Паулетта могла сейчас думать только об одном: будет ее Роза жить или на это не остается никакой надежды.
Однако доктор, следящий за состоянием Розы, настойчиво рекомендовал прислушаться к ее просьбе.
— Она умрет? — рыдала Паулетта.
Прогнозов доктор делать не стал, но повторил, что необходимо вызвать в больницу Рикардо Линареса, и чем быстрее, тем лучше.
Леопольдина с ужасом смотрела на свою хозяйку. Они только что узнали о смерти Леонелы, погибшей во время столкновения скорого поезда с ее автомобилем.
— Все! — сказала Дульсина. — Леонелы нет. И Кандиды не станет. И Рикардо уехал. И Рохелио уедет…
Она поднялась со своего места и стала бродить по дому, вырывая из гнезд телефонные шнуры.
— Что вы такое делаете? — пыталась остановить ее Леопольдина.
— А никто нам больше не позвонит, — отвечала ее хозяйка. — Одни мы остались. И средств у нас нет. Одно только средство у меня осталось. Секретное.
Она вдруг подмигнула Леопольдине. Похоже было, что она не в себе. Слуги перемещались по дому, как призраки, не зная, куда себя девать.
Руфино, спустившийся в подвал, обнаружил там какую-то канистру с бензином, которой не было здесь еще утром. Он пытался узнать, кто ее сюда поставил. Но в это время Селия крикнула сверху, что хозяйка велит всем подняться в гостиную.
Собрав всю челядь, Дульсина объявила, чтобы через полчаса в доме не осталось ни души. Все должны были идти к лиценциату Валенсии и получить у него полный расчет. В доме остаются только сама Дульсина и старшая служанка.
— Со мной будет только моя Леопольдина. Моя верная Леопольдина! — еще раз объявила Дульсина и велела всем торопиться.
Рохелио только что попрощался с братом. Он извинился за то, что не провожает его в аэропорт. Но он не любил прощаний вообще, а такое было выше его сил.
— Роза будет спрашивать о тебе у меня на свадьбе, — грустно сказал Рохелио.
Рикардо ответил:
— Не думаю. Если она рожает ребенка от другого, она и разговаривать с тобой будет о другом.
Рикардо уехал. Рохелио набрал номер телефона Менди-санбалей и попросил Розу.
Услышав ответ, он побледнел.
— Как?!.. Где ее госпитализировали?!
Через полчаса он был в больнице «Скорой помощи».
— Очень плоха, — сказал Роке, увидев его.
— Она просит сообщить Рикардо, что у нее будет ребенок, — рыдая, проговорила Паулетта.
— Рикардо навсегда улетает из Мексики! — в отчаянье крикнул Рохелио.
И он выбежал из больницы, надеясь на то, что, может быть, чудо поможет ему и он успеет остановить брата.
Леопольдина послушно брела за Дульсиной, с ужасом глядя на канистру, которую та с трудом тащила по лестнице.
— Все ушли? — спросила Дульсина.
— Кроме нас, — еле слышно отозвалась старшая служанка, может быть впервые в жизни оплошавшая и проглядевшая притаившегося у дверей Руфино.
— Я хочу признаться тебе! — Дульсина остановилась и поставила канистру, отдыхая. — Это я убила Федерико Роблеса.
— Я знала это! — воскликнула Леопольдина. Руфино, который обмер от этого признания, тихой тенью скользнул к выходу.
— Я подозревала, что ты знаешь. Ты всегда была верна мне, моя Леопольдина. Ты — собственность Линаресов. И ты должна умереть вместе с Линаресами, вместе со мной, вместе с нашим домом!
Леопольдина попятилась:
— Выпустите меня отсюда. Вы сошли с ума! Если вы подожжете дом, мы сгорим!
— Ну и что? — крикнула Дульсина. — А что нас ждет? Унижения? Рано или поздно — тюрьма? Ты знаешь, что такое тюрьма, Леопольдина? Я знаю. И я выбираю смерть!
— Но я не хочу умирать! Не хочу! — Крик ее был заглушён громовым голосом, донесшимся снаружи.
Это агент Роча в мегафон обращался к находящимся в доме:
— Дом окружен! Выходите с поднятыми руками! Иначе мы выломаем дверь!
Из-за двери доносился вой пожарных сирен. Руфино успел вызвать пожарников.
В доме между тем завязалась отчаянная драка. Леопольдина, пытаясь отнять у Дульсины ключ и прорваться к запертой двери, схватила кухонный нож. Дульсина вырвала его. Оказалось, что у нее есть при себе и пистолет, тот самый, с помощью которого она отобрала когда-то ножницы у сестры.
Леопольдина в отчаянии схватила бутылку с кислотой и, вырвав пробку, плеснула кислоту в лицо своей хозяйки.
В ту же секунду раздался выстрел. Леопольдина повалилась на пол. А внизу уже гремели стекла разбиваемых окон, трещала дверь, выли сирены.
Наконец в образовавшийся дверной проем в обитель Линаресов вбежал агент Роча, сопровождаемый полицейскими.
— Успел! Успел! — кричал Рикардо, обнимая неподвижное тело Розы и видя, что она открыла глаза.
