— Меня это не радует.
— Что такое ты говоришь?! — воскликнул Роблес. — Это спасает жизнь тебе самой. Это дает тебе свободу!
— Мне не нужна такая свобода, которая превращает мою жизнь в фарс.
Он посмотрел на нее как только мог искренно.
— Дульсина, последние события… все, что с нами случилось — все это заставляет меня по-новому оценить реальность. Поверь…
— Вся твоя реальность — это мои деньги, которые от тебя ускользают.
Дульсина продолжала смотреть на него с прежней злобой. Он попытался взять ее за руки. Она вырвала их. Роблес стал говорить ей о своей любви.
— Да как у тебя губы не отвалятся! — Дульсина презрительно скривила рот.
— Разве можно отвергать любящего человека, согласного положить свою жизнь к твоим ногам, из-за одного его проступка?
— Ты мне мерзок! Меня тошнит от тебя! Федерико бессильно опустил голову.
И в это время замок снова загремел и в камеру вошел Рикардо. В тюрьму он приехал для разговора с Мендосой, который сообщил, что его сестра причинила своей жертве увечье второй степени. Мендоса считал, что судья, возможно, разрешит выпустить ее под залог. Он позволил Рикардо свидание с арестованной, предупредив его, что в камере сейчас находится посетитель.
— Кто? — спросил Рикардо.
— Ее муж, сеньор Федерико Роблес. Охранник отомкнул дверь и впустил Рикардо.
— Вон отсюда! — сказал тот, увидев лиценциата.
Невольно прикрывая лицо от возможного удара, Роблес пробормотал:
— Рикардо, мы могли бы объясниться…
— Я повторяю: вон!
Охранник, не успевший закрыть за Рикардо дверь и с любопытством наблюдавший за ссорой двух посетителей, посторонился, чтобы выпустить из камеры лиценциата.
В дверях Роблес обернулся и укоризненно перевел глаза с Дульсины на Рикардо и обратно, потом несколько театрально произнес:
— Вы несправедливы ко мне…
В невеселом настроении из тюрьмы Федерико отправился прямо к Мириам. Он еще не видел ее после нападения Дульсины.
Она впустила лиценциата, и он попытался поцеловать ее, но она холодно отстранилась.
— Когда я узнал, что ты мертва, я чуть с ума не сошел, — сообщил он пылко.
— Твоя жена — убийца, — еще более холодно сказала Мириам.
Роблес стал уверять любовницу, что Дульсина ему больше не жена.
— Почему же? — удивилась Мириам.
— Она отвергла меня, как отвергают прислугу. Мириам усмехнулась.
— Я рада, что она в тюрьме. Я и не подумаю взять назад свое обвинение.
Федерико согласно кивнул.
— Мне нет до нее никакого дела. У меня есть ты, любовь моя.
Она протестующе вскинула руку:
— Нет уж! У нас все в прошлом.
— Но почему?
— Я чуть не погибла. Если я не прекращу с тобой встречаться, твоя жена однажды снова сорвется с цепи, и уж тогда мне не спастись.
Он смотрел на нее умоляюще:
— Мириам, я очень несчастен. И я нуждаюсь в тебе.
— Не унижайся…
Он понял, что пора уходить. Последней его фразой были слова о том, что он потерял все, и, думая, что у него остается она, Мириам, горько ошибся.
Конечно, столичное кафе — не то что приморский ресторан с французом-метрдотелем. Но напротив за столиком сидел Рикардо, смотрящий на нее любящими глазами, и Роза была счастлива.
— Значит, Дульсина скоро выйдет из каталажки? — спросила она, катая по блюдечку цветной шарик мороженого.
Рикардо сказал, что лиценциат Валенсия надеется на такой исход.
— Честное слово, я рада этому! Он взял ее руку и поцеловал.
— Если бы это сказал мне другой человек, перенесший от Дульсины то, что перенесла от нее ты, — я бы не поверил. Но тебе я верю.
