Так ученик вслух читает опостылевшую хронику: знает до последней буковки и даже не в силах уже ненавидеть наизусть заученный текст.
Стойте-ка… Сестра? Разве такое возможно? Или это просто фигура речи? В конце концов, они могут быть сводными и… Бред. У гаккара не может быть сестер и братьев. Собственно, и детей быть не может, потому что…
– Вы росли вместе?
– Мы родились из одного чрева.
Если бы у меня были короткие волосы, они встали бы дыбом, но, слава богам, обошлось: только пошевелились немножко – от капелек пота, мгновенно выступивших на коже.
Женщина заметила мое остолбенение и поспешила продолжить пояснения.
– Тот человек, что принимал роды, тоже удивился, как нам потом рассказывали… Нас не должно было быть двое, это правда. Но так случилось. Говорят, что мы были соединены вместе… вот здесь, – ее правая ладонь, наконец-то, оставив в покое мою руку, легла на талию.
Бедные дети… В чем вы провинились перед миром, если он оказался к вам так жесток?
– Риш всегда была сильной и крепкой, а я слабенькой, поэтому она меня защищает. И всем говорит, что мы любим друг друга. Ей не нравится, когда на меня обращают внимание мужчины.
Любит или нет, от истины никуда не деться: на такую красоту всегда найдется похотливый взгляд. И вряд ли закусившего удила сластолюбца остановит мнимая влюбленность двух женщин. Разве что, напугает одна из них.
– Поэтому вы целовались?
– Целовались? – В темно-синих глазах отразилось недоумение. – Ах, вы говорите о… Нет, мы делаем так каждый день, утром и вечером, потому что если Риш не поделится со мной дыханием, я заболею и умру. Об этом предупреждал тот человек, что приходил к нам, пока мы не выросли.
– Тот человек? У него есть имя?
– Его все называли Заклинателем.
Так я и думал. Куда ж без давних родственничков? Но какая мерзкая картинка вырисовывается…
Гаккар – существо во многом искусственное и, строго говоря, нежизнеспособное, точнее, в первых своих образцах являлось таковым, что, разумеется, не устраивало борцов с магами, собственно, и обратившихся к Заклинателям Хаоса с означенным заказом. Поэтому было решено проводить изменения не на уже сформировавшемся взрослом человеке, а на зародыше, находящемся еще в материнской утробе. Стоит сказать, что для женщин, вынашивающих гаккаров, никакой опасности не было. Кроме душевного потрясения и возможного сумасшествия после того, как ребенок появлялся на свет, потому что рождаются убийцы магов страшненькими. То бишь, в своей боевой форме – покрытые чешуей, поджарые, с подернутыми третьим веком глазами и вдавленным носом (он кажется таковым, потому что хрящ нарастает только со временем). Ах да, забыл добавить: со ртом, полным ядовитой влаги. Ядовитой, кстати, для всех без исключения. Это магов она убивает, а простых смертных парализует на некоторое время и может оставить ожоги, причем не на поверхности кожи, а под ней. Неприятный, в общем, ребеночек появляется на свет.
Как человеческое дитя становится чудовищем? Без особенных затруднений для Заклинателя. Все, что требуется, это задать растущей жизни нужное направление, изменив местоположение зерна Хаоса в живом, но пока еще податливом теле. Как правило, в ущерб определенным качествам, к примеру, долголетию. А способности к деторождению и зачатию гаккаров не лишают нарочно: часть тех органов, что должны принимать участие в создании жизни, рассыпается прахом, удобряющим почву для произрастания других, не свойственных человеческому телу, но потребных убийце магов. Жестоко? Наверное. Может быть. Но то были жестокие времена, времена войн за мир, в котором можно будет жить, не опасаясь за себя и близких больше необходимого.
Однако не предполагал, что гаккаров творят до сих пор… Сколько лет девицам? Не больше тридцати – почти мои ровесницы. Значит, примерно в одно время с моим младенчеством какой-то Заклинатель получил заказ и… выполнил его, насколько вижу, вполне успешно. Вот только ошибся. Чуть-чуть. Искалечив не одно живое существо, а двух.
Девочки оказались близнецами, да еще сросшимися, и неудивительно было воспринять их, как единое тело и единый дух. Но посыл к изменению задавался в расчете на половину от имеющейся на самом деле материи, поэтому второй ребенок впитал лишь частичку приказа. Должно быть, у глашатая железами тоже вырабатывается яд, но не той силы, чтобы воздействовать на магов, а вот второй пары желез – противоядных – не выросло. И сестры обречены до самой смерти оставаться друг подле друга, потому что красавица умрет без Ришиан, а гаккар… Жить в полном одиночестве мало кому под силу, тем более, если твоя жизнь лишена изначально заложенного в ней смысла. Если некого убивать.
– Риш сказала мне, что вы тоже не любите Заклинателей, поэтому я прошу вас: не сердитесь на нее.
