Хемингуэй не сомнева
лся. Для него все сразу встало на свои места. Но я совершил ошибку. Не надо б
ыло этого говорить. Неуловимо, но его отношение ко мне поменялось, сразу. В
о-первых, Эрнест решительно настроился узнать все обо мне именно как о Хо
варде Хьюзе. Он задал мне кучу вопросов, вот тогда у нас были долгие разгов
оры о полетах, что я испытывал, через что прошел, и здесь все было в порядке.
Но потом он начал задавать мне те же самые вопросы, которые мне так надоел
и, которые постоянно, годами задаются репортерами. В то время, стоило мне и
х услышать, я сразу же замыкался в себе, становился грубым. Вот и тогда слу
чилось то же самое. Мы поплыли обратно к дому, и я попросил Эрнеста: "Пожалу
йста, прошу тебя, не рассказывай никому, кто я такой, иначе это все разруши
т. Люди сразу начинают относиться ко мне совершенно иначе, и это ужасно". О
н все понял. Даже заметил, что сам хотел бы иногда оставаться неизвестным,
но его лицо слишком хорошо всем знакомо, белая борода, ну и все в этом духе.
Сейчас я не особо верю тем словам, но именно так он мне ответил тогда. Все ж
е отношение Хемингуэя поменялось... очень трудно объяснить. Его всегда оч
аровывали богатые люди, он сказал мне об этом, а потом начал говорить о ден
ьгах. Ну, это, разумеется, не тот предмет, которого я стесняюсь, но я не хотел
говорить о них с этим человеком, не хотел, чтобы Эрнест приставал ко мне с
расспросами о деньгах: сколько их у меня, как я их заработал, ну и всю чепух
у в таком духе. И чем больше я говорил... наверное, я говорил о миллионе долла
ров так, как большинство людей говорят о сотне... И Хемингуэй стал относить
ся ко мне чуть ли не почтительно. Был просто в благоговейном ужасе от всег
о этого. Но самым худшим моментом было то, что, когда я ушел, он сам осознал,
почувствовал эту несвойственную ему почтительность. Ведь Эрнест был во
сприимчивым человеком, отдавал отчет своим чувствам как никто. И как тол
ько его осенило, что он благоговел... я даже что-то такое сказал ему, не хоте
л оскорбить, ни в коей мере, но сказал: "Слушай, не надо так ко мне относиться
, у меня предостаточно всяких лизоблюдов", Ц а Хемингуэй почувствовал се
бя пристыженным. И он стал... отдалился... повернулся ко мне спиной. Нет, это н
е совсем так, он не повернулся ко мне спиной, но стал угрюмым, трудным в общ
ении... Правда, когда я уходил, был очень приятный момент. Эрнест обнял меня
и сказал: "Ховард, мне наплевать, Ховард ты или Джордж. Я просто рад, что знак
ом с тобой, и хочу, чтобы ты приехал ко мне снова. С нетерпением жду момента,
когда опять увижу твою тощую задницу" Так что, когда я уходил, все пришло в
норму.
КЛИФФОРД: Ты вернулся? Увиделся с ним снова?
ХОВАРД: Я выждал порядочно. На самом деле, даже слишком порядочно, потому ч
то, в общем-то, у нас сложились хорошие дружеские отношения, и если бы все п
родолжалось в том же духе, то, возможно, все сложилось бы к лучшему. Эрнест
мог быть именно тем другом, в котором я нуждался. Совершенно непохожим на
меня, но не думаю, чтобы это стало для нас каким-то... препятствием.
КЛИФФОРД: А почему ты не вернулся?
ХОВАРД: В те годы я был ужасно занят, постоянно какие-то дела... я тонул. Гово
рил уже, тонул в деталях, сделках, меня засасывала эта трясина исков, контр
исков, финансирований Ц вся эта ужасная история с "Транс уорлд эйрлайнз".

КЛИФФОРД: Вы переписывались?
ХОВАРД: Нет. Он не писал, и я не писал. Но мы снова повстречались где-то спус
тя пять лет.