— А жаба вернулась из Монтеррея?
— Нет еще, — ответил он, решив, что поправлять Розу — дело безнадежное.
— Значит, ты еще не говорил с ней?
— Боюсь, что этот разговор придется немного отложить. Она насторожилась.
— Почему?
— Стоит ли тебе интересоваться той, кого ты называешь жабой?.. У нее умерла бабушка, воспитывавшая ее вместо матери. Для Леонелы это горе, и сообщать ей сразу после траура…
Роза виновато взглянула на него:
— Просто мне трудно поверить, что она способна испытывать хоть какие-то человеческие чувства.
— Но сейчас она действительно страдает. Понимаешь? Она пожала плечами:
— Понимаю… Что мне еще остается?
Он еще раз благодарно поцеловал ей руку.
После кафе Роза попросила Рикардо зайти с ней на минуту в «Твой реванш» — ей хотелось поддержать Сорайду, тяжело переживавшую арест Куколки.
Однако лучше бы она сделала это в другой раз.
Не успели они войти в таверну, как откуда-то сбоку появился Эрнесто Рохас. Похоже, что он много выпил. С ненавистью глядя на Рикардо, он стал говорить о том, что, если бы не слезы его матери, он ни за что не воспользовался бы залогом, внесенным за него Рикардо с целью унизить его, Эрнесто.
— Пожалуйста, не надо, Эрнесто! — взмолилась Роза. Но он продолжал, не сводя глаз с Рикардо:
— Скажите, сколько вы заплатили, и я вам тут же верну эти деньги!
— Не надо устраивать сцен, Эрнесто, — спокойно сказал Рикардо. — Роза хотела помочь вам, и вы должны быть благодарны ей за это.
— За что благодарен? — уже не говорил — кричал
Эрнесто. — За то, что она поставила меня в дурацкое положение?… Розе только ваши деньжата и нужны!
— Да что ты такое несешь? — вышла из себя Роза. — Ты же лучше других знаешь, что это неправда!
— Не обращай на него внимания, Роза, — успокаивал ее Рикардо.
— Когда-нибудь у меня появится столько денег, что я заткну глотки вам обоим! — не мог остановиться Эрнесто.
Появившаяся Сорайда сделала знак двум вышибалам, равнодушно наблюдавшим эту сцену. Они под руки быстро вывели упирающегося Эрнесто на улицу…
Возвратившись домой, Роза долго молилась перед алтарем Девы Гвадалупе за Эрнесто, за то, чтобы Дева послала ему силы забыть Розу Гарсиа.
Накануне надзиратель сообщил Дульсине, что ее переводят в женскую тюрьму.
И вот сеньора Дульсина Линарес стояла перед высокой толстой теткой, затянутой в полицейский мундир, — надзирательницей, следящей за порядком в отделении, куда доставили новую заключенную. Покачиваясь с каблука на носок офицерских сапожек, надзирательница негромко приказала:
— Разденься и надень тюремную одежду.
— Не желаю, — отвернулась от нее Дульсина. Железными пальцами надзирательница схватила ее за руку.
— Поговори у меня! У нас здесь свои порядки, и ты будешь им подчиняться.
— Ты заплатишь за это! — как кошка, зашипела Дульсина. Но надзирательница швырнула ей в лицо тюремные неприглядные тряпки.
— Наденешь это! Я вернусь через десять минут. Берегись, если не сделаешь то, что я тебе велела.
Она действительно вернулась через десять минут, увидела, что новая заключенная хоть и смотрела злобно, но распоряжение ее выполнила, и повела Дульсину в общую камеру, где теперь той надлежало находиться.
В камере было много женщин в одинаковой одежде, такой же, какая была теперь на Дульсине. Надзирательница показала ей койку.
— Спать будешь здесь, — сказала она и ушла.
— Думаете, я буду спать на этом дерьме?! — крикнула ей вслед Дульсина.