– Не люблю? Почему она так решила?
– Она сказала, что вы носите печать, а это плохо. И больно.
Интересно, что может знать гаккар об истинном значении печати Заклинателя? О щите, защищающем слуг от гнева чужих господ? О вестнике, в мгновение ока достигающем хозяйского сознания? О лекаре, медленно, но сноровисто затягивающем раны? О… Впрочем, не стоит увлекаться. Единственная правда в словах Риш – это боль. Но без боли мы не чувствуем себя живыми, так стоит ли жаловаться?
Правда, глашатай имела в виду совсем другое, и я знаю, что.
Сестры не обвиняют безымянного Заклинателя, но и простить не могут, а потому любой другой человек, пострадавший по вине детей Хаоса, кажется собратом по несчастью и способным понять. Что ж, я понимаю. Но и мне хочется, чтобы меня поняли:
– Послушайте внимательно, hevary. Я не питаю вражды к вашей сестре, но один ее поступок… Прощу лишь в том случае, если она исправит совершенную ошибку. Ришиан отравила одного человека. Мага. Он пока еще жив, но это не продлится долго: ювеку-две, не больше. Если до того срока ему не дать противоядие, он умрет. А я очень не хочу, чтобы он умирал. Наверное, так же сильно, как вы желаете защитить свою сестру. Понимаете?
Она кивнула.
– Если вы не против, поговорите с ней. Возможно, вашу просьбу она воспримет с меньшей враждебностью. Я знаю, что для гаккара убийство мага – цель и смысл всей жизни, поэтому Ришиан непросто будет согласиться, но… Если она откажется, я найду способ, чтобы она пожалела об отказе. Обещаю.
Холодные пальцы глашатая снова легли на мои:
– Я буду просить, пока она не согласится! А если все же… – Зрачки темно-синих глаз упрямо расширились. – Я сохраню предназначенный мне глоток и принесу его вашему другу. Где он живет?
– Сейчас его состояние вряд ли можно назвать жизнью. Да и если отважитесь на то, о чем говорили… Сначала сделайте, и только потом снимайте бусы, увидите, какие. А где… На углу Каретной и Пыльной улиц, в гостевом доме, комната на втором этаже, оплаченная heve Тэйленом.
– Это ваше имя?
– Да.
– Тэйлен… Мягкое, но сильное. Совсем, как вы. А меня зовут Шиан.
– Почему именно так?
– Потому что я – только половинка, – улыбнулась глашатай.
– Ну, раз уж мы познакомились… – Я порылся достал из кошелька шелковый мешочек. – Позвольте вручить вам. К наступающему Зимнику с наилучшими пожеланиями.
Женщина ойкнула совсем как маленький ребенок и восторженно сжала в ладонях подарок.
– Он… должен так пахнуть?
– Ну да, его затем и сделали. Можно класть в белье – для аромата, можно просто держать в комнате. Как пожелаете.
– Мне так редко дарят подарки… Спасибо!
Нехорошо принимать незаслуженную благодарность, ведь мешочек предназначался совсем другому человеку, но, кажется, я все сделал правильно.


***

В этот раз мне не нужно было искать поводов присутствия в игровом зале на втором этаже «Перевала»: я просто любовался Шиан, исполняющей обязанности глашатая за одним из немногих занятых столов. А она, ловя мой взгляд, улыбалась в ответ, но каждый раз вкладывала в улыбку новое чувство. Ободрение, обещание, нежность, вопрос, рассеянное удовольствие – уверен, изгиб пухлых губ находился в полном соответствии с мыслями, посещающими хорошенькую русую головку. Я тоже думал… О том, каким подлецом оказался.
Женщина обещала отдать противоядие, без которого сама будет мучительно умирать: неизвестно, достаточно ли одной порции в день, или же их должно быть обязательно не менее двух. Если верно второе, уступкой моей настойчивости Шиан обрекает себя на смерть, потому что нарушать режим приема лекарства нельзя. Если стремишься выздороветь, разумеется.
Железы гаккара вырабатывают противоядие постоянно, ни на вдох не прекращая свою работу, стало быть, Ришиан тоже рискует, дважды в день даря свой «поцелуй» сестре, возможно, насильственно сокращая свою и без того недолгую жизнь. Но даже если близнецам остается всего лишь несколько месяцев пребывания на этом свете, имею ли я право воровать их дни? По всем законам души – нет. И все же, мне придется стать вором. Потому что два человека меньше, чем целая Империя…
Если Кэр умрет, принцесса останется без своего ближайшего друга и наставника, соответственно, внимание ее будущего императорского величества перекинется на мою скромную персону. Проще говоря, Сари вцепится в меня зубами и ногтями. Кто бы что ни говорил, оказаться поверенным в делах высокой политики – не лучший вариант спокойной жизни. Вообще не вариант. Но даже отставив в сторону треволнения, связанные с бултыханием в волнах власти, можно обнаружить и кучу прочих неприятных ненужностей.