— Спасибо, Девонька Гвадалупе, — прошептала Роза. — Пришел… Успел…
Он смотрел на нее глазами, полными любви и ужаса.
— Хочу признаться тебе… у меня будет ребенок…
— Я знаю, — прошептал он.
Она вдруг сделала попытку улыбнуться:
— Рохелио… предал меня… Он слушал ее трудный шепот.
— Богу, видать угодно, чтобы ты потерял жену, которая любит тебя… и твоего ребенка.
— Моего? — переспросил Рикардо, думая сейчас совсем не об этом, а только о том, чтобы она не оставила его…
— Так ведь он твой… у меня никогда никого не было, кроме тебя…
Он стал целовать ей руки, умолять, чтобы она простила его.
— Я тебя простила… Любовь все прощает… Прежде чем меня не станет… знай: я тебя люблю, как тогда… когда я за сливами залезла… а ты меня защитил…
— Не хочу, не хочу, чтобы ты умирала! — рыдал он. — Если ты умрешь, я уже никогда не смогу любить!
— Спасибо тебе; Рикардо… Не теряй духа… Я не буду кричать…
Доктор с трудом оторвал Рикардо от нее.
— Спасите ее! Спасите моего сына! — кричал Рикардо, умоляюще глядя на бледного, взволнованного доктора…
Кандида, посетившая сестру в тюремной больнице, не встретила с ее стороны тепла, на которое рассчитывала, зная, что Дульсина тоже много перестрадала.
— Пошла вон, ханжа проклятая. Желаю тебе скорей умереть! — вот что услышала она в ответ на свой вопрос, чем она может быть полезна своей сестре.
— Помогай тебе Бог! — единственное, что она могла пожелать Дульсине, уходя от нее и печально сохраняя в своей памяти обезображенное лицо сестры, с которой вместе росли, до зрелого возраста нося с ней одинаковые платья.
Хоть Мексика — это Центральная Америка, но все-таки Америка.
А Америка любит счастливые концы. Да и кто бы рассказал так подробно эту историю режиссерам будущего фильма, если бы ее главные герои умерли или уехали за тридевять земель.
Поэтому ничего удивительного нет в том, что спустя какое-то время перед скульптурным алтарем Девы Гвадалупе оказались на коленях так много вынесшие, но не разлюбившие друг друга молодые люди: богатый, ставший бедным, и бедная, ставшая богатой.
Отец Мануэль в присутствии всех друзей и знакомых совершил обряд венчания, теперь уже, к радости Томасы, настоящий, церковный.
Потом музыканты-маръячис на лестнице дома Линаресов грянули свадебный марш.
Кого только не было здесь!
Счастливая Паулетта не сводила глаз с любимой дочери, а пожалуй, еще более счастливый Роке в свою очередь не сводил глаз с любимой жены и, похоже, даже не помнил о своей болезни от радости, что ничто больше не омрачает его жизнь с Паулеттой.
Матушка Томаса про себя возносила благодарственные мольбы Деве Гвадалупе. Наконец-то можно было быть спокойной за Розиту: церковный-то брак, чай. не гражданский, потому как и Господь Бог не нотариус в отделе записей актов гражданского состояния! И теперь уже можно надеяться, что все у Розиты будет хорошо.
И Рохелио с Эрлиндой, глядя на новобрачных и желая им счастья, то и дело поглядывали друг на друга, надеясь на то, что и у них оно тоже будет.
Довольная за Розу, улыбалась и Сорайда, несколько озабоченная, правда, тем, что всю ближайшую неделю ей предстоят утешительные беседы с беднягой Эрнесто, никак не желавшим согласиться с тем, что есть же на свете достойные девушки и кроме Розы Гарсиа.
И конечно, весь «затерянный город», все выходцы из
Вилья-Руин были тут. И Каридад уже предупреждала на ухо своего толстого Палильо, что если он опять объестся праздничным тортом, как в прошлый раз, на Розином дне рождения, то пусть пеняет на себя — она с ним возиться не будет!
С надеждой глядела на новобрачных Кандида, уповавшая на то, что все связанные ею детские вещицы пригодятся теперь ее племянникам и племянницам, с которыми она, даст Бог, теперь всласть повозится.
И далее щенок Рохелио и попугай Креспин, теперь уже окончательно, навсегда переименованный в Рикардо, были здесь, хотя вели себя совершенно по-разному.
Щенок носился как сумасшедший, то и дело путаясь под ногами у новобрачной.
Попугай же сидел на плече у дона Анхеля де ла Уэрта, с которым неожиданно очень подружился и знаменитый галстук которого (не мог же дон Анхель не надеть его сегодня!) несколько приглушал своим оперением.
Попугай смотрел на человеческое веселье, склонив голову набок, несколько насмешливо, но очень внимательно, как птица, живущая дольше человека и, в связи с этим, обязанная донести до грядущих поколений память о том, как люди пировали и веселились в его молодые годы.
— Неплохая идея — отпраздновать нашу свадьбу в этом доме, — сказал на ухо молодой жене Рикардо. — Ну-ка поцелуй меня!
— Не командуй, слышь! В последний раз прощаю тебя, парень! — ответила она в манере девушек доброй памяти Вилья-Руин.
И это было последнее, что нам удалось расслышать.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81