Так вот, заметив мое спокойное поведение, вьер усмехнулась петлям, нанизанным на спицы, и пригласила:
– Присаживайтесь, юноша! В ногах правды как век назад не было, так и сейчас не прибавилось.
Думаю, мое обустройство на стуле было необходимо женщине исключительно, чтобы смотреть глаза в глаза, а не задирать голову вверх. К тому же всегда оставалась возможность самой встать и нависнуть над допрашиваемым по обыкновению всех дознавателей. Но как бы то ни было, я сел, постаравшись с удобством устроить пятую точку на ничем не обитом деревянном сиденье.
А вьер тем временем продолжила то ли сетовать, то ли размышлять:
– Прыткая молодежь нынче… Еще во времена моей юности сто раз думали прежде, чем измыслить какую забаву, а теперь: сказано – сделано. Только работы старым костям прибавляют и прибавляют. Никакого почтения к летам, ну ровным счетом никакого…
«Молодежь»? Это наверняка обо мне. Хорошо бы еще было узнать, какая «забава» так расстроила старую женщину, но если буду сидеть и благоговейно внимать ворчливому бормотанию, только потеряю время, а времени-то у меня – кот наплакал, пес вылакал.
– В чем же перед вами провинилась нынешняя молодежь, hevary?
– И этот, только посмотрите, прыткий да скорый… Знаете, юноша, как в народе говорят? Не торопись шагнуть в лужу, если не хочешь ноги мочить.
– Когда сапоги справные, и по луже пройтись не страшно. А еще можно так шагнуть, что брызги долетят до тех, кто медлит. Долетят да запачкают…
Движения рук замедлились ровно на вдох, потом петли снова начали прыгать со спицы на спицу, в попытке угнаться за нитью.
– Прыткий это полбеды, смелый – еще половина, а вместе цельная напасть получается. Как думаете, юноша?
– До цельности, пожалуй, кое-какой мелочи не хватает.
– И какой же?
– Толики глупости: когда напор и решительность не на ту дорогу сворачивают, беда и приходит.
Женщина положила вязание на колени, в складки свободного домашнего платья, расшитого по подолу тонкой полоской цветов.
– Раз так, юноша, то у меня прямо камень с души скатился, потому что в ваших поступках есть все, душе угодное, но только не глупость.
Хотя и предполагаю ответ до мельчайших подробностей, все же спрашиваю:
– В каких именно поступках?
Вьер серьезнеет и начинает перечислять, словно читая отчет о проведенном следствии:
– Восьмого дня третьей ювеки Ока Аурин в игорном доме квартала Медных столбов тойменами Плеча надзора после полагающегося наблюдения был задержан молодой человек, подозреваемый в мошенничестве. По свидетельству надзорных, кости, принадлежащие игроку, крайне часто выпадали одними и теми же гранями вверх. Магический осмотр игральных кубиков не показал присутствия запрещенных уловок, и только после внушения, произведенного тойменами, молодой человек признал свою причастность к мошенническому действу.
Хмыкаю. Внушение, говорите? Если похожее на то, что применил ко мне длинноволосый, получение скорого и охотного признания не удивительно.
– Правда, молодой человек настаивал лишь на использовании крапленых костей, а изготовление их приписал совершенно другому лицу, имени коего не знал. Зато было известно местонахождение нарушителя закона, и отправленный для задержания патруль обнаружил искомого человека в игровом доме, известном под названием «Перевал». Далее оба преступника сопровождались в управу для допросов, но на Кривоколенной улице вблизи ее пересечения с улицей Сотников на патруль произошло нападение, в ходе которого солдаты, старший офицер патруля и один из подозреваемых были убиты на месте, а второй тяжело ранен. Его доставили в лазарет для оказания помощи, где в ночь с девятого дня третьей ювеки Ока Аурин на первую ночь Зимника неизвестный, проникший внутрь, минуя охрану, нанес повреждения стене строения. Довольно событий?
– Вполне. И все они связаны со мной?
Вьер повела плечами, поправляя платок.
– Давайте выясним. По словам умершего свидетеля, занесенным в отчет, именно вы снабдили его краплеными костями. Этого хватит для обвинения.
– Согласен. Если бы ваши слова были полностью доказаны, несомненно, я бы уже глотал пыль в каменоломнях.
Она заинтересованно наклонила голову вперед:
– Полагаете, у меня нет доказательств?
– Полагаю, нет.
– Почему вы так думаете?
– Потому что наш разговор происходит в лазарете, а не в тюрьме.
Женщина улыбнулась, против ожидания, весьма тепло.
– Верно. Вы сообразительны, юноша. Но я хотела бы услышать ваши дальнейшие доводы. Не будете изводить меня ожиданием?
