.. Вся эта афера дей
ствительно восстановила одно поколение против другого.
Позднее, в статье, написанной для "Эсквайра", которую журнал в конце концов
решил не печатать, Шервуд написал:
«...Голос на том конце провода был полон безнадежного одиночества. О
н представился Джимом Феланом, сказал, что участвовал в истории „Тайм“ с
плагиатом. У него нерешительная манера вести телефонные разговоры. Голо
с звучал так, словно его обладатель выпил для храбрости, а тон Ц как шелес
т гравия на дорожке в саду. Каждый слог издавался со скрежетом. Фелан гово
рил: „Я хочу, чтобы Клиффорд знал, я Ц инспектор Джавер, а он Ц Жан Вальжан
... Я спускался в сточные канавы вместе с ним, и мне известна правда... Он напи
сал действительно замечательную книгу о Хьюзе. Моя писанина была так пло
ха, что мне не хотелось ее даже подписывать, и никто не дал бы за эту стопку
бумаги и десяти центов, пока не пришел Клифф. Теперь, спасибо ему огромное
, я получил шестьдесят тысяч долларов... Я могу вам это сказать. Я знаю правд
у, могу вернуть эти десять центов и поддержать Клиффа, вот только „Тайм“ в
ыплатила мне больше, чем десять центов. И если я продолжу поддерживать ег
о, то они меня в покое не оставят. Мне пятьдесят девять лет, и „Тайм“ слишко
м много вложила в мою историю... Клиффа Ирвинга зарезали крупнейшие корпо
рации этой страны за то, что он показал им правду...“»
После своей поездки в Цюрих Боб Морвилло вернулся в Нью-Йорк и оттуда вме
сте со своей женой улетел в недельный отпуск на Барбадос. Там он раскрыл ж
урнал и прочитал историю, в которой якобы цитировались его слова, адресо
ванные Мори Нессену: "Ладно, все нормально, но Ирвингу следует знать одну в
ещь. Мы ему яйца оторвем перед судом присяжных, если он посмеет заявить, чт
о встречался с Хьюзом". Морвилло никогда не говорил ничего даже смутно по
хожего на эти слова, и ни разу не разговаривал с репортерами "Тайм". Он впал
в тихую ярость и показал статью своей жене. Она ее прочла и заявила:
Ц Этот человек, Ирвинг, должно быть, просто ужасен.
Роберт рассмеялся:
Ц Я только что объяснил тебе, что все, написанное ими обо мне и федеральн
ом прокуроре, Ц абсолютная ложь. Почему ты решила, что все остальное в эт
ой статье Ц правда?
Неплохой итог всех журналистских стараний, но мы поняли, что люди из "Тайм
" организуют любую дымовую завесу, только чтобы скрыть причастность к эт
ому делу своих коллег из "Лайф". Публике уже было известно, что мы получили
доступ к автобиографии Ноя Дитриха, написанной Джимом Феланом, но никто
понятия не имел о нашем главном источнике информации Ц секретных архив
ах "Тайм-Лайф". Очевидно, никто из членов корпорации не собирался разглаша
ть данный факт. Ральф Грейвз, главный редактор "Лайф", вместе с Дейвом Мэне
ссом предоставивший мне тогда доступ к файлам, написал выдающуюся стать
ю, увидевшую свет 25 февраля. Ральф заявил следующее: "Мы нашли достаточно м
ного совпадений между книгой Клиффорда Ирвинга и неопубликованной рук
описью Джеймса Фелана, основанной на разговорах с Ноем Дитрихом ("Тайм" 21 ф
евраля), но в деле по-прежнему остается много неясностей, поэтому нам еще
только предстоит найти источники Ирвинга и способы его доступа к ним. Ка
к "Лайф", так и "Макгро-Хилл" намереваются продолжить свое расследование".

Ц Боже правый, Ц сказал я Дику, совершенно ошарашенный, Ц они же знают,
откуда я взял материал. От них самих!