Я не имею ни малейшего понятия о политических течениях, влияниях, стратегиях и интригах, естественных для императорского двора и его ближайшего окружения. В науках, признаться, силен еще менее, нежели во властных играх. Все, чем я способен оказать содействие принцессе, это высказать свой скромный взгляд. И более ничего! Требуется же не только рассказать, что видится с невысокой кочки, а и близко к реалиям предположить, какая картина простирается перед другими зрителями, какие планы строят участники, и дать дельный совет постановщику представления. Сомневаюсь, что и скорпу все перечисленное по плечу, но у него есть немаловажное преимущество передо мной: привычка. Если он был приставлен к принцессе еще во времена ее младенчества, то успел составить впечатление о расстановке сил вокруг, поскольку время и внимательное наблюдение – лучшие помощники в нелегком деле анализа.
В юности мы горим желанием дать оценку каждому происходящему в нашей жизни событию. И даем, разумеется. Даем подчас вопреки здравому смыслу, безопасности и возможному влиянию нашего поступка на будущее. А по прошествии времени – в самом крайнем случае, спустя ювеку – убеждаемся: натворили аглис знает, каких глупостей. И все почему? Потому что поставили факт не на ту полку, где ему положено находиться. Причина подобных ошибок проста: мы слишком мало видели. Можно постигать мудрость исключительно по толстым и запыленным фолиантам, но пока нам в реальной жизни не встретится подтверждение прочитанного, не щелкнет нас по носу, не упадет на макушку звонкими дождевыми каплями, знание так и останется спящим. Мертвецким сном.
Что толку в годах, проведенных мной в Академии, если только месяц назад я смог по-настоящему применить изученное, да и то, самую малую его толику? Кто поручится в полезности всех остальных знаний, осевших в памяти? Вполне возможно, моя голова забита сущим хламом, который и рад бы выкинуть, да не знаешь, с какой стороны подобраться. Советчик из меня… Не слишком хороший. Скорп хотя бы мог защитить от нападений, а я? Сначала должен преодолеть лес оговорок и сомнений, чтобы сделать крохотный шаг вперед. Трус? Наверное. Может быть. Но своя шкура как-то дороже, чем чужая, верно? Особенно сейчас, когда жизнь вроде бы начинает поворачиваться ко мне светлой стороной. Поэтому план действий таков: тихо-мирно дожидаюсь, пока хозяин «Перевала» разберется с делами, добиваюсь противоядия для Кэра, сдаю ему на руки принцессу, выпроваживаю обоих за дверь и… Начинаю строительство семейного гнездышка. Если, конечно, удастся убедить Ливин. А впрочем, пусть и не удастся: кажется, у матушки на примете есть еще пара-тройка подходящих невест…
И все-таки, я очень нехороший человек. Если сестры были соединены телами еще в утробе, то изменение скорости и полноты течения жидкостей в одной из близняшек непременно должно было быть уравновешено замедлением в другой. Собственно, свидетельство было мне представлено: крайне низкая теплота рук Шиан. Как будто кровь вообще не достигает кончиков пальцев… Но замедлилось и кое-что другое. Развитие сознания. Сестра Риш способна воспринимать только поверхность происходящего, но не двигаться вглубь, на поиски смысла. Хотя с другой стороны, тем лучше: лишние знания порождают лишние сомнения, а те в свою очередь воздвигают препятствия на пути разума. Скакать по верхам удобнее и зачастую безопаснее.
Но один вопрос все же требует ответа. Если верить трудам достопочтенного heve Лотиса, гаккаров творили только во время Войны Туманов и чуть позже. Для истребления магов, не подписавших договор о мире, а потом, с исчезновением причины отпала и надобность в убийцах. И что я вижу? Не более тридцати лет назад какой-то безумец решился вновь вырастить гаккара. Почему безумец? Потому что работа хоть и незатейливая, но требует тщательности, аккуратности и известной сноровки, а неизвестный Заклинатель перечисленными качествами не обладал, если допустил то, что допустил. И вряд ли он действовал в личных целях, следовательно, был заказ. Но от кого? И кто должен был стать жертвой? Вернется Валлор, попробую разговорить. Старому приятелю он не откажет. Наверно. Может быть.


***

В последнюю ночь перед наступлением Зимника в игровом доме было немного посетителей: только на первом этаже роились желающие обзавестись дармовым пропуском в «Перевал», а в верхнем зале были заняты только три стола, и то скорее размеренной беседой, а не азартной игрой. Впрочем, в пустующих местах не было ничего удивительного, если допустить, что зал на втором этаже посещают только высокопоставленные, знатные и богатые персоны, а не бездельники, проматывающие отцовские состояния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50