Конечно, не буду. Лучше припомню курс лекций heve Галлета, столь увлеченно преподававшего нам основы законности и правопорядка, а также механики осуществления дознания и вынесения обвинений, что иногда создавалось впечатление: готовят из нас не законопослушных граждан, а злостных нарушителей. Без чего не может быть произведен перевод подозреваемого в обвиняемые? Без наличия мотива, материальных признаков преступления, а также – свидетельств невольных зрителей или соучастников.
– Как можно, hevary? Я не меньше, чем вы, желаю установить истину… Во-первых, имеется ли свидетельство о моем намерении нарушать закон? Вряд ли. Молодой человек, если, конечно, его не вынудили врать, сообщил, что получил кости на время, без платы и прочих обязательств, по-дружески. Кроме того, я и подозревать не мог, что он отправится с моими игрушками искать выгоду. Во-вторых, на каком основании кости объявлены краплеными? Только потому, что часто ложатся нужными сторонами вверх? Но если кидать монету, она может падать орлом и решкой поровну раз, не так ли? К тому же случается еще удачливый день… Значит, и мои кубики ведут себя, как положено, а частота выпадений одних и тех же граней – просто совпадение вблизи полнолуния. Если не верите, можете устроить проверку и собственноручно стучать костями, отмечая результат каждого броска. Хотите развлечься?
Вьер покачала головой.
– Я бы решила, что вы, юноша, смеетесь над старой женщиной, если бы не одно обстоятельство.
– Смеюсь?
– Ваши слова верны от первого и до последнего. Но их можно выбросить прочь.
– Почему же?
– Они больше не нужны, – женщина помолчала и сухим тоном чиновника, читающего сводку событий, сообщила: – Вечером девятого дня третьей ювеки Ока Аурин в ходе следственных действий изъятые ранее игральные кости прекратили свое существование. Попросту говоря, рассыпались трухой.
Сдержать улыбку не получилось. Значит, надзорные на стали тянуть кота за хвост и быстренько приступили к поверке моих наставлений практикой. Признаться, не ожидал. Думал, придется торчать в управе весь Зимник. Что ж, людская алчность в очередной раз сыграла мне на руку. Будем надеяться, не в последний.
– Вижу, для вас подобный исход дела не стал неожиданным, – вьер сузила глаза, пряча серую сталь взгляда в ножнах век.
Соврать? Прикинуться наивным дурачком? Нет, не стоит дразнить демонов. Хотя, что бы я ни сказал сейчас, мне в вину не поставят: иначе допрос проходил бы с участием писца и наблюдателя, призванного засвидетельствовать соблюдение всех правил, в особенности, телесного и душевного здоровья допрашиваемого. По утверждению молвы, все эти строгости вошли в обиход после Зимне-Летней войны, длившейся от одной темной ювеки до другой и случившейся именно из-за того, что обвинение одному из сиятельных вельмож, попавших в опалу, было предъявлено по итогам допроса с применением всяческих подручных средств, включая дурман и иголки разной толщины. У вельможи оказалось множество друзей и сторонников, которым не понравился приговор (кстати, в самом деле, надуманный и нелепый), и… Разгорелась маленькая междоусобная свара, закончившаяся только после личного согласия императора внести в законы несколько лишних строчек. Конечно, покойным управам работы прибавилось, вот только врать на допросе стало еще опаснее, чем было: если уличат во вранье, сразу отправляют на каторжные работы во благо империи. Согласно все тем же лишним строчкам.
– Да, hevary.
– И как мне видится, вы не просто предполагали, а рассчитывали, что именно этим все и закончится. Я права?
Смотрю на улыбчивое лицо под вуалью морщинок. Зачем женщина старается докопаться до моих мотивов и расчетов? Любопытство мучает? Вряд ли: не тот возраст. Нет, вьер преследует свои цели, а вот какие именно, есть шанс узнать и немедленно. Если быть честным и искренним.
– Да. Я знал, что кости рассыплются, но не мог с точностью предсказать, в какой момент.
– Потому что не знали, сколько раз тоймены попытаются выбросить «Солнцестояние»?
– Именно.
Она потерла пальцами переносицу.
– Умно. Но если не секрет, откуда вы взяли столь послушные кубики?
– Сам сделал.
– Сами?
Кажется, мне не верят.
– Можете справиться у деревянщика, если пожелаете. Нашел кусок доски, попросил распилить, выбрал пяток заготовок и раскрасил. Очень просто.
– Полагаю, самым главным было первое? – Уточнила вьер. – Найти нужную доску?
– Если бы так, послушных костей было бы пруд пруди, и Плечо надзора устало бы их изымать. Важен каждый шаг, hevary, от начала и до конца.
– Вот как… Что ж, поверю на слово.
– Стало быть, обвинения с меня сняты?
– Разумеется. За отсутствием улик и гибелью свидетеля.
– И я могу отправляться домой?
Женщина скорбно поджала губы.
– Можете. Но я хотела бы поговорить с вами еще немного. По душам.
А вот это уже лишнее. Тревожно лишнее.
– О чем?
