Я, между прочим, сперва тоже недоумевал, а потом рассудил. Мы ведь самые близкие друзья, чего ж особенного! А романс неплохой, с изюминкой, правда? Ты, брат, мне кажется, смысл не уловил. Слушай первую строку: «Я брату Ину шлю письмо». Это вроде вступления. «Тоски о нем оно полно» Как будто обыкновенная вежливость, но выражена кратко и вместе с тем изящно. Скажешь, плохо? А вот третья строка: «В семье все живы и здоровы». Дома, мол, ничего особенного не случилось. Ну а дальше идет самый смак.
- А как бы ты истолковал следующие строки? - спросил Симэнь.
- Вот то-то и есть! - воскликнул Боцзюэ. - Я тебе и говорю, самой сути ты и не понял. А она в шараде высказана. Тут голову поломать надо. «Я „хижину“ поставлю в слово, а к ней „чиновника“ прибавлю» Соедини оба знака - получится «место», правда? Выходит, если найдешь место учителя, прошу покорно меня порекомендовать. Потому дальше и следует: «И брату просьбою отправлю. Надеюсь на свою опору» Это он кисть свою с опорной балкой сравнивает. Стоит ему взять кисть, и сразу туман заполнит весь лист. Потому он и пишет: «Лишь кисть беру, как в ту же пору - в тумане облачном просторы» Теперь сам посуди: есть ли в романсе хоть единое лишнее слово? Всего несколько строк, а выражены сокровеннейшие помыслы. Прекрасно, не правда ли?
- Оставь его достоинства! - посоветовал Симэнь, выслушав похвалы. - Ты мне лучше скажи: есть у него что-нибудь серьезное? Хоть одну вещь показал бы.
- Его оды и романсы хранятся у меня дома, - говорил Боцзюэ. - Жаль, я с собой не захватил. А! Пришло на память одно его замечательное творение. Вот послушай:
«Как ликовал я, когда повязку головную мне повязали в первый раз! Не ведал я тогда, что шапка студента меня так подведет. Студенческая шапка! Ведь тебя носят года три, на худой конец - лет пять. Но голову мою, видать, ты крепко полюбила. С тобой не расстаюсь я вот уж целых три десятка лет. Я жажду черным флером голову венчать. Ваше превосходительство, чиновника шапка! Я вас в стихах пою, чтобы избыток нежных чувств излить. Подступает седина, мне тяжко. Если и этой осенью экзамен провалю, тебя, ненавистная шапка студента, ногами растопчу и постигать пойду науку землепашца. Вот и настал год больших состязаний . Близится день, когда победивших объявят. Свои сокровенные думы я доверю тебе, головная повязка.
Ты надежда появленья синих облаков - знака грядущих почестей и славы. Седина посеребрила голову мою. Как старинного друга ты полюбила! Увы! Помню, как надел тебя впервые. Я был в халате голубом студента. Горделивый, тебя с восторгом я носил. Но ты мне ходу так и не дала. Заставила весь век в поклонах изгибаться. Я не был ни сановником важным, ни землепашцем, не торговал, не знал я ремесла. Живу из года в год в пустой лачуге, обиваю школьный порог день ото дня.
Когда к столу экзаменатора я подходил, все во мне со страху трепетало. Испуганный, я от начальников бросался вспять. Из-за тебя я маялся весь век и горюшка хлебнул немало. Уроки круглый год даю, а за наградою приду, жестоко обсчитают. Когда я стал просить, мол, помогите бедняку, мне дали пять мер рису и на жертвы предкам пол-цзиня мяса. Начальник здешний, гневом обуян, узнав, подручному велел сей сбор тотчас же прекратить. А сколько раз сопровождал я баричей в столицу! В училищах начальство ведь именно меня ценило выше всех. Гляди, протер все сапоги, а от голубой рубашки остались одни дыры. В поте лица тружусь весь век. Не пересказать всех горестей и лишений. Холод и муки - всегдашний мой удел. За это все мне надо бы давно отвести среди героев место, но, говорят, бессильна моя кисть, и милостью обходят. Давно высоких помыслов исполнена душа. Увы! Напрасно! Жалкая повязка! Гляжу я на тебя и сознаюсь, терзает грусть меня. Прямая сзади, спереди помята. Что ты такое есть? Тут дыра зияет, там бездонная пещера. Ты корень зла! Да, да! Ты сокол в облаках паривший. Но подрезали крылья тебе. Ты проворная рыба-дракон, да сняли с тебя чешую. И знаю: кто долго не летал, небес достигнет, кто долго голосу не подавал, всех песней потрясет своей. Ну, давай же, дружище, встряхнись!
