– Мне наплевать на него с высокой горки! – воскликнул Фелипе. Его трясло, как в лихорадке.
– Я не позволю оскорблять себя! – наливаясь гневом, сказал Ханс.
– А кто ты такой, чтобы мне рот затыкать?! – взревел Фелипе. – Что, явился, чтобы увезти Джину в свои края? Если уж ты такой мужчина, мог бы найти себе женщину и получше!
– Фелипе, ради Бога, умоляю тебя! – схватила его за руку Даниэла, но Фелипе грубо оттолкнул ее. Он стальной хваткой вцепился в Ханса, нанося ему беспорядочные удары, но они редко достигали цели. Видно было, что боксер из него никудышный.
Мануэль, раздавленный горем, сидел в гостиной, тупо уставившись в одну точку. Он не мог ни спать, ни есть. Память переносила его в прошлое, такое еще недавнее и такое счастливое… Долорес с беспокойством смотрела на сына. Она пыталась уговорить его поесть или хотя бы отдохнуть, но Мануэль устало отмахивался от ее настойчивых просьб.
– Все мы живем, а потом умираем… С этим надо смириться. Я прожила долгую жизнь, Мануэль, и клянусь тебе… время лечит любые раны! Но и ты должен помочь себе сам… – Долорес тяжело вздохнула.
– Мне так больно, мама, так больно! – воскликнул Мануэль. В голосе его было столько страдания! – Никогда не думал, что бывает такая боль… Как ты можешь оставаться спокойной?
– В моем возрасте люди свыкаются с мыслью о смерти, принимают ее как неизбежность… Но это не значит, что я забуду Ракель. Ее невозможно забыть!
Раздался звонок в дверь, и Долорес, тяжело ступая, пошла открывать, думая, что это кто-то из соседей, которые приходили с соболезнованиями, обменивались двумя фразами и уходили, обещая молиться за Ракель. Но за дверью стояла Иренэ, одетая в легкое и, пожалуй, слишком открытое платье. В руках у нее была большая коробка конфет.
– Надеюсь, мой приход не очень вас обеспокоит? – спросила Иренэ, заходя в комнату. – Вот, принесла конфеты для Ракель.
Иренэ увидела Мануэля, постаревшего со вчерашнего дня лет на десять, и остановилась в растерянности:
– Что здесь происходит?
– Ракель… Ракель умерла… вчера, – выдавила Долорес.
– Как? – с болью воскликнула Иренэ. – Все так внезапно…
– Мы все были потрясены… – сказала Долорес и перекрестилась. – Господи, прими ее душу!
Мануэль неприязненно смотрел на Иренэ. Ее вид и эта коробка конфет для умершей жены показались ему чуть ли не оскорблением.
– Пожалуйста, уходите! Вы – нежеланная гостья в этом доме! – надвинулся Мануэль на Иренэ. – За всю свою жизнь Ракель совершила только одну ошибку… Этой ошибкой была дружба с вами. Уходите!
– Прошу вас, Мануэль… Вы слишком суровы ко мне… Я любила Ракель! – пробормотала Иренэ и, повернувшись к Долорес, произнесла: – Мои соболезнования, Долорес! Мне очень жаль!
И Иренэ почти выбежала из комнаты, забыв на столе коробку с конфетами. Она выскочила из дома. Лицо ее пылало. Иренэ подошла к машине, открыла ее, села и, упав головой на руль, горько расплакалась. Вместе с Ракель из ее жизни ушло что-то светлое и хорошее. Немного успокоившись, Иренэ завела мотор и медленно поехала вниз по улице. Она не обратила внимания на машину, которая следовала за ней с утра от самого ее дома. За рулем машины сидел Херман.
Глава 32
«Вот и обрела Ракель вечный покой… – думал Мануэль, глядя на небольшой холмик свеженасыпанной земли. – Однажды я тоже окажусь здесь, рядом с ней…» Он не слушал прощальных слов, которые произносил священник над могилой Ракель. Что мог сказать совершенно чужой человек о его жене? Какие-нибудь банальные слова и не более. Мануэль почувствовал, что кто-то его дернул за рукав. Он обернулся и увидел сына.