– Убийца, напавший на патруль. Вы что-либо запомнили о нем?
Задумываюсь. Видел-то я немного, но, возможно, и подвернувшихся взгляду мелочей хватит, чтобы доставить неприятности тому, кто, по его же собственным словам, был послан меня спасти. Но умолчать – смерти подобно: управа не простит. Тем более, если имеются и другие свидетели бойни на Кривоколенной улице.
– Да. Кое-что.
– Можете рассказать? К примеру, каким оружием он пользовался и как выглядел?
– Довольно высокий… Повыше меня. Фигура плотная, но не слишком. Лицо было закрыто маской, тело, по большей части, одеждой, поэтому опознать не смогу, при всем желании.
– По большей части? – Переспросила вьер.
– Да, его наряд… выглядел странновато. На запястьях, локтях, коленях и, кажется, на плечах были разрезы, из которых выглядывала голая кожа. И не только она.
– Дальше! – Живость, неожиданно охватившая женщину, выглядела пугающе.
– Под кожей… Что-то шевелилось. Словно ткани тела двигались с места на место. А потом… превратились в оружие.
– Костяную иглу, движущуюся слишком быстро, чтобы успеть уклониться, и возвращающуюся обратно посредством сухожилий, соединяющих ее с областью сустава, – подытожила вьер.
– Да. Наверное. Правда, мне некогда было рассматривать, из чего состоит все сооружение, но, пожалуй, подпишусь под вашими словами. Вам известен убийца, если вы так много знаете о способе убийства?
– К сожалению, нет. То, что я рассказала, лишь сведения, почерпнутые из архивных отчетов, датированных правлением его величества Годдора Осторожного.
– То есть, более чем вековой давности?
Она кивнула.
– По следам, оставленным в телах убитых и в вашей груди, было установлено, что оружие, наносившее удар, является живым – плотью от плоти убийцы. А поскольку подобные случаи крайне редки, если не сказать, невероятны, удалось раскопать упоминание о похожих, как две капли воды, случаях смертей, правда, произошедших очень и очень давно. Это работа кого-то из «белошвеек».
Белошвейки? Никогда раньше не слышал.
– Занятное название.
– Очень подходящее тем, кто умело обращается с иглами, не находите? – Грустно улыбнулась женщина. – Так называется род наемных убийц, лучших среди всех, хотя и малоизвестных. Наверное, то, что они не примкнули к братии забойщиков, и стало причиной забвения. Хотя теперь могу сказать точно: «белошвейки» не вымерли, а живут и здравствуют. Но поскольку ваш случай – первый за много лет, выходит, убийцы затаились, получая средства к существованию от занятий помимо душегубства, а значит, найти их будет очень-очень сложно.
– Будете искать?
Она подняла на меня рассеянный взгляд:
– Я хоть и похожа на выжившую из ума старуху, не спешу оказаться в могиле. Схватиться с «белошвейкой», даже вдесятером против одного? Самоубийство. Эти твари способны вырастить на своем теле столько игл, сколько понадобится, и каждая безошибочно найдет жертву. Нет, лично я никого искать не стану. Доложу ллавану, а тот пусть решает.
– Ллаван, скорее всего, поступит так же, как и вы: спрячет опасный отчет подальше. По крайней мере, надо спрятать, иначе…
– Иначе?
– Вы сами сказали: молодежь пошла прыткая. Если молодые и горячие тоймены захотят выслужиться, поймав легендарного убийцу, ваша управа не досчитается многих голов.
– Правильно мыслите, юноша. Поэтому дело и поручено мне, видавшей виды старухе… Но одно меня все же беспокоит. Услуги «белошвеек» никогда не были по карману кровожадной швали, режущей друг друга в темных переулках. Напротив: только весьма влиятельные и высокопоставленные персоны могли себе позволить удовольствие нанять мастеров иглы. Кто направил убийцу и с какой целью? Вы можете объяснить?
Могу, хотя бы в отношении цели, но вынужден молчать, дабы не вызывать у вьера еще больших подозрений.
– Он со мной не откровенничал.
– Догадываюсь… – Женщина закуталась в платок. – У вас есть враги, юноша?
– Почему вы спрашиваете?
– Было бы странно предполагать, что «белошвейке» от нечего делать захотелось отправить на тот свет патруль. Скорее, заказаны были арестованные: или один, или оба. Ну а прочие трупы всего лишь необходимость. Хотя… – она подозрительно взглянула на меня. – Вы-то остались живы.
– Повезло.
– Возможно. Но если убийце нужен был кто-то один, искусства «белошвейки» хватило бы убить именно его и скрыться, не трогая других. Зачем же устилать трупами всю улицу? Как вы думаете?
Я не думаю, hevary. Я знаю. Чтобы помочь мне беспрепятственно убраться восвояси. И надо было бы признаться, да одно признание потянет за собой другие… Допустим, скажу, что все затеялось ради меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50