КЛИФФОРД: Минуточку. Пять лет спустя. То есть во время революции? Кубинско
й революции?
ХОВАРД: Нет. Революция к тому времени уже почти завершилась. Может, через ш
есть лет. Где-то в пятьдесят девятом году. И в этот раз, понимаешь, я намерен
но полетел повидать его. Других дел во Флориде у меня не было. Я прямо поех
ал на Кубу повидать Эрнеста, потому что... такое время в моей жизни, когда я б
ыл сыт по горло... ну, я был сыт по горло всем, но об Эрнесте у меня не осталось
ничего, кроме хороших воспоминаний о часах, проведенных вместе. Тогда я г
орько пожалел, что мы мало общались. Такое совершенно спонтанное решение
. Я прочитал в газетах, что Хемингуэй вернулся на Кубу, Ц и сразу все понял
. И захотел уехать. Я ведь не на пару дней собирался. Ничего подобного. Я пол
етел Ц и на том этапе своей жизни, как и несколько раз позже, хотел сжечь з
а собой мосты. Как я уже говорил, мы, по моему мнению, действительно были то
варищами, а могли стать близкими друзьями, а я умирал от одиночества, мне б
ыл нужен хороший верный друг. Настоящий человек. Так что я поехал к нему на
Кубу, хотел там остаться. Возможно, на всю жизнь. В голове я себе пределов н
е ставил. Ни минимума, ни максимума.
КЛИФФОРД: Ты тогда был женат на Джин Питерс. То есть вы с Джин хотели вмест
е поехать на Кубу?
ХОВАРД: Я не знаю, что случилось бы. Тогда... отношения между нами уже стали н
е очень хорошими. Думаю, если бы у меня... ну, не забудь, это всего лишь фантаз
ия, как выяснилось, я расскажу тебе все очень коротко. Я был на Кубе всего д
ва дня, но если бы остался, а такая возможность была, то послал бы свою так н
азываемую индустриальную империю куда подальше. Или, может... в общем, я пр
иехал, пришел в его дом и страшно разочаровался. Так печально, это окончат
ельно меня подкосило. Все изменилось. Эрнест состарился. Я не имею в виду ф
изически, с виду, Ц он тогда носил длинную белую бороду. Из него ушли жизн
енные силы и... ну, мне бы не хотелось говорить плохо о Хемингуэе, но из него
ушла интеллектуальная честность. Он стал капризным, своенравным, и в пер
вый день, когда я к нему приехал, добрая часть разговора была посвящена си
гарам, так как Кастро только совершил свою революцию, а Эрнест... не помню, к
урил ли он сигары сам, но вот своим американским друзьям раздавал их напр
аво и налево... и единственное, о чем он беспокоился, Ц что Фидель национал
изирует сигарную промышленность и у них уже не будет того качества. А пот
ом сказал мне: "Ховард, почему бы тебе не купить остров и не заняться табач
ным бизнесом?" И начал со всех сторон обсасывать эту тему. Я хотел поговори
ть с Эрнестом, ну, ты понимаешь, о моей жизни, моей душе, возможной перемене
всего, а он продолжал говорить об этих сигарах. "Сигары уже не будут прежни
ми, если их не будут сворачивать кубинские девушки на своих горячих бедр
ах. Ты можешь заключить хорошую сделку с Кастро. Купить весь остров милли
онов за сто, а что для человека в твоем положении значит такая сумма, а, Хов
ард?" А я-то приехал не бедра кубинских женщин и качество сигар обсуждать.
Так что я провел там, как уже говорил, всего два дня. На второй день ситуаци
я осталась такой же паршивой. Я так и не смог поговорить с Эрнестом наедин
е. Он поздно просыпался, вокруг него вилась куча посетителей... мы перекуси
ли в каком-то кафе, а там была целая куча кубинских офицеров, политиков вс
ех мастей. Слава богу, он хоть представил меня как Джорджа Гардена. Все еще
уважал мое стремление к уединению. Но Хемингуэй и эти люди, офицеры, полит
иканы, весь день ожесточенно проспорили, говоря только по-испански. Врем
я от времени Эрнест останавливался и бросал две или три фразы мне, вроде к
ак переводил, Ц не помню ни единого слова. Я ужасно заскучал. И, да, вот она.