Не собираюсь я тебя бросать, но стоит мне с талантами моими достичь вершин, с тобою мы расстанемся навеки. Пред тем ты милости моей потоком бурным насладишься. Тебе романс короткий посвящу и жертву скромную поставлю в надежде усладить тебя. Ты отдала себя сполна, всю сущность исчерпала без остатка. Видишь, я вполне искренен с тобой. Итак, простимся. Заглядывай, прошу»
Боцзюэ умолк.
- Брат Ин! - Симэнь хлопнул по столу и громко расхохотался. - И ты сравнил его ученостью с Бань Гу и Ян Сюном?
- Его нравственные достоинства еще выше литературных, - продолжал Боцзюэ. - Хочешь расскажу?
- Ну, говори!
- В позапрошлом году жил он в учителях у советника Ли, - начал Боцзюэ. - Служанок этот советник держал не один десяток, и одна другой бойчее, красавицы как на подбор. Были у него и мальчики-слуги. Тоже собой хороши - только бы в наложники идти. Так вот. Прожил с ними рядом сюцай Шуй лет пять. Ему и мысли дурной в голову не приходило. Видят эти самые распущенные служанки да мальчики, что учитель в доме - ни дать ни взять мудрец, и давай его совращать, обнимают, ласкают. А сюцай Шуй - человек исключительно отзывчивый - сразу смягчился и попал им на удочку. За это его хозяин и выгнал. Потом по городу сплетни пошли: распутный, мол, такой-сякой. А он на самом деле не дрогнет, сядь к нему на колени красавица. Ты, брат, сам увидишь, когда пригласишь его. Будет с твоими служанками и слугами рядом спать и ничего не случится.
- Ну, раз его выгнали, стало быть, что-то было, - заметил Симэнь. - Хоть мы с тобой и большие друзья, разреши мне отклонить твое предложение. На днях мой друг Ни Гуйянь хотел порекомендовать мне сюцая Вэня. Погоди, с ним увижусь, потом и решим.
Хотите знать, что было потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ
НАСТОЯТЕЛЬ ДАОЦЗЯНЬ СОБИРАЕТ ПОЖЕРТВОВАНИЯ НА ПОЧИНКУ ХРАМА ВЕЧНОГО БЛАЖЕНСТВА
МОНАХИНЯ СЮЭ ПОДБИВАЕТ РАСКОШЕЛИТЬСЯ НА ПЕЧАТАНИЕ «СУТРЫ ЗАКЛИНАНИЙ-ДХАРАНИ»
Суть веры постигает только тот,
кто от роду прозреньем наделен,
Заботами да бренной суетой
себя опутать не позволит он.
Не зря зовут подвижниками тех,
кто в соблюдении обетов строг.
Обыкновенный, смертный человек
стать бодхисаттвою не часто мог…
От царства всех пороков невдали
добродеяний расположен рай,
Ворота нараспашку там и тут -
сам путь себе по нраву выбирай.
Людские поколенья на земле
меняются - скончания им нет,
Но вечно озаряет пустоту
ученья Будды благодатный свет.
С давних времен стоял в области Дунпин, в Шаньдуне, монастырь Вечного блаженства, воздвигнутый еще при Лянском императоре У-ди во втором году правления под девизом Всеобщего благополучия. Основателем его был патриарх Вань-хуэй, то есть С-краю-света-воротившийся.
