мыльница 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


– Что ей нужно от тебя?
– Ничего. Впрочем, вру: она желает, чтобы я выполнил перевод одной песенки.
Бледно-розовые губы поджались:
– И конечно, этот самый перевод не получится на расстоянии?
– Что ты имеешь в виду?
– Почему она стояла так близко к тебе?
– Все лишь поправила воротник.
– Можно подумать, в этом доме больше нет никого, кто приведет твою одежду в порядок!
Злится? Но по какой причине? То есть, было бы понятно, присутствуй между нами жаркая страсть и безумные обещания, но ведь ничего похожего нет. Есть договор двух взрослых и разумных (как хочется верить) людей, намеревающихся продолжать жизненный путь вместе, а не по отдельности… Не понимаю.
Сомневается в моей «верности»? Клятв я, конечно, не приносил, но не имею привычки бегать на сторону, когда под боком все, что душе угодно. Новая вспышка ревности? Не рановато ли? Или угольки старой так и не смогли погаснуть за день прогулок по лавкам Нэйвоса?
– Лив… – Я подошел к девушке. – Не волнуйся ни о чем.
Она отвернулась.
– Не обращай внимания на ерунду.
Тихое и обиженное:
– Это не ерунда.
– Подумаешь, кто-то дотронулся до воротника моей рубашки!
– Ты позволил ей это сделать.
Ого, звучит, как обвинение! Похоже, мы свернули не на ту тропинку. Куда она выведет? Попробовать вернуться к развилке? Беда в том, что я не помню, когда дорога лучиками разбежалась в стороны.
– Лив, она – моя гостья.
– Она всего лишь гостья!
– Ну-ка, посмотри на меня.
Пальцы, коснувшиеся щеки и намеревающиеся повернуть голову обиженной девушки обратно, встречают на своем пути ручеек. Теплый и колючий. Так и есть: плачет. Почему мне не нравится то, что я вижу? Нет, не так: настораживает меня. Пугает. До невозможности странное ощущение. Словно каждую минуту совершаю ошибки, а сам не могу ни понять, в чем они заключаются, ни найти способа их исправить.
– Я чем-то тебя обидел? Не сопровождал в прогулке по городу? Извини, у меня были дела. И сейчас есть.
– Ты уходишь.
Как она произнесла эти слова… Ни тени вопроса. Одно-единственное голое утверждение. Можно подумать, мы прощаемся навсегда.
– Да, мне нужно уйти. У меня назначена встреча.
– С женщиной?
И эта туда же! Кому какая разница: с женщиной, с мужчиной? Да хоть с тысячью демонов! Я сказал, что занят. Я уже десяток раз извинился за свое «недостойное» поведение. Этого мало? Что еще мне нужно сделать, аглис подери, чтобы получить немножко свободы на сегодняшнюю ночь? Наверное, устроить смертоубийство: порешить всех домочадцев и гостей. Только тогда не услышу ни единого возражения.
– Это не имеет значения.
– С женщиной?
Настырная… Не зли меня, милая, ну пожалуйста!
– Я же сказал, Лив: неважно.
– Значит, с женщиной.
Прозрачная зелень глаз посерела от тени непонятной скорби.
– В конце концов, это мое дело!
– Да. Твое дело.
Она опустила взгляд, с минуту смотрела на один из щитов паркета, видимо, подсчитывая, сколько досочек ушло на создание деревянного узора, потом снова посмотрела на меня, отрешенно и бесстрастно.
– Не буду желать спокойной ночи: если у тебя много дел, покой только помешает… Ты долго будешь занят?
Честно признаюсь:
– Не знаю.
Она кивает:
– Понятно. Не смею больше тратить твое время.
– Лив…
Обнять ее? Прижать к себе? Пообещать, что никогда и ни на кого ее не променяю? Не могу: сейчас мое время и мои действия принадлежат не мне. А уж мысли и вовсе витают далеко-далеко от мэнора. Но когда я вернусь… Все сделаю, как надо. Наверное. Может быть.
Зеленые глаза уже ничего не требуют и ни о чем не просят, лишь с некоторым отстраненным интересом ждут продолжения моей фразы. А слов-то и нет. Нет слов, способных одновременно объяснить, испросить прощение и обнадежить. Поэтому я молчу. И она молчит. Также молча поворачивается и уходит, но на сей раз знаю: идти следом меня не приглашают. Не заслужил.