– Не хочу, чтобы моя мамочка оставалась здесь совсем одна! – умоляющим голосом протянул Мануэль Хустино.
Долорес наклонилась к внуку и сказала громким шепотом:
– Да нет же, миленький! Здесь только ее тело, а сама она уже на небесах.
Мануэль обвел взглядом присутствующих и вдруг заметил Иренэ.
– Зачем Иренэ пришла сюда? Она же знает, что я не желаю ее видеть! – спросил он у матери.
– Она была подругой Ракель, сынок, и любила ее, – ответила Долорес, пытаясь говорить как можно мягче.
Похоронная церемония закончилась, и траурная процессия потянулась к выходу с кладбища. Присутствовавшие на похоронах подходили к Мануэлю с последними словами утешения и разбредались по своим машинам.
Даниэла окликнула Иренэ:
– Иренэ! Нам нужно поговорить!
– Я пришла сюда не для того, чтобы ругаться, тем более с тобой, – сказала Иренэ, нервно сжимая побелевшими от напряжения пальцами скомканный платок. – Ракель была моей подругой, и я… любила ее.
Иренэ порывалась уйти, но Даниэла остановила ее:
– Сейчас речь идет не о Ракель, а о твоих отношениях с Альберто!
– Не понимаю, о чем ты?… – Иренэ почувствовала, что все поплыло у нее перед глазами.
– Ракель сказала мне, что ты ждешь ребенка от Альберто. Я не верю в твое раскаяние, о котором мне говорила Ракель. Ты не из тех, кто способен измениться, – Даниэла посмотрела в глаза Иренэ и, поймав ее беспомощный и смущенный взгляд, подумала, что может быть, Ракель была и права.
– А почему бы и нет?… Я изменилась, Даниэла! – Иренэ сделала еще одну попытку уйти. – Прошу тебя, я не хочу скандала…
– Тогда поговори с Моникой! Скажи ей всю правду! – умоляющим тоном произнесла Даниэла. – Если ты действительно изменилась, не позволяй Альберто окончательно сломать ей жизнь!
Хуан Антонио увидел, что Даниэла остановилась и о чем-то говорит с Иренэ, и решил подойти к ней.
– Оставь ее! – попыталась остановить его Сония. – Им с Иренэ необходимо поговорить! Тебе лучше не вмешиваться. Даниэла тебе уже не жена, не забывай об этом!
Но Хуан Антонио уже шел к женщинам. Сония последовала за ним.
– Нет, Иренэ, – говорила Даниэла, – хоть ты это и отрицаешь, я не сомневаюсь, что то, что сказала Ракель, – правда. Если она знала, что у тебя будет ребенок, значит ты сама ей об этом сказала.
– Нечего тебе соваться в мою жизнь! – отрезала Иренэ.
– Меня волнует Моника. Поставь себя на мое место. Что бы ты почувствовала, если бы кто-то сделал твоему ребенку то, что Альберто вытворяет с ней? – пыталась достучаться до ее сердца Даниэла.
– Ты же не родная мать Моники, – раздраженно ответила Иренэ.
– Я люблю ее как родную. Я отдала ей всю свою любовь и тепло после того, как потеряла своего собственного ребенка из-за аварии… – Даниэла не поняла, почему Иренэ вздрогнула, как от удара.
– Замолчи! Я не виновата в том, что с тобой случилось! – взвизгнула Иренэ. – Не желаю с тобой разговаривать!
– Иренэ, подожди!
Но Иренэ уже была у своей машины. Хлопнула дверца. Мотор взревел, и машина сорвалась с места. Почти одновременно с машиной Иренэ от кладбища отъехал еще один автомобиль и, быстро набрав скорость, последовал за машиной Иренэ. Но на это никто не обратил внимания.
Хуан Антонио подошел к Даниэле, когда Иренэ уже садилась в машину. Встревоженный, он спросил:
– Зачем ты разговаривала с ней?
– Разве ты ему не сказала, Сония? – удивилась Даниэла. – Полагаю, он имеет право знать! Иренэ ждет ребенка от Альберто.
