А тут, на выходе, ее щука стережет. Вот сейчас неводить здесь самое время.
— Мелко здесь очень,— возразил было Петр, оглядывая отлогий заиленный берег.
— Очень даже хорошо, что мелко: прибирать невод можно плотно, так что ни одна рыбка не уйдет,— пояснил Егор Иванович.— А там,— он показал на середину проточки,— там глубина большая. Да вот закинем невод, сами увидите.
Вслед за тем Егор Иванович расставил всех по местам. Петру велел быть на веслах. Капустина позвал в лодку выкидывать вместе с ним невод. Василию Васильевичу дал в руки конец берегового кляча — веревки, за которую подтягивают невод к берегу, и велел держать крепко, чтоб не упустить. Сыну его сказал:
— Ты иди по берегу вровень с лодкой и встречай нас, когда пристанем. Поехали,— обратился к Петру.— Теперь вы главный человек в артели. Как поведете лодку, так и невод ляжет. Сперва держите вон на то место, где вода рябит, а оттуда закругляйте и вдоль кустов к берегу.
— Понятно,— кивнул Петр. Уперся покрепче ногами и начал грести что было силы, то й дело оглядываясь через плечо,— точно ли выдерживает он направление, заданное ему Егором Ивановичем.
Метрах в тридцати от берега Егор Иванович и Капустин начали выкидывать невод. Петр не мог не залюбоваться их синхронно четкими движениями. Невод, увлекаемый грузилами, быстро опускался на дно, и только деревянные, наполовину утопленные лопаточки наплавов обрисовывали на воде изогнутую пунктирную линию.
— Легче гребите, мотня подходит,— предупредил Петра Егор Иванович, достал из-под кормового сиденья мотню и, взяв в руку привязанное к ее концу грузило, сильным зама-шистым броском кинул его в реку.— Теперь налегайте, чтобы ни одна рыбка из сети не ушла,— сказал он Петру, и петли невода еще быстрее посыпались в воду.
Невода хватило как раз до высившихся из воды кустов.
— Хорошо выкинули,— с видимым удовольствием произнес Егор Иванович.— Всю курью перекрыли. Теперь, Петр Николаич, выводите лодку вдоль кустов на берег.— И, обернувшись к Василию Васильевичу, крикнул:— Подтягивай полегоньку!
Лодка стремительно ткнулась в песчаный берег. Петр выскочил, из лодки с концом кляча в руке и, не дожидаясь, пока подбегут к нему, стал что было силы подтягивать невод к берегу.
— Полегче, Петр Николаич, не горячитесь,— остановил его Капустин.— Тянуть надо аккуратно. И торопиться нам теперь некуда. Курью перекрыли, что есть, все наше.
А Егор Иванович пояснил:
— Сильно тянешь, невод поднимается, тогда рыба под него уходит...
Когда крылья невода подтянули ближе к берегу, все наплава показались на поверхности воды, образовав полукруг, в центре которого темнела ловля — большой наплав, поддерживающий мотню. Теперь тянуть надо было особенно осторожно и так, чтобы ловля шла строго посередине невода.
Егор Иванович и Капустин, присев на корточки, взялись за нижние тетивы невода и тянули их медленно, старательно прижимая невод ко дну. Ловля, покачиваясь на воде, медленно приближалась к берегу. В крыльях невода заблестела застрявшая в ячеях рыба.
— Загонщики есть — рыба будет,— довольно улыбаясь, произнес Егор Иванович.
И, словно отвечая на его слова, около самой мотни закипела вода. Стайки мелкой, блестящей серебром рыбешки выпрыгивали из воды, пытаясь вырваться из невода.
— Почуяли. В неводе щука ходит,— сказал Капустин.
— И не одна ходит,— добавил Егор Иванович.
Тут же резко ударило в крыло сети, и в неводе заметалась крупная рыба.
— Выпрыгнуть хочет,— засмеялся Василий Васильевич.— Опоздала, голубушка, мелкое место, разгон негде взять.
— Видно, не одна опоздала,— Петр указал на вздувшуюся пузырем мотню.
— Вот это шибко хорошо, что не одна,— убежденно заметил Василий Васильевич.
Он был особенно обрадован обильным уловом. Организовывая материальное обеспечение экспедиции на остров, он пообещал всем участникам уху, пояснив при этом, что котлы будут казенные, и просил лишь позаботиться, чтобы у каждого была в боевой готовности миска и ложка. Котлы он взял, но кто может поручиться за рыбу? Она, как известно, плавает по дну. Теперь ясно было, что котлы пустовать не будут. И Василий Васильевич сиял как счастливый именинник.
Петр стоял немного отступив, с интересом наблюдая при-тонение. Браться за невод он не решался, опасаясь, как бы не напортить чего в этот ответственный момент. Но вдруг какая-то крупная рыба, видимо щука, с такой силой всплеснулась в мотне, что Петру показалось — мотня лопнула, и он, увязая в илистом песке, кинулся в реку, не чувствуя воды, заливающейся в сапоги. С другой стороны на помощь подоспел Капустин, и, приподнимая полную трепещущей рыбы мотню, они помогли выволочь ее на берег.