***

Главное достоинство человека, увлеченного своим делом, это способность отодвигать в сторону все, что может помешать в достижении цели. К примеру, выбросить и забыть личные трудности. Подумаешь, обиделась! На пустом и ровном месте. Как это говорит об уме моей невесты? Не лучшим образом. С одной стороны, глупая жена – подарок небес, но если к глупости примешивается еще и вечная ревность? Умную женщину можно или уговорить, или подкупить, а что делать с дурой? А, знаю: надо самому стать дураком. Тем более, недолго осталось…
Последнюю тилу эля я заливал в себя уже почти перед самым «Перевалом» – в тихом трактире на углу, и пойло оказалось по качеству самым дурным: вроде и без горечи пережаренного солода, а на вкус все же тяжелое и оставляющее в голове даже не туман хмеля, а настоящий дым. Мутный, хоть глаз выколи. И ноги сразу же стали подгибаться. Точнее, вознамерились жить своей жизнью, отдельно и от тела, и от сознания. По крайней мере, привратник игрового дома, вышедший на улицу попыхтеть трубкой, окликнул меня с явным участием:
– Эй, парень, ты бы шел домой: негоже в таком виде бродить по ночам. Неровен час, наткнешься на лихих людей.
– Лихих? – Я старательно сфокусировал взгляд на усыпанном старыми шрамами лице привратника. – Это вы о патрулях стражи, что ли?
Он хохотнул:
– А о ком же? Самые, что ни на есть, лихие. Щипачи хоть только на деньги зарятся, а эти за милую душу еще и тумаков надают, да таких, что и не встанешь после… Ты вот что, парень, передохни пока здесь, а как патруль на новый круг пойдет, я тебе скажу.
– Благодарствую.
Плюхаюсь на ступеньку крыльца. Привратник задумчиво пускает колечки дыма, но в итоге не выдерживает и спрашивает:
– Из-за чего напился-то?
Честность – лучший способ расположить к себе. А скрывать мне, собственно, и нечего:
– Поссорился.
– С женой?
– С невестой.
– Это плохо, – соглашается мой собеседник.
– Куда уж хуже?
– Правда, коли она тебе не по нутру была, так и ладно: разбежитесь в стороны, пока глупостей не наделали.
Разумный совет. Может, действительно, поступить подобным образом?
– Да как сказать, дяденька… Она девушка хорошая. Здоровая. Работящая. И на лицо миленькая. В общем, лучше пары будет не сыскать. И вроде, не против будет замуж за меня пойти.
– А чего ж поссорились? – Недоумевает привратник.
– Да ко мне в дом hevary приехала. Работу заказать. А гостью ж уважить надо, верно? Вот я и старался… Перестарался только.
Новый сочувственный смешок над ухом.
– Случается… А она-то хоть хороша?
– Кто?
– Гостья эта?
– Ну-у-у… – Эльфийки «нехороши» не бывают. Но привратнику рассказано уже сверх необходимого: – Неплоха, уж точно. Да не в том дело! Я ж извинялся, подарки дарил, увещевал по-всякому, а невеста только губы дует да волком смотрит. Мол, еще под венец не повел, а уже на чужое добро заглядываешься. Дура.
Со мной соглашаются и развивают мысль:
– Все бабы дуры. Ласково с ними обходишься, считают, что обманываешь. Руку подымешь, и того хуже: крики, слезы, обиды смертные… Зачем вообще на них женимся?
Вздыхаю:
– Кто б объяснил…
– Слушай, – заговорщицки шепчет привратник, – говорят, когда в любви не везет, удача в игре сама в руки идет. Может, тебе сегодня кости кинуть?
– Какие кости-то? И где?
– Да прямо тут: до полуночи в этот игровой дом всех пускают, и босяков, и подвыпивших, так что, пройдешь, как миленький. А там глядишь, в самом деле, повезет. Ну как? Рискнешь обогатиться?
Э, он не только привратник, но еще и зазывала: затаскивает с улицы мало вменяемых людей, чтобы вводить тех в разорение. Нехороший дяденька, нехороший… Впрочем, ему зачтется, а мне пора приступать к делу:
– Говоришь, может повезти?
– Смотри сам: с невестой ты поссорился, значит, с любовью дело плохо. Верная примета!
– Ну, раз так…
– Иди, иди, не сомневайся!
Он помог мне подняться и почти втолкнул в открытую дверь.
– Еще благодарить будешь!
Буду, дяденька, ой как буду. За то, что существуют на свете охочие до чужих бед люди.
Теплую одежку любезно принял на хранение служка, взамен выдавший мне деревянную бляшку с какой-то закорючкой, похожей на букву, но не поддающейся определению: создавалось впечатление, что резчик сам в жизни алфавита никогда не видел, а работал исключительно по чьим-то рассказам и описаниям из третьих рук. К тому же, закорючка была вымазана краской, ржаво-красного цвета, навевающей нехорошие раздумья.
В тенях короткого коридорчика, ведущего к игровому залу, меня поймал heve Майс, взволнованный и озлобленный:
– Сколько можно вас ждать?!
– А куда торопиться? Сейчас только восемь часов пополудни, и времени более чем достаточно.
– Да вы уже на ногах не стоите!
– Я и не собираюсь стоять. Я буду сидеть. На стуле. Когда доберусь до ближайшего… Ладно, пойду пока, осмотрюсь, а вы занимайтесь своим делом. Договорились?
Он проглотил недовольство, а я отодвинул занавеску входа и шагнул в гомонящий зал.