Дик грустно покачал головой, поражаясь моей наивности:
Ц Ты забыл, amigo, что шулерской игры не бывает без мишени, простачка. И чаще в
сего именно мишень позволяет крутиться всей комбинации, поскольку дума
ет, что вот-вот сорвет банк. Под конец его уже не слышно и не видно Ц кроме,
конечно, того случая, когда дело выходит наружу и кто-то особо ретивый соб
ирается все разболтать. Вспомни классическое высказывание У.-С. Филдса. Г
лавное правило любой аферы: нельзя обмануть честного человека.
Ц Да брось ты, что ты пытаешься мне доказать? В "Макгро-Хилл" и "Лайф" работа
ют достойные люди.
Ц Брут тоже был достойным. И я ничего не пытаюсь тебе доказать. Тебе все д
окажет судья, лопух, аккурат промеж глаз, Ц расхохотался Дик.
Ц Кстати, Ц серьезно сказал я, Ц как ты думаешь, что надо говорить, когд
а он произнесет приговор? Протестовать? Или только сказать: "Спасибо, ваша
честь..."?
Ц Да что тут скажешь. Ц Смех Дика резко оборвался. Ц Просто хлопнешься
в обморок. Ц Он выдавил слабую улыбку. Ц Но можешь не волноваться, до пол
а ты вряд ли долетишь. Если упадешь в правильном направлении, приземлишь
ся на меня.

* * *

В конце концов Хэрольд Макгро объявил: Ц Нас провели. Ц И "Макгро-Хилл" пр
ишлось вернуть "Лайф" все деньги, полученные за право публикации в период
ической печати.
До самого дня признания своей вины мы с Диком фактически жили в офисе Мор
и Нессена. Мой коллега просыпался в шесть, ждал, пока откроется кафе на 23-й
улице, заказывал себе плотный завтрак, а потом совершал энергичный моцио
н до угла 55-й улицы и 3-й авеню Ц прогулка, которая, по его словам, "была единс
твенным светлом пятном в течение всего дня. После нее обычно все катилос
ь под гору". Я раскачивался где-то к девяти, на автомате выпивал кофе, закус
ывая пирогом, и через час встречался с Мори. Там мы немедленно приступали
к очередному раунду вопросов и ответов, размышлений и маневров, которые
занимали нас семь дней в неделю, часто задерживая до полуночи и даже позд
нее, и так вплоть до середины марта. Мори ежедневно разговаривал по телеф
ону с Морвилло, Тигом и Ньюменом.
Когда Нессен не встречался с обвинителями, то вместе с Мертом Сарноффом
и Филом Лорбером объяснял нам с Диком и Эдит стратегию поведения, готови
л к появлению перед судом присяжных и частным беседам о meet culpa
Моя вина (лат.).
с федеральным и окружным прокурорами. Дика такие разговоры привод
или в полный ступор.
Ц Ладно, Ц говорил ему Мерт Сарнофф, называя дату или событие, Ц меня не
интересует, что ты думаешь. Слушай вопрос! Я хочу знать: что ты ему сказал и
что он сказал тебе!
И Дик пытался восстановить в памяти наш разговор в Пальме на пристани, ил
и в нашем домике в Помпано-Бич, или в Палм-Спрингс, путая даты, забывая, где
и когда мы были, и практически не помня ничего о подробностях получения с
емисот пятидесяти тысяч долларов от "Макгро-Хилл". Я не мог понять в чем де
ло, моего друга было просто не узнать. Все мы Ц и я, и адвокаты Ц начали все
рьез беспокоиться, как бы он не провалился перед судом присяжных и не пос
тавил под вопрос наше намерение говорить правду. А потом я вдруг понял, чт
о именно заставляло его сутулиться в кресле и путаться в элементарных во
просах: он мучился, что практически вся вина падала на меня. Я отвел его в с
торону Ц было почти два часа дня, мы совещались без перерывов с самого ут
ра Ц и сказал:
Ц Слушай, дружище, такие слова, как "стукач" или "доносчик", к нашей ситуаци
и неприменимы. У нас есть история, которую нужно рассказать, и я выбрал в н
ей роль плохого парня.
