Дурак… Когда я знаю, о чем говорю, бояться нужно не мне, а всем остальным.
Хлоп! Кружка опустилась на стол.
– Открываем?
Я вовремя вспомнил, что шевеление плечами вызовет лишнюю боль, и ограничился еле заметным кивком. Длинноволосый убрал посудину.
– Аглис меня задери!
Разумеется, кости лежали так, как им и положено. Положено их создателем, разумеется. Мной, то бишь. Причем, по странной случайности своим расположением и в самом деле напоминали фиалку.
Муть из обращенных на меня темных глаз мигом испарилась, но лучше бы этого не делала: взгляд надзорного стал глубже, зато приобрел мерзкую вязкость.
– Но ведь это не все?
– Что значит, «не все»?
– Ты сказал «просто встряхнуть»… А если встряхнуть не просто ?
Не позволяю улыбке забраться на губы. Изо всех сил держу внутри. Ай да наживка получилась! Карп уже заглотил крючок по самые жабры, а просит еще и еще… Что ж, дело сделано. Черное или светлое? Решать судьбе.
Осторожно замечаю:
– Можно выбросить и кое-что получше «луга».
– Насколько лучше?
– Настолько, что бросок сразу завершит партию.
Надзорный произвел в уме нехитрые расчеты:
– «Солнцестояние» «Солнцестояние» – комбинация костей, когда все они смотрят вверх желтыми гранями.

?
– Именно.
– И как его выбросить?
– Придется немного потрудиться. Во-первых, когда сложите кости в стаканчик, все они должны смотреть на вас черными либо белыми боками. Затем нужно, чтобы они сделали семь с половиной кругов по стенкам стаканчика, потом дружно ударились о дно и сразу же легли на стол.
– Семь с половиной кругов? – В голосе длинноволосого послышалось сомнение. – Именно столько?
– Не больше и не меньше. Если хотите получить желаемое, конечно.
– Семь с половиной, – Он задумчиво ссыпал кости в кружку. – Семь с половиной…
Для умелого игрока поставленные условия отнюдь не были невыполнимыми. При удачном стечении всех обстоятельств. Посчитать обороты и остановиться несложно, только… Есть одно «но». Каковы должны быть эти самые круги? Стаканчики для игры хоть и похожи друг на друга, как братья, но близнецами никогда не были и быть не могут, хоть и выходят из рук малого количества мастеров: какой-то получился ровнее, какой-то оказался кособоким, когда дерево подсохло… Да и в размерах может быть незначительное, но отличие.
Человек из Плеча надзора разбирался в правилах игр и игровых инструментах не хуже меня, потому задал разумный вопрос:
– В любом стаканчике?
Можно было беспечно заявить: «Ну конечно!» и… Получить по шее, в самом лучшем случае. Если какое-то действо не управляется магией, а следовательно, не способно совершаться каждый раз с неизменным результатом, оно существенно зависит от реалий окружающего мира – сию нехитрую истину знает любой выпускник Академии, а надзорные обязательно проходили обучение основам магии. Чтобы уметь различать ее применение.
– Не совсем.
Веки длинноволосого дрогнули, расслабляясь: я прошел проверку. Теперь можно спокойно делать следующий ход. Или, сообразно обстоятельствам разговора, бросок:
– Вам нужно будет попробовать. Приноровиться. Возможно, потребуется увеличить число кругов.
– Или уменьшить?
Последняя попытка подловить меня на вранье? Не выйдет.
– Увеличить.
– Уверен?
Не отвечаю, принимая вид оскорбленного достоинства. Почему-то именно такое поведение окончательно убедило надзорных в моей искренности. Или хотя бы в том, что о главном я рассказал без утайки, а если имеются другие секреты, то они слишком мелки, чтобы принимать их во внимание… Действительно, мелки. Крохотны, как песчинки. Как одна-единственная песчинка. Но именно она, попав в сапог, способна превратить ходьбу в пытку, не правда ли?
– Кто разрешил вам войти сюда?
Оборачиваемся, все трое. Надзорным это сделать существенно легче, нежели мне, учитывая рану и то, что сижу спиной к двери. Можно было не оборачиваться, но есть такое чувство – любопытство… Именно ради удовлетворения оного я поерзал пятой точкой по сиденью стула, разворачиваясь в сторону двери. И не пожалел, потому что картинка моему взгляду открылась презабавнейшая.
В дверном проеме стоял молодой человек, о возрасте которого можно было сказать лишь одно: прошедший совершеннолетие. Но указанный вывод возникал в сознании исключительно благодаря бляхе со знаком Плеча опеки, свисающей с цепочки на поясе пришлеца. Во всем остальном незнакомец выглядел сущим ребенком: невысокий, по-птичьи хрупкий, с роскошной гривой густых и торчащих в стороны иссиня-черных волос, которые в сочетании с длинным горбатым носом и темными, чуть навыкате, глазами позволяли с легким сердцем дать парню прозвище Галчонок, а темно-серая одежда – полуформенная, полудомашняя, только усиливала сходство с птицей. Но взгляд вечно деловитой галки обычно внимателен и испытующ, а взгляд вошедшего в комнату человека светился неподдельным раздражением. Почти горел. Гневом, который, тем не менее, вызвал у надзорных не настороженность, а усмешку.