– Кто тебе это сказал? – не поверил ей Хуан Антонио.
– Ракель, перед смертью, – Даниэла подняла на него страдающие глаза. – Я очень боюсь за Монику!
– Ей надо сказать… – растерянно пробормотал Хуан Антонио.
– Если скажу я… Если она узнает от меня, она не поверит, – сказала Даниэла. – Я хочу, чтобы Иренэ сама ей сказала…
– Даниэла… – выдохнул Хуан Антонио. В его взгляде была мольба. – Нам необходимо поговорить!
– Отпусти, – Даниэла резко выдернула руку, которую пытался задержать Хуан Антонио. – Не притрагивайся ко мне! Ступай к своей жене, а меня оставь в покое!
Даниэла, Сония и Ханс сели в машину. Хуан Антонио потерянно смотрел вслед удаляющейся машине…
Как-то само собой получилось, что с похорон Ракель Джина и Фелипе ушли вдвоем. Они поехали в центр города и там, оставив машину, бродили по старой части города. Они почти не разговаривали между собой до тех пор, пока, устав от ходьбы, не зашли в кафе. Выбрав столик в углу и сделав заказ, они еще некоторое время сидели молча. Обоим хотелось забыть о разводе и о том, что ему предшествовало. Они чувствовали, что то, что их объединяло, было нужнее и важнее. Столько пережито вместе! Это невозможно зачеркнуть! Джина наконец решилась нарушить тишину.
– Лучше поговорим начистоту, Фелипе, – сказала она. – Если ты так разошелся, значит, ты меня ревнуешь.
– Ты спятила! – сразу насторожился Фелипе. – Почему я дожен ревновать?
– Зачем тогда ты полез драться с Хансом? – допытывалась Джина. Ей очень хотелось, чтобы Фелипе признался, что все еще любит ее, но Фелипе не мог этого сделать: в нем говорило мужское самолюбие. – Зачем ты его ударил?
– Затем, что он мне противен! И ты тоже! – огрызнулся Фелипе. В душе ему было стыдно за то, что он не смог сдержаться и полез в драку. Кулаками ведь ничего не докажешь.
– Ты меня еще любишь, правда? – спросила Джина, глядя на него в упор.
– Я? Да я никогда, слышишь, никогда тебя не любил! Я и женился на тебе из жалости! А потом родились дети… – Фелипе запнулся и махнул рукой. – Ладно, я здесь не для того, чтобы ты надо мной потешалась!
– Да нет же, я и не собиралась смеяться над тобой! – Джина дернула его за рукав. – Садись-садись! Ты просто ревнуешь!
– Бред какой-то! – мотнул головой Фелипе. – Слушай, я серьезно… То, что там у вас с Хансом, меня совершенно не трогает. Мы разведены и… Короче, я сожалею лишь о том, что распалился и закатил скандал в Доме моделей, но…
– Да уж, некрасиво получилось… Ты вел себя просто по-хамски с Даниэлой. И потом, ты неправ, потому что между мной и Хансом ничего нет, – Джина смотрела на Фелипе чистыми, бесхитростными глазами.
– Да-да, рассказывай!.. – криво усмехнулся Фелипе, не поверив ни одному ее слову.
– Но это чистая правда! Ханс приехал из Германии, потому что хочет жениться на мне и увезти меня отсюда, вот и все, – произнесла Джина своей обычной скороговоркой и капризно надула губы. – А я не хочу! И знаешь, почему? Потому что скучаю по семье, потому что люблю тебя, потому что хочу быть рядом со своими детьми.
– Да… – протянул Фелипе. Он явно не ожидал услышать это от Джины. – Херардо убедил меня в том, что нам не следует ссориться.
– Херардо – прелесть! Кладезь мудрости!
– Я полагаю, нам нужно поддерживать дружеские отношения из-за детей, – сказал Фелипе.
– А если попытаться начать все сначала? – робко спросила Джина.
– Не думаю, что это возможно, – возразил Фелипе.
– Можно попробовать, – лукаво улыбнулась Джина.
– Я никогда не смогу простить тебе измену, – сурово насупился Фелипе.