Ц Ага, Ц слабо возразил Дик, Ц а я Ц простофиля, у которого двести тыся
ч лежат в Цюрихе и еще пятнадцать Ц в ценных бумагах в "Меррил Линч".
Ц Если тебе от этого легче, то скоро ты станешь нищим.
Речь шла о возврате денег, который мы начали через три дня после моего при
езда в Нью-Йорк. Мори от моего имени сказал федеральному прокурору и "Макг
ро-Хилл", что я хочу и могу вернуть все суммы, которые они мне дали в течение
года, то есть все семьсот пятьдесят тысяч долларов. Однако мои благие нам
ерения тут же расстроились из-за усилий аж трех сторон: швейцарских влас
тей, налогового управления США и самого "Макгро-Хилл". Швейцарцы немедлен
но заморозили не только счет Ханны Розенкранц, но и долговременный счет
Эдит в Объединенном швейцарском банке в Винтертуре.
Там лежало всего пять тысяч долларов от всех "денег Хьюза" (моя выплата Эди
т старого долга, тянувшегося с покупки дома на Ибице), но швейцарцы, очевид
но, не собрались делать различий: они бы арестовали все, включая наследст
во Эдит. Налоговое управление заморозило все наши банковские и брокерск
ие счета в США и требовало выплаты пятисот тысяч долларов в качестве нал
ога на семьсот пятьдесят тысяч, "заработанные" в 1971 году, несмотря на все мо
и заявления о том, что деньги должны быть возвращены "Макгро-Хилл". Само из
дательство, в свою очередь, еще больше усложнило финансовую картину, чер
ез своих юристов отказавшись принимать деньги, пока мы не признаем свою
вину. Оно не хотело, чтобы мир подумал, будто бы нам простили наше гнусное
преступление.
Ц Так что прекращай самокопания, Ц приказал я Дику. Ц Если ты думаешь, ч
то общество не станет мстить уродам вроде нас, выставившим истеблишмент
идиотами, то просто обманываешь себя. Самое худшее еще впереди.
Как только Дик осознал, что вместе со мной висит на самом краю цистерны с к
ипящим маслом, то снова стал самим собой Ц не таким веселым, как раньше, н
о, по крайней мере, более или менее вменяемым Ц и репетиция перекрестног
о допроса пошла куда лучше.
Помимо необходимости подготовки к нашему выступлению перед присяжными
была еще одна причина, по которой мы дневали и ночевали в офисе Мори. Эта п
ричина была предельно проста: мы стали знаменитостями. На нас глазели ве
зде и всюду: на улице, в ресторанах, даже в гостинице "Челси". Скоро я понял, ч
то знаменитость Ц это изгой общества: ее преследует каждый прохожий, ей
чужды радости анонимности, и в результате она полностью лишена покоя и л
ичной жизни. Когда ты известен, каждое твое слово обязательно напечатают
в газете, да еще переврут до неузнаваемости, даже если тебе взбредет в гол
ову спросить: "Который час?" В первый раз, или даже в десятый, подобное отнош
ение тешит тщеславие, но в сто первый вызывает физическое истощение. Два
раза, тем не менее, мне удалось хорошо посмеяться. Как-то утром в кафе на уг
лу 23-й улицы и 7-й авеню невысокий, потрепанный мужчина средних лет в ветро
вке подошел ко мне и сказал:
Ц Слышь, мужик, мистег' Иг'винг, блин, хочу, чтобы вы знали, пг'олетаг'иат за в
ас.
Через несколько дней, когда я проводил приходящую няню до дому и уже за по
лночь возвращался в гостиницу, мне преградил дорогу пьяный.
Ц Хочу сказать тебе кое-что, Ц заявил он, Ц потому что знаю, кто ты такой.