— Вот это щука! — восторгался Петр, стараясь вытащить из мотни темную извивающуюся рыбину толщиной с доброе полено.
— На полпуда потянет,— поддержал Капустин.— Только, Петр Николаич, щуку так не берут: вырвется, и поминай как звали. Перво-наперво надо ей лён сломать.— Он сдавил правой рукой щучью голову, ловким резким движением надломил хребет в самом загривке, и щука сразу затихла.
Петр попытался проделать то же со второй щукой, но получилось вовсе не так. Скользкая рыбья голова вывернулась из его руки, щука упала на мокрый песок и, подпрыгивая, скатилась в воду. Но спастись ей не удалось. Петр сделал рывок, как вратарь, берущий трудный мяч, пробитый в нижний угол ворот, звучно шлепнулся в воду и придавил рыбу туловищем. Все расхохотались, когда он поднялся, с головы до ног покрытый мокрым илом, но торжествующий, крепко ухватив под жабры беспокойную рыбу. Правая его рука была в крови: когда он пытался ухватить щуку за голову, острые зубы пропороли кожу ладони в нескольких местах.
— Боевое крещение,— сказал Алексей Петрович,— теперь, значит, заправский рыбак.
Разохотившийся Петр собирался продолжать рыбную ловлю, но Егор Иванович остановил его:
— Совсем не надо. На уху всем хватит, а больше зачем?.. День жаркий. Пропадет рыба.
Все согласились с ним. Уложили в лодку невод, рыбу и поплыли к общему табору.
Теперь бразды правления полностью перешли в руки Василия Васильевича. Надо сказать, он хорошо к нему подготовился. Загодя им скомплектованная поварская бригада без промедления приступила к работе.
Наверное, и часу не прошло, как на берегу протоки запылали три огромных костра. Над огнем зависли чугунные котлы. В котлах варилась уха, настоящая рыбацкая, тройная.
Петру объяснили, что это такое. Сперва в котел кладут самую мелкую рыбу — ершей, мелких окуньков, красноперок. Дают хорошо прокипеть, потом рыбешку вычерпывают большими шумовками на длинных ручках и выбрасывают. Закладывают вторую порцию мелочи, опять проваривают и опять выбрасывают. И уже в этот наваристый густой бульон опускают порезанную на куски крупную рыбу — щук, сигов, налимов.
Рыбацкая уха всем пришлась по вкусу. Василий Васильевич, сам разливавший уху из одного котла, с удовольствием приметил, что многие приходят за второй порцией.
— Кушайте на здоровье! — говорил ухочерпий, следя, чтобы в каждую миску обязательно угодил кусок мерной рыбы.
— Сами-то вы покушайте,— отвечали Василию Васильевичу сердобольные женщины,— а то нам вычерпаете все, самим не останется...
— Себя не обидим,— отшучивался Василий Васильевич.
Спутницам Петра уха также понравилась. Особенно Ка-теринушке, которая неожиданно для себя обрела здесь, на острове, верного и галантного рыцаря.
Рыцарем этим был франтоватый молодой поляк Иероним Вакшляк, с недавнего времени работавший в химической лаборатории. Он познакомился с прелестной вдовушкой на одном из концертов ансамбля. Встреча на острове для обоих была неожиданной и тем более приятной.
Катеринушка шепнула Але, и та пригласила молодого человека разделить их компанию и трапезу. И когда Петр принес в палатку кастрюлю, полную дымящейся ухи, разливать ее пришлось не в три, а в четыре миски.
Участие Иеронима Вакшляка в их трапезе обрадовало Петра. Все-таки одному мужчине находиться среди двух женщин, особенно женщин интересных, обаятельных, остроумных и, как следствие, знающих себе цену, несколько утомительно. Вакшляк оказался здесь как нельзя более кстати: он весел, жизнерадостен и находчив.
На комбинате он появился несколько месяцев назад. Недели за две до того, как Петра назначили директором, Вакшляк пришел к нему в цеховую конторку с запиской Хомяч-кова: «Сообщите, можете ли использовать подателя сего...»
Вакшляк рассказал, что до осени «проклятого» тридцать девятого года он жил в Польше и работал доверенным («По-вашему, коммерческим директором»,— объяснил он Петру) на крупном кожевенно-обувном предприятии. После начала второй мировой войны оказался в Западной Белоруссии, а после того как в нее вступили советские войска, очутился на Крайнем Севере. По образованию он химик, поэтому его определили в химическую лабораторию большого рудника. По состоянию здоровья (тут он скромно улыбнулся) ему разрешили переехать в столицу республики. Узнав, что в городе имеется кожевенное предприятие, пришел наниматься.
— На ловца и зверь бежит,— сказал Петр и пояснил Вак-шляку, что при цехе оборудуется химическая лаборатория.— Будете ее заведующим и пока единственным лаборантом. Согласны?