– Находящихся в этом крыле лазарета запрещено допрашивать!
– Ну разумеется, heve лекарь, разумеется, – осклабился мой допросчик. – Разумеется, нам известны правила… Да разве мы кого-то допрашивали? Так, по-дружески зашли. Словом перемолвиться.
Галчонок до белизны стиснул пальцы, обнимающие широкобокую чашку, накрытую полотняной тряпицей: будь она почище, сошла бы за салфетку, а так больше походила на кухонное, причем неоднократно пользованное полотенце.
– Посещения дозволяет только лекарь, в чьем ведении находится пострадавший. Или сие правило вам неизвестно? К тому же, он свидетель, а не обвиняемый, уж это вы не можете не знать!
Блондин устало сощурился, перекатывая трубку из одного уголку рта в другой, а длинноволосый заметил:
– От свидетельства до обвинения меньше шага. И когда он будет совершен…
– Вот тогда и буду разговаривать. Но не с надзорными, а с дознавателями.
Я не видел лица моего допросчика, но судорожное движение пальцев правой руки сказало о многом. К примеру, о желании сдавить горло юного выскочки. И все же, Галчонок был прав: Плечо надзора только предъявляет обнаруженные факты нарушения закона, доказательствами и прочей подготовкой к судебному разбирательству занимается Плечо дознания.
– Шелудивый кот Намек на официальный знак Плеча опеки: кошку. Тогда как на бляхе Плеча надзора изображен орел.

…
Длинноволосый прошипел это едва слышно, но поскольку стоял совсем близко к юноше, тот оскорбленно дернул губами и решил не оставаться в долгу:
– Щипаная курица.
Я проглотил смешинку, радуясь, что мое, кривящееся в мало успешных попытках остаться бесстрастным лицо никого не заботит.
Дальнейшая беседа между враждующими Плечами не имела смысла, и Галчонок подвел ее итог холодно-повелительным:
– Выйдите.
– Как прикажет heve опекун.
Насмешливо кланяясь, длинноволосый надзорный покинул комнату. Его напарник, так и не проронив ни слова, отправился следом, а целитель (о чем недвусмысленно заявляли дубовые листья, окружающие кошку на бляхе), посмотрел на меня и зло повторил:
– Словом перемолвиться? Хороши же слова, после которых приходится менять повязки!
Я проследил направление взгляда круглых глаз: на груди через слои полотна проступало пятно. Алое. Строить предположения о его происхождении было делом напрасным (и так ясно, что к чему), потому юноша плюхнул принесенную чашку на стол и принялся споро разматывать полосы ткани, коконом укутывающие мою грудь.
В самом деле, рана не выдержала грубого обращения и открылась. Хотя не так уж оказалась страшна: в сечении пронзившая меня «игла» была не крупнее ногтя большого пальца. Края прорванной кожи выглядели на удивление ровно, а крови выступило всего с десятую часть тилы, но лекарь полуразочарованно, полусокрушенно выдохнул:
– Гьенн Гьенн – имя духа, прислуживающего Тумару – богу справедливого возмездия.

бы их побрал! Вся работа насмарку: теперь хоть заново начинай.
Он закатал рукава рубашки и, хрустя суставами, размял пальцы.
– А что вы, собственно, собираетесь…
Кругляшки темных глаз сверкнули недовольством, характерным для человека, которому пытаются ставить палки в колеса при исполнении жизненно необходимого дела:
– Хочешь, чтобы тебя иглой штопали?
Я вспомнил свою ночную встречу со странным убийцей, покатал вставший в горле комок и честно признался:
– Нет.
– Так сиди и не трепыхайся!
Лекарь сложил вместе пальцы двух рук: большой к большому, указательный к указательному, и получившимся кольцом накрыл рану.
Первый раз мне довелось вблизи наблюдать обычные магические упражнения, причем на себе же: действия Заклинателей, изначально имеющие ту же самую природу, во внешнем проявлении отличаются от искусства других одаренных, как день и ночь. Сэйдисс попросту уговорила бы хаос разорванных тканей вернуться в прежнюю, условно упорядоченную форму, а маг…
Видеть и чувствовать Поток я не могу, поэтому ощущал только, как медленно, но неуклонно пальцы Галчонка теплеют, словно изнутри наливаясь огнем. Но до ожога дело не дошло: юноша разорвал кольцо раньше, отпуская на волю пойманную струю Потока. Впрочем, печать, довольно благосклонно принимающая вливание Силы извне, не намерена была отпускать живой источник без боя.
– Йох! – Выдохнул целитель, растирая руки, остывшие стремительнее, чем он мог себе представить: это знак Заклинательницы, решив урвать кусок полакомее, похитил толику сил у самого мага. – Что за гьенн шалит?
