Против ожидания вторая беседа со следователем оказалась много короче первой. По-видимому, следователь, подобно трудолюбивой пчеле, собрал уже пыльцу со многих цветов и заполнил до отказа свои емкости. А Петра вызвал просто потому, что так было ему обещано.
Следователь уже не встал ему навстречу, а жестом пригласил садиться, после чего спросил, имеет ли свидетель добавить что-либо в дополнение к уже сказанному. Петр ответил, что добавить ему нечего.
Тогда следователь высказал предположение, что, возможно, свидетелю известны какие-либо факты враждебных действий разоблаченного врага народа Басурмицына, кроме тех, о которых шла речь ранее. Петр ответил, что о фактах враждебных действий бывшего директора комбината ему ничего не известно.
— Как видно,— произнес следователь, насупясь,— вы не хотите быть откровенным. Пусть это останется на вашей гражданской совести. Не теряю надежды, что она еще заговорит в вас и вы поймете недостойность своего поведения. А чтобы вам уже сейчас было стыдно, скажу, что многие, все, с кем мне пришлось беседовать в эти дни, дали откровенные, вполне откровенные показания. Подумайте об этом. А к вам у меня больше вопросов нет. Можете, идти.
Уже потом, через два года, когда полностью реабилитированный Дмитрий Илларионович Басурмицын вернулся с Колымы, стало известно, что откровенные, то есть нужные следователю, показания из всех опрошенных работников комбината дал один только начальник отдела кадров Якимов.
Близились первые выборы в высший орган государственной власти — Верховный Совет СССР — согласно новой Конституции, принятой Восьмым съездом Советов.
В столицах уже проходили собрания по выдвижению кандидатов в депутаты. Все газеты публиковали подробные отчеты об этих собраниях, которые прочитывались всеми с небывало огромным интересом: дело было в новинку.
Читая газеты, Петр уловил две закономерности: на каждом собрании первым кандидатом называли вождя народов, на каждом собрании выдвигали не одну, а несколько кандидатур: вождя, его ближайших соратников и иногда еще кого-то из простых смертных.
Петр уже основательно изучил «Положение о выборах», опубликованное во всех газетах и изданное отдельной брошюрой, экземпляр которой ему выдали в парткоме после утверждения его агитатором.
Из «Положения» известно было, что любой кандидат может баллотироваться только в одном избирательном округе, а также и то, что в каждом избирательном округе может быть избран только один депутат.
Установившаяся практика выдвижения по одному и тому же округу нескольких кандидатов, равно как и выдвижение одних и тех же кандидатов по многим избирательным округам, казалось, противоречила соответствующим пунктам «Положения». Петр недоумевал, так же как и многие другие; пытался рассеять свое недоумение в парткоме, но и там ему толком ничего объяснить не смогли. Вместо Аркаши Зыкина в парткоме временно пребывала внештатный его заместитель, степенная Анна Михайловна из планового отдела. Она пообещала выяснить в горкоме, но, по-видимому, так и не удосужилась сделать это.
Всеобщее недоумение давало повод к различным домыслам и самым неожиданным толкованиям.
Возвращаясь с работы, Петр догнал двух медленно идущих пожилых рабочих — судя по испачканной углем одежде, кочегаров из заводской котельной — и услышал обрывки беседы.
— Это значит, его в каждом округе изберут,— говорил один кочегар другому.
— Пошто же везде-то его одного?..— возражал второй. — Ну посуди сам,— доказывал первый.— Ты за кого голосовать станешь?
— Известно, за кого.
— Ну и я тоже, и всякий другой. И стало быть... Петр не удержался, вмешался в разговор:
— Согласно «Положению о выборах» любой кандидат может баллотироваться только по одному избирательному округу.
Оба собеседника повернулись к Петру, и тот, кто первый начал разговор, сказал:
— Может или не может — это, дорогой товарищ, лучше нас с тобой знают, кому знать положено.
А второй добавил:
— Пошто же выдвигают-то везде?.. Это как же, по-твоему, получается? Выдвигать выдвигают, а выбирать не станут?..
На это Петру возразить было нечего.
Первое в Прикамске собрание по выдвижению кандидатов в депутаты назначено было на крупнейшем предприятии города — обувной фабрике. Петру очень хотелось побывать на собрании, и он нашел повод — понадобилось согласовать какой-то вопрос с фабричным начальством.
Собрание состоялось на четвертом этаже фабрики, в огромном заготовочном цехе. Туда поднялись все рабочие дневной смены. Заготовщицы в синих халатах сидели на своих рабочих местах, а рабочие из пошивочных и штамповочного цехов столпились на просторной площадке возле грузоподъемника.