— За этим пришел,— ответил Вакшляк.
После того как с ухой было покончено, Вакшляк вызвался сходить за чаем. Петр, сказал было, что это обязанность хозяина, но молодой поляк решительно отверг его притязания и заявил, что идти должен именно он «как младший в чине». Взял у Али чайник и очень быстро вернулся с кипятком.
Аля заварила чай, достала чашки, сахар и печенье. И все четверо довольно продолжительное время благодушествовали, попивая душистый чаек.
Катеринушка встрепенулась первая. Взяла аккордеон на изготовку и сказала Але:
— Пошли!
— Далеко ли, ясновельможные пани? — поинтересовался Иероним Вакшляк.
— Отрабатывать ночлег и пропитание,— объяснила ему Катеринушка.
— Бардзо добже,— одобрил Иероним, но заметил:— Почему не вечером, не ночью, когда легче поется?
— Комары. Ко-ма-ры!.. Остаться еще на одну ночь... Ни за какие блага!
— Воля ваша,— смиренно согласился Иероним и поднялся с места, собираясь следовать за дамами.
— А вы останьтесь,— удержала его Катеринушка.— Посидите тут, пока идет организационный период. Когда услышите согласное пение, можете прийти. Впрочем, и тогда не ходите. Исполнив долг, завещанный от бога, мы сами к вам придем.
Иероним Вакшляк был занимательным собеседником. Петр знал это. Ему приходилось не раз беседовать с молодым поляком. Тому было что порассказать. По делам своей фирмы он часто бывал за границей: в Германии, Франции, Англии. Петру, за границей никогда не бывавшему, слушать его было очень интересно.
И сегодня Иероним Вакшляк рассказал Петру весьма примечательную историю.
Почему-то заговорили о войне. И кто-то из них заметил, что войны всегда начинаются летом.
— Правда, эта война, нынешняя, в которой сгорела Польша,— сказал Вакшляк,— началась осенью. Но все еще весной знали, что она начнется.
— Как это все знали? — возразил Петр.
— Ну все, кому нужно было знать,— поправился Вакшляк.— Вот, послушайте...
И рассказал следующее.
Весной тридцать девятого года хозяин фирмы послал его, Вакшляка, в Лондон к одному крупному кожевенному заводчику, с которым их фирма имела дела и до этого.
На сей раз Вакшляк поехал с очень выгодным для обеих сторон предложением. Суть его основывалась на сугубо точных экономических предпосылках. В Польше были очень высокие пошлины на ввоз кожи и обуви, и это, естественно, затрудняло английскому заводчику сбыт своих изделий в Польше. Зато пошлины на ввоз кожевенного сырья были в Польше очень низкие, в несколько раз ниже, чем в Англии.
Вакшляк должен был склонить англичанина к тому, чтобы тот вложил значительную сумму в расширение польского предприятия. Продукция, выпущенная из дешевого сырья, обеспечивала огромные прибыли, каких в Англии получить было невозможно. Все это было обосновано самыми подробными и тщательными расчетами.
Вакшляк приехал в Лондон, получил аудиенцию у английского бизнесмена и изложил ему предложения польской стороны. Англичанин их выслушал и попросил сутки на размышление.
Когда Вакшляк пришел к нему на следующий день, англичанин произнес: «Я обдумал ваше предложение и решил от него отказаться».
Вакшляк начал его убеждать, повторил ему все доводы о высоком проценте прибыли на каждый фунт стерлингов, вложенный в расширение польского предприятия.
Англичанин не дал ему договорить: «Не трудитесь. Расчеты ваши совершенно верны. Я даже думаю, что прибыль могла бы быть значительно большей».
«Так в чем же дело?» — почти вскричал изумленный Вакшляк.
И тогда англичанин, пристально посмотрев ему в глаза, многозначительно произнес: «У Польши плохая география.— И так как собеседник явно его не понял, добавил:— Очень плохая география: с одной стороны Германия, с другой — Советский Союз».
После короткого молчания Иероним Вакшляк сказал Петру:
— Этот разговор с проницательным англичанином состоялся в конце апреля, а через четыре месяца, первого сентября, Германия напала на Польшу, а вскоре выступили советские войска, и Польша перестала существовать...
— Мы не могли поступить иначе,— ответил Петр.— К тому же мы выступили после того, как Польша перестала существовать как государство.
— Я не осуждаю,— вздохнул Вакшляк,— я просто отмечаю, что англичанин оказался во всем прав. Польша была как орех в щипцах: с одной стороны Германия, с другой — Советский Союз...
«Организационный период» Катеринушка успешно преодолела, и издали донеслись вкрадчивые звуки аккордеона, затем песня, сначала не очень дружная и согласная, но постепенно набирающая силу.
Петр понимал, что собеседник его взволнован своими воспоминаниями, искренне сочувствовал ему, но не мог сразу найтись, как отвлечь его от трудных мыслей. И в палатке зависло тяжелое молчание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52