– Простите, у меня не было времени предупредить.
Круглые глаза настороженно блеснули:
– О чем?
– Дело в том, что я в силу некоторых обстоятельств наделен печатью Заклинателя. Надеюсь, больших пояснений не нужно?
Галчонок было азартно шевельнул бровями, но тут же опомнился: хоть и заманчиво порасспрашивать об одной из самых загадочных вещей обитаемого мира, но негоже выставлять себя несведущим, нося бляху Плеча опеки.
– Не нужно.
Он еще раз всмотрелся в стянутые запекшейся кровью и остекленевшей сукровицей края раны.
– Трогать не разрешаю.
– Поверите, я бы и не стал трогать, но…
Укоризненное:
– И доводить других до греха не нужно.
А, это мне намекают, что не стоило раззадоривать надзорных. Впрочем, я вел себя предельно… похоже на правду, дабы рожденный сознанием план претворился в жизнь без лишних затруднений. Но с точки зрения целителя, конечно же, мои действия заслуживают всяческого осуждения, а возможно, и порицания. Как бы то ни было, я почувствовал странную потребность извиниться:
– Прошу прощения.
Галчонок вскинул на меня удивленный взгляд:
– Чего?
Хм, да он меня не слушает. Тем лучше: опять выставил бы себя дураком.
– Ничего. Не обращайте внимания.
Он пожал плечами, перебирая полоски ткани. Испачканные кровью были отправлены на пол, вместо них из поясной сумки целитель извлек сравнительно чистые новые, а кроме того, пучок нащипанных волокон, капнул на него остро пахнущей травами настойки из крохотного флакона. Потом приложил намокшую подушечку к ране и вернул повязки на прежнее место, примотав мою левую руку к телу, как показалось, еще плотнее.
– Старайся не ходить много: каждый шаг, он как удар, а сотрясения могут снова сдвинуть стенки сосудов. Сейчас-то я их соединил, «на живую нитку», но лучше дождаться, пока сами зарастут.
– Мне нужно все время лежать?
– Зачем? Сидеть можно. Только когда будешь подниматься и ложиться, опирайся другой рукой и переноси весь вес на нее.
Закончив читать лекцию по восстановлению здоровья, Галчонок развернулся на каблуках и собрался уходить, но в последний момент хлопнул себя ладонью по лбу и снова подставил моему взгляду остроносое лицо:
– Да что ж такое! Вот всегда со мной так: стоит заговорить с кем-то, и все забываю, – он сдернул тряпицу со стоящей на столе кружки. – Это для тебя.
Я покосился на сосуд, наполненный почти до краев темной, совершенно непрозрачной и даже на вид густой жидкостью.
– А что это такое?
– Лекарство.
Можно было и не спрашивать. И все-таки, следует осведомиться:
– Вкус не очень…?
– Очень! – Тоном, не предполагающим пререкания, сообщил целитель, и, немного смягчившись, добавил: – Гнусный.
Интересно, наступит ли день, когда лекарства научатся делать если не приятными для языка, то хотя бы не слишком противными? Наверное, нет, потому что по глубокому убеждению всех лекарей на свете исцеление может прийти только через боль. В каком-то смысле они правы, ведь болезнь – тоже боль, а сражаться с врагом принято его же оружием.
Беру посудину в руку. Подношу ко рту. Принюхиваюсь. Пахнет гнилушкой. Ладно, не самый дурной запах. Опрокидываю содержимое кружки в рот: тут надо поступать, как с крепкой выпивкой – не останавливаться, иначе полезет обратно. Уф-ф-ф.
Ничего, пить можно. Похоже на сено, допущенное к употреблению только после подгнивания под осенними дождями, да малость приправленное землей. Главная трудность: проталкивание густой жижи подальше в горло, а вкус и прочее… Переживем отсутствие приятностей.
Галчонок смотрит, как я давлюсь целебным питьем и бормочет:
– Надо будет написать прошение ллавану Плеча…
Имеется в виду сегодняшнее неуместное посещение пострадавшего?
– Не стоит так беспокоиться о моем благополучии.
– Да при чем здесь ты?!
О, опять ошибся. Принял фантазию за реальность. В самом деле, кого волнует мое самочувствие? Да и должно ли волновать кого-то, кроме меня самого? Нет, самая правильная манера поведения в жизни: стойкое и непреходящее себялюбие. Отныне и всегда. Точка.
Но все же любопытно:
– О чем прошение-то?
Целитель вернулся из блужданий по собственным мыслям и смерил меня взглядом ученого мужа, прикидывающего, сколько лапок оторвать у таракана, чтобы тот потерял способность двигаться.
– О том, как тот, кто не нужно, ходит туда, куда не положено.
– А, понятно!
От моей неудачной попытки вильнуть в сторону, дружелюбия у собеседника не прибавилось:
– И что тебе понятно?
Так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50