Почему так величали этого наставника? А вот почему. Лет восемь было ему от роду, когда его старший брат ушел на защиту рубежей Империи. Дома не получали от него ни писем, ни вестей и не знали, жив ли он. В тоске о сыне старая мать совсем пала духом и часто плакала.
- Матушка, у нас царит мир и покой, - обратился к ней младший сын. - Дети вас не обижают. На столе не переводится рис. Живем мы хорошо. Почему ж вы постоянно проливаете слезы? Поделитесь со мной вашей печалью.
- Где тебе, сынок, знать горе старой матери! - воскликнула она. - С кончиной батюшки твой старший брат ушел служить на границу. Вот уж лет пять нет от него ни одного письмеца. Жив он или кости сложил, не знаю. Как же мне, сынок, не печалиться?
Сказала и заплакала.
- Вы бы мне раньше сказали, матушка, - успокаивал ее младший сын. - А где он служит? Я сам к нему пойду. Все равно разыщу брата, ворочусь с письмом и вас успокою.
Старая мать засмеялась сквозь слезы.
- Глупый ты мой! - говорила она. - Да знаешь ли ты, сынок, где служит твой брат? Будь он за сотню-другую ли, может, и пошел бы, а он ведь в Ляодуне, за десять с лишним тысяч ли отсюда. Туда и доброму молодцу нелегко добраться, месяцев пять понадобится. Где тебе, сынок, в такой путь пускаться?!
- В Ляодуне, так в Ляодуне, - не унимался сын. - Ведь не на небе же! Нет, я пойду, разыщу брата и домой ворочусь.
Он завязал покрепче сандалии, поправил халат и, поклонившись матери, исчез как дым. Старая мать окликала его, но он не отозвался, поспешила было вернуть сына назад, но его и след простыл. Еще больше затосковала она и опечалилась. Соседки не оставили ее. Одна несла воду, другая - кипяток. То и дело приходили потолковать о том да о сем, чтобы отвлечь старую женщину от грустных дум.
- Сын, должно быть, где-нибудь поблизости, - говорили они для успокоения матери. - Погоди, воротится.
Она утерла слезы и погрузилась в раздумье.
Солнце садилось на запад. У соседей тут и там дымились очаги. Кипели супы, варился рис. Кто-то запер ворота, а мать все стояла и, вытягивая шею, всматривалась в бескрайнюю даль. Казалось, глаза вот-вот вылезут из орбит. «Почему не удержала его», - укоряла она себя. Вдруг вдали во мгле показалась вроде фигурка мальчика.
- Уповаю на Небо и Землю, на дневное и ночные светила, - молилась мать. - Верните моего сыночка! Услышьте ту, кто блюдет пост и творит молитву!
Неожиданно прямо перед ней предстал патриарх С-краю-света-воротившийся.
- Матушка! - воскликнул он. - Вы еще не спите? А я побывал в Ляодуне, нашел старшего брата и принес долгожданную весточку.
- Лучше б тебе не уходить, сынок! - мать улыбалась. - Исстрадалась я. Над старухой, сынок, на смеются. Кто поверит, чтоб ты за день прошел десять тысяч ли?
- Вы мне не верите, матушка, да? - спрашивал сын.
Он тут же достал из узла письмо. И в самом деле, было оно написано рукой старшего сына. Потом он протянул ей постирать рубашку - ту самую, которую она когда-то шила.
Новость потрясла соседей, и все стали звать его С-краю-света-воротившимся. Потом он бросил мирскую жизнь и стал монахом. Стали звать его преподобный Ваньхуэй. Был он инок выдающихся душевных качеств. О необыкновенных его деяниях в народе шла молва. Как-то перед Позднечжаоским императором Шиху-Каменным Тигром, проглотил целый гарнец иголок, а перед наследным принцем лянского императора У-ди извлек у себя из маковки три священных жемчужины а потому в честь него высочайшим эдиктом и был воздвигнут монастырь Вечного блаженства. Невозможно себе вообразить, сколько потребовалось средств на его строительство.
Да,
Пусть святость сияет вовеки веков!