Но тетка на это никак не отреагировала. Зато обитательниц камеры это заявление новенькой развеселило. Раздались голоса:
— Тут не отель, крошка!
— Принцесса какая нашлась!
Одна из заключенных, с кошачьими зелеными глазами и гибкой, сильной фигурой, поднялась со своей койки и обратилась ко всей камере:
— Сдается мне, девочки, что сеньора считает нас недостойной для себя компанией.
— А вы как думали? — вызывающе крикнула Дульсина.
— Пума, эта тетенька из высшего общества. Погляди, как причесана-то.
— А руки-то какие белые! Небось мужу пары подштанников не выстирала!
Та, которую звали Пумой, подошла к Дульсине.
— Духи-то! Настоящие французские! — авторитетно сообщила она и, сделав вид, что обнюхивает Дульсину, приподняла на ней платье.
Дульсина тут же вцепилась ей ногтями в лицо. Не ожидавшая такого отпора, Пума инстинктивно прижала ладони к расцарапанным щекам, потом удивленно посмотрела на них и, увидев кровь, с медленной улыбкой произнесла:
— Вот сука! Лицо мне в кровь исцарапала…
— Врежь ей, Пума! — посоветовали из глубины камеры. Пума оглядела противницу с ног до головы, чуть согнула ноги и выставила вперед цепкие руки, примеряясь, как половчее разделаться с этой дамочкой.
Но за дверью в это время раздался свисток. С коек завопили:
— Злюка, Злюка идет! Вошла надзирательница.
— А ну заткнитесь! — крикнула она женщинам.
Они наперебой начали жаловаться ей на новенькую, «разодравшую Пуме всю морду».
— Крысы помойные! Крысы! — кричала Дульсина. Надзирательница схватила ее за руку и потащила в карцер…
— На, Пума, вытри кровь. — Кто-то из женщин протянул пострадавшей девушке платок.
Пума плюнула вслед Дульсине и пообещала:
— Эта сука мне за все заплатит!
Неожиданно из глубины камеры прозвенел озорной голосок:
— Да будет тебе бахвалиться-то! Вон как она тебя отделала-то! Дамочка-то поглавней тебя будет!
И вся камера принялась громко хохотать и дразнить Пуму.
Леонела возвратилась в дом, полный смятения и споров.
Рохелио не мог примириться с тем, что кто-то из рода
Линаресов находится в тюрьме. Леопольдина жалела сеньору
Дульсину и опасалась скандала, который повредит репутации дома.
Кандида не скрывала своей ненависти к сестре и считала, что тюрьма — лишь справедливое возмездие за ее жестокость.
Для Рикардо приезд Леонелы был неожиданностью. Он ждал ее позже.
Она объяснила, что в Монтеррее ей делать больше нечего. Сказала, что чувствует себя совсем разбитой и одинокой, потому что бабушка была для нее единственным близким человеком изо всей родни. Но больше всего Леонелу интересовало, когда Рикардо собирается оформить их брак. Рикардо ответил, что не считал бы нужным сейчас спешить с этим.
— В Монтеррее я подумала о том, что после смерти бабушки — ты единственная моя опора и утешение.
Он спросил ее, слышала ли она про тюремное заключение Дульсины.
Да, Леопольдина успела сообщить ей об этом.
— Должна сказать, что Дульсина реагировала на измену Федерико вполне логично.
Рикардо поинтересовался, что бы на ее месте сделала сама Леонела. Она пожала плечами:
— Не так важно, что вытворяет мужчина. Главное, чтобы в конце концов он остался с тобой.
— Вполне современно, — оценил этот ответ Рикардо.
— Мы так давно должны были пожениться, и наша свадьба столько раз откладывалась… Но я все забыла и простила.
Она попрощалась и отправилась спать, так как очень устала с дороги.
