OCR Pirat
«Дикая Роза»: Издательство Русанова; 1994
ISBN 5-87414-018-2
Аннотация
Одно имя ее: Вероника Кастро — заставляло многих откладывать свои повседневные дела и садиться к экрану телевизора.
Настоящая книга о героине известного телесериала.
Анна Альварес, Е. Александров
Дикая Роза
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
…Если взглянуть на город со стороны, не увидишь ничего необычного. Там, где когда-то был заброшенный песчаный карьер, нынче раскинулись такие же заброшенные трущобы, владения бедняков. Это — «затерянный город», скопище развалюх, Вилъя-Руин, как его называют здесь.
А в отдалении, но все-таки неподалеку — роскошные кварталы, откровенно кичащиеся богатством и чистотой.
И там, и здесь живут люди, чьи судьбы могут быть интересны нам хотя бы уже потому, что о них потом снимут картину, огромный телесериал, который ежевечерне будут смотреть в сотнях тысяч домов. И главную роль в нем сыграет актриса, популярность которой трудно преувеличить. Одно имя ее: ВЕРОНИКА КАСТРО — разве оно не заставляло нас кидаться к домашнему экрану, отодвигая в сторону все дела?
Таковы уж мы, телезрители, и простись с покоем тот, кого мы полюбим со всей страстью сердца, бьющегося все равно, в трущобах ли, в богатых ли особняках, — главное, сердца живого, живого и жаждущего сопереживать!
Только картину снимут потом, позже. А уже сейчас здесь живут и действуют люди, не думающие, что станут киногероями, любимыми нами или ненавидимыми…
И вот по грудам отбросов, по грязным тропинкам бегут двое бедно одетых ребятишек. Один — толстый неповоротливый увалень, другой — тоненький, стройный, быстрый…
ВОРОВКА
— Эй, кончай мухлевать!
— Это я-то мухлюю? Вот гляди — все по-честному. Тоненький бросил шарик. Точно бросил.
— Ну, видел?
— Да-а, ты сверху набрасываешь. Это не считается!
— Считается, считается. А ты завелся, потому что знаешь: все равно я выиграю.
— Как бы не так! Не выиграешь.
Но в тоне, каким сказал это маленький толстячок, нет особой уверенности.
— Палильо! — крикнула из окна ближайшей к ним развалюхи женщина с худым быстроглазым лицом. — Иди домой. А то опять поцапаетесь.
Но толстячку не хотелось домой.
— Кидай, твоя очередь, — сказал он приятелю.
Тот надвинул поглубже джинсовую спортивную шапочку с козырьком. Длинные волосы, торчавшие из-под шапочки во все стороны, не помешали ему точно прицелиться.
— Чира! Ну, видел?
— Палильо, — снова крикнула в окно женщина. — Иди домой — все равно в дураках останешься!
Тому, который в шапочке, это не понравилось.
— При чем тут «в дураках»? Мы просто играем. Женщина раздраженно махнула в их сторону рукой и скрылась из окна, чтобы тотчас появиться на пороге развалюхи.
Палильо кинул свой шарик — и неудачно.
— Эх ты, мазила!
— Давай бросай. Ну!
— Ты меня не гони! Я ведь тебя не тороплю, когда твой черед бросать.
— Торопишь!
— Я ведь тебе под руку не говорю, когда бросаешь.
— Говоришь! Жила!
— Чего-о?!
Палильо приплясывал и прихлопывал в ладоши в ритме, модном у подростков Вилья-Руин:
— Жила-жила-жила!.. Тоненький презрительно сощурился.
— Ах, я жила? Смотри и учись.
Вся его фигурка напряглась, а потом вдруг наоборот — расслабилась, раскрепостилась, в ней появилась звериная грация, когда живое существо верит своим мышцам больше, чем своим головным расчетам, и потому редко ошибается.
Бросок и на этот раз был точен.
— Видел? Ты проиграл. Все шарики мои. Палильо покраснел и надулся:
— Мухлеж! Отдай мои шарики!