Монах преподобный явился,
Святейший с Небес к нам спустился,
И вера внедрилась в сердца глубоко.
Как челноки, сновали луны и годы. Шло время, менялись порядки. Настал час, и вознесся на Небо патриарх Вань-хуэй. Преставились один за другим благочестивые иноки. И остались в монастыре одни проходимцы. Поправ строгий монашеский устав, они завели любовниц, пили горькую, словом, пускались во все тяжкие. Для виду эти пройдохи жарили лук, а сами вовсю гнали вино и торговали как завзятые кабатчики. Потом им стало мало и этого. Они заложили рясы, колокола и гонги - все, что только принимали в ломбарде. Хотели уж было продать и опорные балки главного здания монастыря, да не нашелся покупатель. Пропили кирпич и черепицу. До того растащили обитель, что в ней гулял ветер. Дождь лил прямо на поваленные на пол статуи будд. Со временем исчезли паломники и перестали совершаться службы. Да, где сам великий князь Гуань соевым творогом торгует, туда и черта не заманить. Где под звон колоколов и удары гонгов служили торжественные литургии, там расстилалась мгла над высохшей травой. Так за каких-нибудь три или четыре десятка лет монастырь пришел в запустение и лежал в развалинах.
А настоятелем его, надобно сказать, был тогда преподобный Даоцзянь, выходец с Запада, из земли Индийской. Восхищенный красотами Китая, он решил отправиться туда пешком. Лет восемь, а то и девять, шел он через Зыбучие пески, Звездное Море и обильно орошенные земли, пока не достиг, наконец, пределов Срединной Цветущей Империи. Извилистые тропы привели его в Шаньдун. Тут он и опустил свой оловянный посох. Девять лет сидел он там, обратив взор свой к стене, и не произнес ни единого слова.
В самом деле,
Зачем Закон вы ищете в Писаньи тщетно?
Его в подвижничестве добывайте честно.
Однажды Даоцзяня осенила мысль.
- Сердце надрывается, когда видишь, как разорили храм неучи-монахи! - рассуждал он сокрушенно сам с собою. - Этим плешивым ослам только бы кутить. Осквернили и повергли в прах древнюю святыню. Как бы ее восстановить? Где взять кирпич и черепицу? Ведь говорили наши предки: где обитает добродетель, там и вершатся чудеса. Кому как не мне взять на себя восстановление святыни! Да, я обязан возложить на себя сей труд. В Шаньдуне живет почтенный господин Симэнь. Он служит в страже Его Величества. Богатейший человек, сановному вельможе под стать. В прошлый раз, когда он устраивал здесь проводы цензора Сун Силяня, его взору предстала разрушенная обитель, и он сам изъявил желание пожертвовать деньги на ее починку. В ту пору и меня осенила та же мысль, хотя я тогда и не проронил ни слова. Если б мне отыскать доброхотных жертвователей, я бы рано или поздно довел доброе дело до конца. Сам пойду собирать подаяния.
Даоцзянь кликнул послушников. Те ударили в колокол и гонги. Собралась вся монастырская братия. Даоцзянь пред алтарем объявил свое намерение. Только поглядите, как облачился наставник:
В кровавого цвета монашеской рясе,
И серьги златые на солнце горят,
И посох сверкает, и путь его ясен,
Сто восемь жемчужин нанизаны в ряд.
Багровые волосы, брови густые,
Глаза - будто просятся вон из глазниц.
Он с Запада прибыл, и люди простые,
От сна пробудившись, пред ним пали ниц.
Объявив свое намерение, настоятель позвал служек и велел принести четыре сокровища кабинета. Он растер тушь «драконово благоуханье», обмакнул кисть и, развернув лист бумаги с каймою, стал писать обращение к пожертвователям. Прежде всего в нем подробно излагались доводы, потом призыв пожертвовать и сотворить добро. Строки выходили ровные, знаки четкие. После чего почтенный игумен, являвший собою живого бодхисаттву, простился с братией, обул сандалии, надел бамбуковую шляпу и направился прямо к Симэнь Цину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252