Политика. Все, что мне запомнилось. А когда наступил вечер и все ушли, Хеми
нгуэй уже надрался, как свинья. Лежал с ногами на столе. Мне было так стыдн
о за него. Человек получил Нобелевскую премию, великий писатель, а я вмест
о этого увидел ну не то чтобы постыдное, но грустное, жалкое зрелище. Видет
ь человека его мощи, его благородства духа в таком унизительном положени
и. Причем по собственной воле. Я не хотел быть этому свидетелем. И уехал.
КЛИФФОРД: То есть и в этот раз ты не остался в его поместье?
ХОВАРД: Нет, остановился в отеле. В одном из этих огромных гаванских отеле
й. Абсолютно пустое здание, в моем распоряжении оказался целый этаж, хотя
я его не снимал. Кстати говоря, в это время там как раз проходил парад, и я ви
дел Кастро, собственной персоной маршировавшего по улице. Смотрел из окн
а.
КЛИФФОРД: Но ты снова вернулся повидаться с Эрнестом.
ХОВАРД: Да, еще один раз. В тот день все оказалось совсем скверно, может, я пр
обыл на Кубе не два, а три дня. Он хотел знать подробности того, что я делал з
а прошедшие годы, так сказать, изнутри, а я не думал, что детали махинаций с "
Хьюз эйркрафт" и проблем с "Транс уорлд эйрлайнз" действительно могут его
заинтересовать. Я кратко ознакомил его с ситуацией, но все, что смог сдела
ть Хемингуэй, Ц это критиковать. Постоянно давить на то, что я трачу жизн
ь на всякие сомнительные предприятия и людей, с которыми общаюсь. Но я-то
это уже знал, мне все это уже говорили. Я потому и прилетел в Гавану к нему. О
щущал себя, как хромой у доктора, к которому пришел лечиться, а тот только
талдычит: "Ты Ц хромой, ты Ц хромой". Мне это и так известно. Я искал исцеле
ния. А Эрнест ничего мне не предлагал. Он все ходил вокруг да около, кричал,
что я слишком много общаюсь с ненужными людьми, а я ему говорю: "Мне все это
известно, я хочу покончить с этим. Что делать? Куда пойти? Как порвать со св
оей прошлой жизнью?" Ну, может, не в таких детских терминах, но очень ясно по
просил о помощи. А вместо нее Хемингуэй принялся нападать на меня. Когда н
а меня давят, я просто исчезаю. Обычно физически, но иногда умственно и эмо
ционально. Так что я забрался в свою раковину, и чем дальше, тем больше Эрн
ест пытался залезть ко мне в душу, пробить отверстие в моей защите. В нем в
се еще было много от того старого шарма, Хемингуэй был не так неприятен, чт
обы просто взять и уйти, покинуть его дом, Ц каждый раз, когда он чувствов
ал, что мне действительно не по себе, то хлопал меня по плечу и говорил: "О бо
же, как я рад видеть тебя, Ховард", или "Джордж". Звал меня и так и так. Люди там,
наверное, думали, что мое имя Ц Джордж Ховард.
КЛИФФОРД: За все эти годы он так никому ничего не рассказал.
ХОВАРД: Не то чтобы я не знал об этом. Он сдержал обещание. Я уверен в этом. Д
умаю, его просто забавляло то, что он единственный знает обо мне.
КЛИФФОРД: А рыбалка?