— Не подумаю, все было честно.
— Воровка!
Тоненький весь как-то подбирается и становится похожим на готового прыгнуть котенка.
— Кому ты сказал «воровка»?
— Тебе! Кому же еще?
Тоненький прыгнул на Палильо и повалил его на землю. При этом надвинутая на лоб джинсовая шапочка свалилась и стало ясно, что перед нами девочка-подросток. Она очень ловко тузила своего неуклюжего противника, при этом успевая приговаривать:
— Кому ты, миленький, сказал «воровка»? А? Кому ты, миленький, сказал «воровка»?
Удары и тычки победителя не были ни жестокими, ни болезненными. Это было скорее символическое и довольно добродушное наказание для нахала, посмевшего заподозрить своего партнера в игровой нечестности.
Девочка не столько лупила, сколько учила приятеля.
Женщина, стоявшая на пороге развалюхи, кинулась на помощь своему сыну. В руках у нее было довольно грозное оружие — мокрая простыня.
— Роза, оставь его!
— И не подумаю. Он меня воровкой назвал.
— Ну и что такого? Подумаешь!
— Нет, не подумаешь! Вот тебе, щекастый! Женщина, пометавшись вокруг борющихся, наконец шлепнула Розу мокрым бельем:
— Отпусти его, бесстыдница! Вот я тебе! Роза отпустила Палильо и поднялась с земли.
— Ну ты, Каридад, потише. Размахалась!
— Да, бесстыдница! Связалась с малышней. Роза, не спеша отряхнувшись, подняла шапочку.
— Эта малышня пошустрее меня. Каридад отряхивала хнычущего сына.
— Ты посмотри, как ты его извозила!
— Подумаешь, «извозила»!.. Да он и был такой. Ты же, подруга, его не моешь, а сам он не умеет.
Каридад от такой наглости перестала отряхивать Палильо:
— Как это «был такой»? Ну ты наглая…
— Да еще чумазей был. Сейчас хоть пообтерся… Каридад понимала, что Розу не переговоришь.
— Пошла отсюда.
Роза приняла позу, выражающую крайнюю степень вызова и презрения.
— А вот не пойду. Может, прогонишь силой?
— Да я тебя!
— А вот слабо!
— У-у, ослица…
— Потише, потише, подруга.
Каридад наконец сообразила, что надо менять противника, потому что этот ей не по зубам. Она вдруг хлестнула Палильо мокрым бельем по пухлым щекам и потащила его за руку домой, продолжая вопить:
— Я тебе сколько раз говорила: не смей с ней играть. Она же дикая! Дикая!
Роза тем временем опустилась на колени и собрала стеклянные шарики.
— Вот-вот, — крикнула она вслед Каридад, — задай ему как следует, чтобы не играл, если не умеет. Вон сколько шариков я у него выиграла!..
Трава на этом газоне была такого яркого зеленого цвета, что казалась ненастоящей. Газон был широченным.
Его отделял от улицы красивый металлический забор — это с фасада. С флангов же забор переходил в каменный и примыкал к старинному тенистому саду.
За газоном возвышался дом. Вообще-то назвать его домом — значило оскорбить.
Это.был настоящий дворец: с колоннами и башенками…
Около решетчатых ворот этого дома, одного из самых заметных даже в этом роскошном квартале, остановился автомобиль, вполне достойный такого жилища. Садовник Себастьян отворил ворота.
Из автомобиля вышли две молодые женщины. По тому, как они уверенно вошли в дом, сразу можно было сказать: это хозяйки особняка.
Старшая служанка Линаресов Леопольдина прервала уборку, привычно ожидая вопросов от приехавших. Они не заставили себя ждать.
— Леопольдина, Рикардо не приехал?
— Нет, сеньорита Дульсина.
Дульсина Линарес устало опустилась в кресло.
— А Рохелио?
— В своей комнате. — Леопольдина тяжело вздохнула. — Заперся, как обычно.