***

Философы много размышляли и будут еще размышлять над причинами притягательностью игры для людских душ. Я никогда не задавался подобными вопросами, ни до восемнадцати лет, ни после двенадцати: после как раз было уже не до азарта и соревнований. Касаемо же времени «до»…
Пожалуй, в моей жизни игр не существовало. Что есть игра? Действо, призванное развлечь, обогатить, утвердиться в собственной значительности, но не тяжким трудом, а волей случая. Если же вы твердо знаете, что развлечения за чужой счет радости не принесут, получение денег законно и благоугодно лишь за выполненную работу, а вашу высоту над другими должны прежде всего признавать эти самые «другие», надобность играть отпадает. Исчезает полностью. Можно посредством игры, к примеру, бросать жребий, назначая исполнителя незавидного дела, дабы никому не было обидно. Но ставить случайность себе на постоянную службу…
Игра способна принести состояние или лишить оного, это верно. Вот только выигранные деньги – деньги шальные. То бишь, дурные, своевольные и нечистые. Недаром полагается треть от каждого выигрыша нести на алтари к богам, вымаливая прощение и освящение для оставшихся двух третей. Иначе не будет удачи ни в игре, ни в жизни, ни в посмертии… Можно, конечно, заподозрить внушающих сей порядок жрецов в желании поправить дела храмов, но, как ни печально, слишком многое подтверждает: легко пришло – легко ушло. Стало быть, нет смысла держаться за выигранное. Лучше отпустить, и как можно скорее, чтобы груз чужих бед не висел на сердце.
М-да, этот зал будет попроще, и значительно: стены обтянуты холстом, а не шелком, пол скрипучий, стулья кривобокие. Единственное, что заслуживает похвалы, так это столы для игры, но ожидать иного было бы глупо: если в Плече надзора прознают, что управитель игрового дома не поддерживает свое хозяйство в исправном состоянии, хлопот не оберешься. На одну мзду уйдет столько монет, сколько не выручишь от посетителей за год. А кстати, почем здесь угощение?
Не слишком дорого: всего три сима за тилу эля. Вино, конечно, стоит побольше, но вино меня мало интересует. А вот соленые печенюшки интересуют, да еще как! Обзаведшись вазочкой, прислоняюсь к стене, потому что все места за столами заняты, а других стульев в распоряжении не имеется.
Много народу ходит в «Перевал», ничего не скажешь. Или это только сегодня случился наплыв? Наверняка, heve Майс расстарался, приводя в исполнение свой коварный план… Ну ничего: пока постою, а потом посмотрим.
Стук костей, тяжелое дыхание игроков, шаги, гул одобрения удачного броска или напротив, разочарованные вздохи – обычный шум игрового дома. Привычный шум. И совсем нетрудно разложить его на составляющие, чтобы уделять внимание только тому, что важно. Нетрудно для меня, потому что я слушаю не ушами. Точнее, не только ими…
– Господа, господа, прошу на несколько минут оторваться от ваших занятий!
А вот и объявление о начале боевых действий. Heve Майс собственной персоной, высоко поднявший подбородок, но скорее не из чувства собственной важности, а потому, что тугой высокий воротник не позволяет шее находиться в каком-либо еще положении.
– Приближается всеми нами любимый праздник, а к празднику принято дарить подарки. Вы все, собравшиеся здесь, уже одарили меня своим присутствием и часами, проведенными за игрой, негоже и мне оставаться в стороне. И в честь наступающего Зимника я объявляю Большую Игру!
Зал зашептался. Я отправил в рот очередную печенюшку.
– Сегодня я поставлю на кон самое дорогое, что могу вам подарить!
Он извлек из кошеля и поднял высоко над головой уже знакомую мне пластинку опала в рамке черненого серебра. Раздались присвистывания и восторженные вздохи: народ явно не ожидал такой щедрости от хозяина заведения.
– Больше того: и завтра, и послезавтра Большая Игра продолжится! А сегодня… Все вы при входе, сдавая плащи, получили бляшки. Посмотрите на них. Те, у кого буквы на бляшках выкрашены в красное, вступят в Игру сегодня!
Счастливчиков оказалось примерно треть от присутствующих, чуть меньше, чем букв в алфавите – девятнадцать человек разного возраста, хорошо хоть, одного пола. Впрочем, в зале вообще не было видно женщин, потому что hevary предпочитают забавы с цветными картинками, а не с кубиками костей.
По знаку heve Майса столы были освобождены, те, кому не повезло с бляшками, заняли места зрителей, а все остальные, в том числе и я – с глупой улыбкой на лице и полуопустошенной кружкой эля в руке, расселись по местам и приготовились слушать правила игры, которые взялся разъяснять лично хозяин «Перевала».
– Истинная удача должна приходить не замысловатыми путями, а прямо и просто, потому для определения победителя я выбрал всем вам знакомую и понятную игру: «Свинью».
Точно, игра понятная и простенькая до безобразия. Проще только «Больше-меньше». Но действо достаточно продолжительное и исключающее случайную победу. А правила таковы: берется одна-единственная кость, но каждая ее грань имеет свой вес. Побеждает тот, кто выбросит необходимое количество раз тот или иной знак на игральной кости. Например… Нет, сначала нужно обратиться к истории.
Игра в кости появилась так давно, что никто не помнит имени ее создателя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50


А-П

П-Я