ХОВАРД: Никакой рыбалки. Эрнест был не в том состоянии. Очень переживал, не
заберет ли правительство его поместье. Даже не хотел выходить из дома. К т
ому же беспокоился о своем здоровье. Помню, приходил доктор, измерял Хеми
нгуэю кровяное давление прямо за столом. Но что-то от старого Эрнеста еще
осталось в этом человеке. Мы вместе поехали в Гавану. Машина сломалась на
полдороге. Эрнест проклинал все и вся, начал бормотать, уже заготовил реч
ь о проклятой технике и решил выйти на улицу открыть капот. Но я по звуку з
аглохнувшего мотора мог сказать, что просто кончился бензин, сообщил ему
об этом, действительно, так и оказалось. Вот тогда-то из-за всех этих старч
еских капризов и выглянул настоящий Эрнест. Рядом была припаркована маш
ина, на расстоянии дома или нескольких домов. В общем, Хемингуэй взял длин
ный резиновый шланг из кузова. "Очень важная вещь, Ховард, Ц как сейчас по
мню этот момент. Ц Никогда не путешествуй без нее". Счетчик топлива в его
машине был сломан. Так что Эрнест перелил галлон или около того из другой
машины, высосал ртом, ну, ты знаешь, как это делается. Я серьезно занервнич
ал. В смысле, если обладатель увидел бы нас, то бог знает, вполне мог выстре
лить. Возможно, это была военная машина. Тем не менее мы добрались до город
а вполне нормально и там заехали на бензозаправку.
КЛИФФОРД: Сколько, ты говоришь, длилось это путешествие Ц три дня?
ХОВАРД: Очень плохой визит. Ошибка. Он придал хорошим воспоминаниям об Эр
несте осадок этого неудачного путешествия. Я до сих пор ужасно сожалею, ч
то не знал его молодым, что мы не дружили тогда. Если бы я видел его в те годы
, скажем с сорок шестого по шестидесятый год, это бы полностью изменило вс
ю мою жизнь. Но вмешались обстоятельства, а путь, которым стоит следовать,
виден не всегда; мы потеряли контакт. Я упустил время, так и не увидел его с
нова. Был очень, очень огорчен, когда услышал о смерти Хемингуэя. Не то что
бы я возражал против самоубийства. Я считаю, что каждый человек вправе по
ложить конец своей жизни, когда она становится невыносимой. Но когда это
му предшествует болезнь, периоды безумия, падение прекрасного, гениальн
ого человека, превращение его в увечную скорлупку... Это действительно вы
шибает мозги.

* * *

Однажды июльским утром около одиннадцати тридцати Дик произнес:
Ц Хорошо, Ховард, а теперь скажи мне...
И тут в дверь постучали. Такое уже случалось четыре или пять раз, и всегда
наша реакция была одинаковой: миг каменного молчания, а потом взрыв акти
вности.
Ц Дерьмо! Ц возопил мой друг и выпрыгнул из кресла.
Ц Минуту! Ц крикнул я. Ц Un momento, por favor. Ц Затем отключил микрофоны, набросил п
окрывало на магнитофон, открыл верхний ящик картотечного шкафа, засунул
туда рукопись Дитриха и завалил ее страницами с записями наших бесед.
Дик метался по комнате, переворачивая голубые папки так, чтобы не были ви
дны названия на корешках, закрывая книги, открытые на страницах с обличи
тельно подчеркнутым текстом, и пытаясь убрать все улики, способные вывес
ти нас на чистую воду.
Ц Хорошо, Ц сказал он, разгибаясь, покраснев от натуги. Ц Все чисто.
Я на цыпочках, босыми ногами по красным половицам, подошел к двери, открыл
ее Ц и увидел Нину. Она была в выцветших светло-голубых брюках, мужской р
убашке, завязанной узлом на поясе, и белых парусиновых туфлях.
Ц Привет, дорогой, Ц сказала баронесса, лучезарно мне улыбаясь. Нина вы
глядела слегка бледной из-за длинных пасмурных месяцев в Лондоне, но как
всегда прекрасной и желанной.
Я приложил палец к губам и мотнул головой в сторону Дика, складывающего к
акие-то книги обратно на полку. Она знала, что я работаю вместе с ним над на
шей мистификацией; но он не знал о ее осведомленности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59