– А ты думаешь, я смогу забыть твое безразличие? Твою чертову газету? Ту скуку, которая царила в нашем доме? – выкрикнула Джина и сжала ладонями виски.
– Единственный скучный человек – это ты! – вскипел Фелипе.
– Я? – изумилась Джина.
– Да! А я был образцовым мужем! – торжествующе посмотрел на нее Фелипе.
– Ты?! – еще больше удивилась Джина.
– Я никогда не изменял тебе! – заявил Фелипе. – А ты…
– Ты?! Ты мне не изменял?! – вскричала Джина. – Да ты мне изменял с твоей мерзкой газетой! А это еще унизительнее!
– Ты опять за свое? – спросил Фелипе, чувствуя, что нити, которые их объединяли, рвутся одна за другой.
– Ты первый начал! Я пытаюсь дать тебе еще одну возможность, – сказала Джина.
– Ну нет, спасибо! Не надо мне твоих благодеяний! Благодарю покорно! – презрительно усмехнулся Фелипе, – Лучше уж быть одному!
– Тебе только с лошадьми разговаривать! С какой-нибудь кобылкой с ипподрома, очередной Стройной Малышкой! С ней-то уж вы найдете общий язык! – съязвила Джина.
– Знаешь, что? – спросил Фелипе, зло сверкая глазами. – Иди ты к черту!
– Конечно, я уйду! – ответила Джина. Она встала, взяла свою сумку и сделала вид, что что-то в ней ищет.
– Чем меньше ты будешь видеться с детьми, тем лучше, – напутствовал ее Фелипе.
– Дети должны жить со мной! – воскликнула Джина и закрыла наконец сумку.
– Да? – холодно бросил Фелипе. – Это при твоих-то нравах?
– Я, по крайней мере, им мать, а ты… так, сбоку припека! – выпалила Джина и выбежала из кафе.
Даниэла привезла Сонию и Ханса к себе домой. Она чувствовала себя опустошенной. Сказывалось напряжение последних суток. В ней нарастало раздражение.
– Я не понимаю, чего добивается Иренэ, пытаясь все отрицать, – сказала Сония.
– Я тоже не понимаю. Но я знаю, что это правда. Она действительно ждет ребенка от Альберто. Я поняла это по ее глазам. Она уже не такая, как прежде. Похоже, Ракель была права, и Иренэ изменилась, – задумчиво произнесла Даниэла.
– Я помню, что она творила на теплоходе, – вставил Ханс.
– Ну это пустяки по сравнению с тем, что было потом, – усмехнулась Даниэла.
– Ты думаешь, Хуан Антонио ничего не предпримет после того, что ты ему рассказала? – поинтересовалась Сония.
– Кто знает… – устало ответила Даниэла. – Мне казалось, что я хорошо знаю Хуана Антонио, но сама видишь… как я обманывалась.
Ханс начал расспрашивать женщин о том, что произошло в его отсутствие. Сония не преминула пожаловаться на Рамона, на то, как охладел он к ней.
– Но я так просто Рамона не отдам, – заявила Сония и вдруг сказала, обернувшись к Даниэле: – Извини, но я не такая, как ты!
– Как я? – неприятно удивилась Даниэла. Ее задели слова Сонии.
– Джина права, когда говорит, что тебе следовало бороться за Хуана Антонио, – назидательным тоном произнесла Сония.
– Бороться? А как? Все время ревновать и устраивать сцены, как делаешь ты с Рамоном? – не выдержала Даниэла. – Нет уж, извини! У меня есть чувство собственного достоинства.
– Хуан Антонио любит вас. Это сразу видно, – мягко сказал Ханс. – У него такие глаза, когда он на вас смотрит.
– Меня не интересует, любит он меня или нет и что там у него в глазах! У них будет ребенок с Летисией! Он продолжает жить с ней! Так-то он меня любит! – горько усмехнулась Даниэла.
– Он не бросил ее, потому что ты не захотела. Стоит тебе только пальцем шевельнуть, и он будет с тобой! – убежденно произнесла Сония.
– Я тебе уже сказала, что у меня еще осталась гордость!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61