К собранию тщательно готовились. Особая его важность подтверждалась уже тем, что на фабрику приехал секретарь горкома партии, высокий представительный мужчина с открытым, несколько кавказского типа лицом. Его сопровождал пожилой седоусый председатель фабзавкома, которому поручено было открыть и вести собрание.
Первая накладка произошла в самом начале, когда приступили к выборам президиума.
Председатель фабзавкома объявил собрание открытым и предоставил слово Анне Михайловне Семечкиной, исполняющей обязанности секретаря парткома. Та, сверяясь с бумажкой, предложила избрать в состав президиума секретаря горкома, председателя фабзавкома и стахановца фабрики штамповщика Сорокина.
- Возражений не имеется...— констатировал председатель фабзавкома и уже произнес:— Кто «за», прошу...
Но в это время дородная краснощекая заготовщица, сидевшая как раз напротив стола, предназначенного для президиума, встала из-за своей машины и звонко выкрикнула на весь цех:
— Дерюгина Александра Ефимыча!..
Надо сказать, что Саша Дерюгин, человек мягкий и обходительный, пользовался всеобщей любовью рабочих, особенно женщин-заготовщиц.
В цехах комбината, конечно, всем было известно, что Дерюгин исключен из партии как пособник врага народа. Но он по-прежнему оставался начальником, больше того, стал исполнять обязанности директора комбината и исполнял их не день, не два, а уже около двух месяцев, поскольку из треста все никак не могли прислать нового директора: надо полагать, у них там своих забот хватало и им было не до Прикамского кожкомбината.
Словом, гражданская репутация Саши Дерюгина вроде бы и не была опорочена, а личного авторитета ему и подавно было не занимать.
И все заготовщицы как одна поддержали свою товарку, закричав:
— Дерюгина!.. Александра Ефимыча!..
И Саша Дерюгин, исключенный из партии как пособник врага народа, занял место в президиуме рядом с секретарем горкома, который старательно не замечал его.
Председатель фабзавкома произнес краткое, но не очень внятное вступительное слово (по-видимому, накладка с выборами президиума даже его, обычно предельно невозмутимого, выбила из равновесия) и предложил называть кандидатов в депутаты от коллектива обувной фабрики.
Первому предоставил слово старшему мастеру Василию Дмитриевичу Собакину, который поддул аплодисментов назвал кандидатуру вождя. Затем, строго по порядку, названы были кандидатуры его ближайших соратников: Молотова, Ворошилова, Маленкова и Кагановича.
Председатель фабзавкома, записав всех на бумажку, уже поднялся со своего места, чтобы приступить к процедуре голосования, как та же краснощекая заготовщица снова вскочила И выкрикнула еще голосистее:
— Дерюгина Александра Ефимыча!
И опять все бабы хором поддержали ее.
В президиуме наступило замешательство. Особенно растерян был секретарь горкома, Петр стоял неподалеку, и ему хорошо было видно, как секретарь побледнел и на лбу его проступили блестящие капли пота. Саша Дерюгин был тоже обескуражен, больше того — напуган. Относительное самообладание сохранил только председатель собрания.
Пошептавшись с секретарем горкома, он встал и зычным голосом, пригодным для многолюдных митингов и собраний (микрофонов тогда еще не было), провозгласил:
— Так, значит, дорогие товарищи, от вас поступили кандидатуры товарищей Сталина, Молотова, Ворошилова, Маленкова, Кагановича и Дерюгина... Однако нам по нашему избирательному округу надо выбрать согласно «Положению» одного кандидата. Я полагаю, мы остановимся на кандидатуре нашего отца и учителя.
Тут его слова почти заглушили общие аплодисменты.
— Таким образом, остается кандидатура товарища Сталина.
Снова раздались бурные аплодисменты.
— А кандидатуры товарища Молотова, товарища Ворошилова, товарища Маленкова, товарища Кагановича и товарища Дерюгина... отпадают. Ставлю на голосование.
За кандидатуру вождя проголосовали единогласно. Наверно, это было единственное предвыборное собрание в стране, на котором была выдвинута только одна кандидатура.
Трудно сказать, скоро ли опамятовался секретарь горкома, а Саша Дерюгин довольно долго не мог прийти в себя (Петру это было доподлинно известно). И ночевать малодушно уходил к знакомым.
На исходе зимы в Прикамск вовсе неожиданно для Петра приехал из Билярска отец.
Петр непритворно обрадовался его приезду. В детстве он относился к отцу довольно настороженно: отдаляла от отца его строгость, а временами и суровость. Отрочество и юность прошли у Петра в отрыве от родной семьи. А став взрослым, Петр с годами уразумел, что строгость отца определялась вовсе не его характером, вспыльчивым, но добрым, а внедренным с детства суровым пониманием родительского долга. Тогда только и понятно стало, почему после наказания сына за ту или иную провинность сам отец долго оставался молчаливым и хмурым. И тем дольше, чем строже было наказание.