У него были красные глаза и весьма опасный вид. Когда он ткнул меня пальце
м в грудь, я подумал, что опять попал в неприятности, и осторожно ответил:
Ц Хорошо.
Ц Парень, не возвращай ни цента из тех денег, Ц прошептал он.
Надо сказать, мы сделали неплохую кассу средствам массовой информации, н
о через некоторое время все перестало иметь для меня значение, кроме неи
зменного ответа "без комментариев", только разжигавшего аппетит журнали
стов, жаждавших чего-то более существенного. Были ли мы героями? Антигеро
ями? Я сам не мог в этом разобраться. Добейся мы настоящего успеха, мы могл
и бы чувствовать себя героями Ц хотя мир никогда об этом не узнал бы. Но м
ы провалились. Может быть, в смиренном мире американского среднего класс
а, где лишь единицы пытаются свернуть с проторенного пути, даже провал со
вершенно сумасшедшего, безумного плана считается абсолютным успехом? К
аким бы ни был ответ, он в любом случае не имел значения. Все просто: мы созд
али вымышленную автобиографию, попытались осуществить свою мистификац
ию и потерпели неудачу. Я все еще был самим собой. Пять или шесть лет назад,
в другой книге, я написал: "Люди носят маски, на которых изображены портрет
ы того, кем они хотят или кем должны быть. Благоприятный случай или удача н
е меняют человека, лишь снимают с него маску. Ваше истинное лицо может вас
удивить, впрочем, это происходит постоянно. Но это лицо было там всегда".
В офисе Мори мы могли быть самими собой: здесь адвокаты исчислили и взвес
или наше преступление до последнего слова, до малейшей детали. Мы были не
образцами, объектами жадного любопытства, но людьми, о которых кто-то мог
бы сказать: "Они здесь милостью Господней..."
Мори вскоре перестал быть просто нашим адвокатом Ц он превратился в дру
га. Он доверял нам полностью, дал ключ от офиса, чтобы мы могли приходить и
работать даже ночью. У нас были и ценные документы, которые нужно было охр
анять. К концу первой недели мы получили код к сейфу фирмы. Я растрогался.

Ц Ты только подумай, Ц сказал я Дику. Ц Они доверили мне шифр к сейфу. Ра
зве они не знают, что я "мошенник года"?
Дик вернул меня на землю.
Ц Это просто лишнее тому подтверждение, Ц ухмыльнулся он, тряхнув мою р
уку.
Мир за стенами офиса Мори стал для нас полосой препятствий и дикими джун
глями. Но даже эти джунгли было не сравнить с тем, что каждый вечер ждало м
еня в гостинице "Челси". Там, в нашем двухместном номере на четвертом этаже
, мы с Эдит каждую ночь создавали свой собственный, личный ад. Взаимные обв
инения, слезы, извинения, снова обвинения, плачущие дети и Дик, в конце кон
цов сбегающий в спасительную пустоту собственной комнаты. Иногда до тре
х или четырех часов утра гнев Эдит сочился из нанесенных мною ран, раз за р
азом один вид моего лица заново вскрывал их. Час за часом я умолял, упрашив
ал, каялся и извинялся.
Но мои страдания были ничтожны по сравнению с ее болью. Эдит Ц жертва, жер
тва своей любви ко мне, жертва доверия и наивности. Я попросил ее съездить
для меня в Цюрих в качестве курьера, она согласилась, и теперь мне наконец
открылась причина. В это трудно было поверить, но я знал Эдит, знал, что все
сказанное ею Ц правда.
Ц Я догадывалась о вас с Ниной, Ц сказала она. Ц Понимала, что на самом д
еле ничего не кончилось. Я думала, это сделает нас ближе друг другу, ведь н
ам так не хватало близости. И я подумала, хотя сейчас меня тошнит от того, к
акой же дурой я была, что, если я выполню твою просьбу, ты будешь достаточн
о занят, чтобы держаться подальше от неприятностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59