— Мы ли не молим Бога, чтобы исправил его характер. — Дульсина тоже вздохнула.
Леопольдина продолжала стоять, как бы ожидая вопросов от второй сестры Линарес.
— Лиценциат Роблес не приходил?
— Нет, сеньорита Кандида.
— И не звонил?
Леопольдина вздохнула еще тяжелее, чем в первый раз.
— И не звонил. Звонила только сеньорита Леонела, спрашивала молодого сеньора Рикардо. — Леопольдина вздохнула совсем уж тяжело. — Жаловалась, что не видит его уже несколько дней.
Видимо, информация, прозвучавшая в приемной особняка Линаресов, была невеселой, потому что на этот раз вздохнули все трое. А Дульсину даже будто подняло из кресла неведомой силой.
— Ох Рикардо, Рикардо… Странный человек наш братец… Казалось бы, Леонела Вильярреаль — красива, хорошо воспитана, образованна наконец — чего еще желать?
Дульсина неутомимо вздохнула.
— Я уж не говорю о деньгах. О больших, между прочим, деньгах…
— Ты же знаешь, Дульсина, Рикардо наплевать на деньги, — сказала Кандида.
— Конечно. Пока он занят своей учебой — мы не жалеем средств. Но сколько же это может продолжаться?.. И что он собирается делать, когда мы не сможем оплачивать его учебу?
Дульсина задумчиво посмотрела на сестру. Кандида мечтательно потянулась, глядя в окно:
— Эх, влюбился бы он в Леонелу… Или в какую-нибудь другую, не менее богатую… Гора бы с плеч…
И сестры направились в столовую, довольные таким согласием между собой.
В доме, где живет Леонела Вильярреаль, девушка из знатного семейства (фамилию которого Боже упаси нас путать с названием трущобного города Вилья-Руин), много цветов. Леонела и ее подруга и даже дальняя родственница Ванесса любили все красивое.
Вот и сейчас Ванесса поливает цветы. На пороге своей спальни появилась Леонела, высокая темноглазая блондинка, домашний костюм которой лишь подчеркивал ее хрупкость и женственность.
— Пока!
Леонела помахала Ванессе кончиками пальцев, демонстративно кокетливой походкой направляясь к выходу.
— Ты куда это? — удивилась Ванесса, глядя на часы.
— Тс-с! — Леонела кокетливо приложила пальцы к губам и сделала большие глаза. Ей нравилось играть роль легкомысленной и нерадивой хозяйки дома в то время, как она знала: в этом доме жизнь хорошо налажена, и никакие сбои ей не грозят.
Леонела остановилась в дверях.
— Иду обедать.
— С Рикардо Линаресом?
— Увы, нет… Рикардо Линарес неуловим, нигде не могу его застать.
— Ну, он наверняка в университете. Где ему еще быть?
— Что ж… В таком случае я ему не очень интересна. Леонела как будто раздумала идти обедать. Говорить о
Рикардо ей хотелось явно больше, чем есть. Ванесса тоже поставила лейку. Тема требовала полной сосредоточенности.
Ванесса села в кресло, потому что знала по опыту: разговор с Леонелой о Рикардо Линаресе не может быть коротким.
Леонела, невесело улыбаясь, по-прежнему стояла в дверях.
— Не думаю, кузиночка, что Рикардо — подходящий для тебя мужчина, — сказала Ванесса. Она приходилась Леонеле дальней родственницей, по правде сказать седьмой водой на киселе, но любила напоминать об их родстве. — Стоит ли тебе гоняться за молодым Линаресом? Есть варианты и получше.
— Мне нравится Рикардо. И точка. Он красив, мужествен, цельная натура, из хорошей семьи. Мне этого достаточно.
— Ну, ты забыла еще об одном его достоинстве… Леонела не спеша подошла к креслу и опустилась в него.
— Что ты имеешь в виду?
— Деньги, конечно. Леонела помолчала.
— Так думают все. И все ошибаются. Рикардо может рассчитывать лишь на деньги, которые ему дают его сводные сестры. Да и то лишь до тех пор, пока он учится.