Зато как радовался и гордился отец, когда Петр выучился и «вышел в люди»!
Петр заметил, что и Даша, и Капитолина Сергеевна понравились отцу, но больше всех, конечно, малышка Юленька. И она, всем на удивление, сразу доверилась деду, охотно пошла на руки и вела себя на его коленях бойко и даже с озорством: все пыталась дотянуться до висков и разворошить дедовы волосики.
Когда состоялось взаимное знакомство, отец сказал о цели своего приезда:
— Приехал место искать.— Видя, что его не поняли, добавил:— Работу.
— Мне показалось, что ты доволен своей работой в Би-лярске,— отозвался Петр.
— Был доволен, а сейчас нет,— как-то угрюмо ответил отец.— Будешь тут доволен... Сад садил, три года ухаживал, а теперь вырубать заставляют...
— Почему вырубать? — удивился Петр.
— Налог большой. Невыгодно землю под садом держать. Лучше картошку садить!..— Отец не мог скрыть своего гнева.— Никому не нужно мое уменье...
— Непонятно это и даже странно...
— Чего ж тут непонятного? — возразил отец.— Не у нас только. На Дону, на Тамбовщине сады вырубают. А там, знаешь, яблоки какие? Антоновские яблоки!...
И Петр вспомнил, как еще в детстве не раз слышал от отца, что самые лучшие из всех яблок — антоновские.
— А почему же это так делается-то? — спросила Капитолина Сергеевна.
— Нет хозяина на земле...— строго и вместе с тем скорбно произнес отец.— Кто на земле работает и должен быть на ней хозяин, у того власти нет, а кто сверху приказы дает,— отец ткнул пальцем в потолок,— не шибко, видать, смыслит в крестьянском деле. Так вот оно и получается...
Спрашивать у отца, почему он решил искать работу именно в Прикамске, было неуместно: может быть, он просто захотел переехать жить к сыну. По годам своим — отцу шел семидесятый год — ему впору было и на покой.
И Петр уже начал прикидывать, как они разместятся вшестером в двух комнатах, пока он не подыщет квартиру для стариков.
Но отец тут же прервал его размышления и вообще сделал их ненужными:
— Если правда все, что мне сказали, то и работа хорошая, и квартира удобная, можно и хозяйство держать. Должно быть, правда. Человек напрасно не скажет.
Петр, понятно, полюбопытствовал, что за человек и о чем рассказал он отцу.
— Помнишь Колтыпиных, у которых ты жил на квартире, когда учился в шестом классе?..— спросил отец.— Так вот встретил я Александра Степановича. Он снова в Чистополе, работает там в Зеленом тресте управляющим.
— Это что за Зеленый трест?
Отец пояснил, что теперь в городах при отделах коммунального хозяйства — горкомхозах — создаются такие конторы, которые должны заниматься озеленением улиц и площадей. Потому и название — Зеленый трест. Такой трест создан и в Прикамске. А специалистов не хватает. Председатель же горсовета здешний — старый знакомый, можно сказать, друг или приятель Колтыпина. Он и попросил у Александра Степановича, не поможет ли тот Прикамску специалистами или хотя бы присоветует кого. Колтыпин, узнав, что отец увольняется из Билярского совхоза, и порекомендовал его. Вот отец и приехал узнать, что за работа, какие условия и прочее.
Утром отец поднялся раньше всех, позавтракал и вышел из дому вместе с Петром. Даша уходила на работу гораздо позже.
— Куда так рано? — удивился Петр.— Трест твой зеленый, как и все прочие учреждения, работает, конечно, с девяти.
— Всегда лучше прийти раньше, чем позже,— усмехнулся отец и объяснил, что, пока откроется контора, он успеет побывать на рынке: надо же знать, что здесь продают и по какой цене.
Вернулся отец только к вечеру. Петр уже сидел за столом. На занятия к Аблицеву он по случаю приезда отца разрешил себе не ходить.
Отец пришел оживленный и довольный. Сказал, что, решив ехать в Прикамск, такой удачи и предполагать не мог. Ему предложили место старшего садовника: видать, рекомендация Колтыпина много весила. Главная его забота — тепличное хозяйство. В оранжереях будет выращиваться цветочная рассада, на прилегающем садовом участке — саженцы деревьев и кустарников для озеленения улиц. Высаживать будут другие. Но он, как старший садовник, и за этим должен иметь наблюдение, для того в его пользовании лошадь и тарантас. Ухаживать за лошадью должен он сам, но это и лучше: свои руки надежнее. Квартира там же при тепличном хозяйстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52