Холод в камере-одиночке и скудная еда, полагающаяся узникам карцера, не так угнетали Дульсину, как сознание того, что она не убила ту наглую стерву там, в камере, посмевшую прикоснуться к ней своими грязными лапами!
Эта досада мешала ей заснуть. А когда, наконец, ей удалось задремать, оказалось, что уже утро, и надзирательница грубо растолкала ее.
— Ишь, барыня! Привыкла дрыхнуть допоздна… Тут тебя навестить пришли. По мне бы, век тебя здесь гноить. Да семейка твоя, видать, не из бедных. А где хорошие деньги — там хороший адвокат. Ступай за мной.
В тюремной конторе Дульсину ждал лиценциат Валенсия.
— У меня для вас хорошие новости. Проведено расследование, и вас можно выпустить под залог. Надо лишь, чтобы судья определил сумму, которую внесет Рикардо.
Никак на это не отреагировав, Дульсина поинтересовалась, вернулась ли из Монтеррея Леонела. Лиценциат ответил, что она здесь и ждет, когда они закончат разговор. Он попросил Дульсину расписаться под необходимыми документами и спросил, за что она попала в карцер, — из-за этого ему пришлось хлопотать о специальном разрешении на свидание с ней.
— На меня напали, и я ответила, — объяснила она. Чтобы ободрить ее, адвокат сказал, что терпеть тюремное заключение ей недолго. К его удивлению, она, не проявив особой радости, ответила, что, если надо, она может и потерпеть.
Валенсия ушел, предупредив, что сегодня ее повидает и Рикардо.
Шум, который поднялся в магазине игрушек, когда в нем появилась Роза, раздражал Малену и заставлял злиться.
Подруги окружили Розу, разглядывали ее, восхищались тем, как она выглядит, и звонко хохотали над ее рассказами о быте приморского курорта.
— Не успела появиться, сплошной визг — и никакой работы! — проворчала Малена.
— Малена, это же ее подруги, что же тут особенного, если они ей обрадовались? — возразил ей Карлос.
Однако к девушкам он приблизился со своим обычным присловьем:
— Меньше слов — больше дела!
Дон Анхель, вышедший из своего кабинета, с удовольствием наблюдал за весельем, царившим у него в магазине.
— Вот и вернулась к нам Роза Гарсиа! — сказал он.
— И тут же магазин вверх ногами! — не удержалась Малена.
Он с насмешливой улыбкой посмотрел на нее:
— Ну-ну, не преувеличивайте. Когда они наговорятся, пригласите Розу ко мне.
Малена передала Розе приглашение дона Анхеля.
— Пойду поговорю с хозяином, — сказала Роза подругам, — а вы пока подстелите себе что-нибудь помягче.
— Это зачем же? — спросила Америка.
— А чтобы кости не сломать, когда упадете — так я вас огорошу!
Узнав, как Роза и Рикардо провели время на море, и порадовавшись за них, дон Анхель выразил сожаление, что жена Рикардо Линареса не сможет больше работать в его магазине.
Роза пыталась объяснить ему, что готова работать в
«Доброй маме» хоть всю жизнь — ни одна работа не радовала ее так, как эта. Дон Анхель поблагодарил ее за добрые слова, но, вздохнув, заметил, что однажды она все равно уйдет.
Роза, однако, выразила сомнение в этом. Она сообщила дону Анхелю, что сначала еще должен решиться вопрос «с жабой».
Анхелю было смешно слышать, как она называет свою соперницу, потому что это прозвище не вязалось с той сочувственной интонацией, с какой Роза рассказывала о горе Леонелы: о смерти ее бабушки. Из-за этого горя, объясняла Роза, Рикардо не мог прямо сейчас выложить ей всю правду об отношениях со своей законной женой.
Так или иначе, они решили, что сейчас самое время, чтобы Роза надела униформу и приступила к работе.
Она уже выходила из его кабинета, но вдруг повернулась и строго сказала ему, чтобы завтра он не забыл надеть купленный ею галстук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81