— Зачем же тебе такой муж, безо всякого будущего? Леонела задумчиво улыбнулась.
— Ну, моих денег хватит на нас двоих… И потом… Словом, когда он закончит учебу, он сможет хорошо зарабатывать.
Ванесса закурила сигарету.
— Подумай, кузина, — а стоит ли твой каприз лишних слез и страданий?
Почти все, что говорила до сих пор Леонела, она говорила с улыбкой. Сейчас она встала. Лицо ее было серьезно.
— Не будь я Леонела Вильярреаль, если не выйду замуж за Рикардо Линареса. — Леонела снова улыбнулась. — А на твоем месте я бы уделила внимание его братишке, Рохелио.
— Ты с ума сошла, Леонела! Боже сохрани меня от этого Рохелио! Глаза бы мои на него не смотрели!
— Ишь ты какая привередливая! — И, смеясь, Леонела наконец удалилась обедать.
В особняке Линаресов много комнат. В одной всегда тихо. Только иногда из-за двери доносится негромкое постукивание. Это стучат костыли, с помощью которых Рохелио Линарес передвигается по комнате.
Вот и сейчас он на костылях добрался до окна, из-за которого доносился птичий щебет: окно выходит в дивный сад Линаресов, где ветки деревьев сгибаются от тяжести сладких плодов.
Рохелио любит наблюдать за птицами в саду, как может любить только человек, лучше других знающий цену свободным и легким движениям.
Но на этот раз ему не удается полюбоваться на птиц, потому что кто-то стучит в дверь.
— Кто там? — недовольно спрашивает Рохелио. Дверь открывается, и в комнату входит Леопольдина. В руках у нее поднос с едой. Она ставит его на комод.
— Я ведь сказал тебе, что не хочу есть, — говорит Рохелио.
— Вы должны питаться как следует, а то и захворать недолго, — наставительно отвечает Леопольдина.
Она начинает накрывать маленький столик.
— Не все ли равно?.. Захворать… Умереть… Да я с детства о том только и мечтаю, чтобы умереть. Разве лучше жить калекой?.. Унеси еду, я же сказал тебе, что не буду есть.
Леопольдина, как бы не слыша его слов, продолжала стелить скатерть.
— Ты что, не слышишь? Унеси еду, если не хочешь, чтобы я тебе ее в лицо бросил.
Леопольдина постелила скатерть и поставила на нее поднос.
— Да вы ведь ничего не хотите делать, чтобы вылечиться, — сказала она. .
Рохелио ответил не сразу.
— Ты же знаешь, Леопольдина, что мне нельзя помочь. Сколько врачей меня смотрели с самого детства! Хоть один мне помог?.. Для чего же мне жить калекой?
Старшая служанка опустила голову.
— Надо смириться, — сказала она тихо.
— Смириться? Легко сказать… Знаешь что, лучше уйди отсюда, оставь меня одного. И пусть никто сюда не заходит. Сегодня я никого не хочу видеть. Ты слышишь?
— Хорошо, молодой сеньор, хорошо.
Она все сделала как надо и теперь могла уйти.
Уже спускаясь по лестнице, она услышала крик из-за двери: «Леопольдина, разве я не просил тебя убрать отсюда эту проклятую еду?!» Не обращая внимания на крик, Леопольдина продолжала спускаться.
Грохот посуды, сброшенной со столика костылем Рохелио, и падение самого больного, потерявшего равновесие от неловкого движения, Леопольдина уже не слышала.
В одном из уголков Вилья-Руин, возле дома Розы, стоит алтарь Девы Гвадалупе. Жители «затерянного города» следят за тем, чтобы здесь всегда было чисто.
В это утро алтарь убирала Томаса.
Ей мешала Каридад.
— Мое дело предупредить тебя, Томаса, — говорила она. — Если ты не приструнишь свою Розу — хлебнешь с ней горя. Во всяком случае, я терпеть ее выходки больше не собираюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81