто еще едет?
— Всех перечислить не смогу. Даже не сумею сказать точно, сколько человек поедет. Но уверен, что не менее ста, а может быть, и вдвое больше.
— Ничего не понимаю,— призналась Аля.
— Объясню. Поездку организуют комсомольцы. Едет молодежь, но не только. Изъявили желание и очень даже пожилые...
— Ты, например?
— Даже еще взрослее. Так вот, когда выяснилось, что желающих много, я поручил всемогущему нашему Василию Васильевичу зафрахтовать корабль, точнее сказать, пассажирскую баржу с катером. Вечером в субботу нас отвезут на остров, в воскресенье вечером доставят обратно в город.
— По какому поводу столь грандиозное мероприятие?
— Просто так.
— Просто так не бывает.
— Ты права. Повод есть. Досрочно выполнили план первого полугодия. Кажется, подобного давно уже не бывало. И мне даже подсказали, что не грех бы людей поощрить.
— Сам не догадался? — не преминула уколоть Аля.
— Умные советы выполнять приятно,— отшутился Петр.— Так как, сударыня, по части вашего участия?
Аля на минуту задумалась и... оживилась.
— Говоришь, будет много молодежи? Приглашу-ка я Катеринушку с аккордеоном. Как, супруг?
Супруг одобрил безоговорочно.
Катеринушка, молодая еще, неунывающая соломенная вдовушка, была сослуживицей Али. Аля не смогла устроиться в школу и сменила педагогическое поприще на музыкальное: поступила пианисткой в ансамбль радиокомитета. Работой своей была довольна и считала, ей повезло, что в школе не оказалось вакансии.
Хотя на сборы, как водится, ушло времени больше, нежели было отведено, все же не только погрузились, но и пристали к острову еще до захода солнца.
— Ты все поторапливал да поторапливал,— укорил Василий Васильевич моториста.— А добрались засветло.
— Не диво,— возразил моторист.— Нынче без малого круглые сутки светло. День-то какой завтра, помнишь? Летний солноворот!
На широкой поляне догорали, костры. Молодежь, устав водить хороводы, распевать песни под Катеринушкин аккордеон, плясать у костров, прыгать через рвущееся к небу пламя, разбрелась по всему острову, и теперь обрывки песен, то задорно-веселых, то задушевно-грустных, доносились со всех сторон.
Вдоль опушки тальниковой рощи выросли шалаши, а кое-где и брезентовые палатки. Самые степенные уже улеглись отдыхать, но в глубине многих шалашей искрились огоньки папирос и шли тихие неторопливые беседы.
Петр устанавливал палатку. Одному несподручно, надо, чтобы кто-то помогал расправлять ее, но Аля и Катеринушка, истерзанные комарами, особенно залютовавшими, как только стемнело, забились под беспорядочно свисавшую с
верхней перекладины палатку и нипочем не соглашались выйти оттуда хотя бы на одну минуту.
Очень кстати подошел мастер обувного цеха Капустин, мужчина рослый и плечистый.
— Помочь?
— Если будет такая ваша милость, Алексей Петрович,— шутливо отозвался Петр.
— Будет, будет... Как не услужить начальству. Быстро вбили колья по углам палатки, растянули ее и закрепили надежно.
— Я ведь за вами, Петр Николаич,— произнес Капустин.— Договаривались насчет рыбалки с Егором Иванычем?
— Он сказал — на зорьке.
— Точно. А сейчас она и заиграет. Только-только успеем до берега дойти.
— Уходишь,— упрекнула Аля, выглядывая из палатки.— Не очень-то это вежливо — оставлять нас одних...
— Аля! — вступилась ее подруга.— Отпусти ты его с миром, пусть порезвится.
— Нас тут комары заедят!..
— Не тревожьтесь,— сказал Капустин.— Все оборудуем честь по чести. Сейчас полы палатки колышками к земле пришьем и щелки комару не оставим. Спите себе на здоровье! А утром, к горячей ушице, вас поднимем.
— Ты слышишь, какие вкусные перспективы! — воскликнула Катеринушка.— Не возражай, спи. Я уже уснула.
Петр переоделся в специально припасенный комбинезон, натянул яловые сапоги, и через несколько минут они с Капустиным были уже на берегу. Там возле лодки их ноджидали Егор Иванович и Василий Васильевич с сыном, таким же рослым, лишь самую малость уступающим отцу в дородности.
— Где будем неводить? — полюбопытствовал Петр.
— Однако, на выходе из курьи надо кинуть,— сказал Егор Иванович, обращаясь к Капустину.— Так думаю, вода убывает, рыба в реку выходит.
— Годится,— поддержал Алексей Петрович.
— Это та самая курья, в которой мы спасались? — спросил Петр у Егора Ивановича.
— Та самая.
Егор Иванович ступил в лодку, осторожно перешагнул через выстланный на ее дне невод, уселся на корме с весел-ком в руках и сказал:
— Кто охочий, садись в греби.
— Я погребу,— вызвался Петр.
— Садись. А ты, Алексей Петрович, иди с народом к тоне, присмотри место для прибора.
Капустин со своими спутниками отправились к месту не-водьбы. Петр посмотрел им вслед с восхищением. Да, истинно три богатыря!..
— Поехали! — сказал Егор Иванович, отталкиваясь кор-мовиком.
Когда лодка, обогнув длинную песчаную косу, завернула в устье курьи, Алексей Петрович и его дюжие помощники были уже на месте.
— Здесь и будем неводить,— обратился Егор Иванович к Петру.— По этой проточке заход с реки в озерко на острове. Весной, в большую воду, рыба идет в озеро на зелень, а как вода повернет на спад, вся речная рыба: елец, красноглазка, сиг, окунь — обратно в реку уходит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52