– Пруит отдал честь. Палка в тот же миг с математической точностью воткнулась ему в поясницу, в то самое место над левой почкой – наказание нерадивому ученику.
– Заключенным отдавать честь не разрешается, – сказал майор Томпсон. – Право на взаимоуважительное военное приветствие имеют только лица на действительной службе.
– Так точно, сэр, – хрипло отозвался Пруит, борясь с тошнотой.
– Теперь все, – сказал майор Томпсон. – Заключенный, кругом! Вперед – шагом марш!
У порога Хэнсон скомандовал: «Левое плечо вперед – марш!», и они двинулись по коридору к двери, через которую сегодня вошли в тюрьму. Поясница у Пруита разламывалась, ныли даже колени, гнев слепил его и рождал бредовые мысли. Он не заметил, куда и когда исчез Текви. Возле кладовой рабочего инвентаря, которая была рядом с запертым оружейным складом, Хэнсон приказал остановиться. Кладовщик, тоже доверенный заключенный, выдал Пруиту шестнадцатифунтовую кувалду. Потом Хэнсон велел остановиться возле оружейного склада, сдал в окошечко свою палку, получил в обмен автомат и только после этого вывел Пруита во двор, где у ворот их ждал грузовик.
– А ты орел, – ухмыльнулся Хэнсон, когда они забрались в пропыленный кузов и грузовик тронулся. – Сколько ты схлопотал, всего четыре?
– Да, всего четыре.
– Ишь ты, здорово! Бывает, на первой беседе по десять – двенадцать раз ткнешь. При мне двое парней даже в обморок грохнулись, пришлось их выносить. Самое меньшее на моей памяти – два удара, так это и то был Джек Мэллой, а он третий раз сидит. Так что ты молодцом.
– Приятно слышать, – мрачно сказал Пруит. – Я уж думал, провалился на первом же экзамене.
– Ну что ты. – Хэнсон ухмыльнулся. – Я тобой даже гордился. Честь отдают все, так что это можно не считать. Получается, ты схлопотал только три. Даже Джек Мэллой – и тот в конце козырнул. Это у всех автоматом срабатывает.
– Ты меня утешил. – Ворота за ними закрылись, Пруит отвернулся, вдохнул прохладный воздух и увидел хребет Вайанайе, подымающийся за перевалом Колеколе, куда ехал грузовик.
– Ничего, очухаешься, – успокоил Хэнсон.
Чтобы попасть на черную вершину Колеколе, грузовик сначала спустился почти к гарнизону и обогнул офицерскую площадку для гольфа.
– Только посмотри на этих гадов, – с завистью сказал Хэнсон. Он сидел на заднем борту грузовика. – В гольф играл?
– Нет.
– Я тоже нет. Вот гады!
Грузовик привез их к каменоломне, расположенной ярдов на сто ниже седловины перевала, куда в тот раз он маршировал под конвоем Палузо и слушал, как снизу ему вслед улюлюкают заключенные. Неожиданно ему захотелось, чтобы какой-нибудь бедолага вроде него тащился бы сейчас походным шагом на перевал, он бы тоже нашел, что ему крикнуть. Хэнсон передал его охраннику, стоявшему на дороге.
– Пока, браток. Еще увидимся. – Ухмыляясь, Хэнсон залез в кабину рядом с шофером.
Грузовик зафырчал и покатил обратно, под уклон. Пруит посмотрел вниз – Скофилдский гарнизон расстилался под ним, как карта.
– Иди выбирай себе место. Любое. Вон там. – Охранник махнул пистолетом. – Работай.
Это был полукруглый открытый карьер в склоне горы, его разрабатывали уже лет сорок. Кроме охранника на дороге, заключенных сторожили еще двое: один стоял на выступе над карьером и держал под наблюдением всю территорию внизу, другой расхаживал по правому склону каменоломни, ближе к узкой расщелине, где начинался редкий лес, переходивший в заросли, которые покрывали гору Каала (4030 футов над уровнем моря, самая высокая вершина острова Оаху). На том склоне он по крайней мере будет ближе к свободе диких гор.
Взвалив кувалду на плечо, Пруит пошел направо. Неподалеку от него запорошенный серой каменной пылью гном опустил кувалду и застыл, он был похож на горного человека из «Рип Ван Винкля» или на одного из вагнеровских карликов-кузнецов, почерневших от копоти в глубоких пещерах в недрах гор. Гном потер спину, выпрямился и коротко улыбнулся ему – зубы и глаза хищно сверкнули белизной в серых складках лица.
– Привет, сучий ты потрох! – сказал Анджело Маджио. – Как ты там?
– Спина болит, – улыбнулся Пруит.
– Ха! Ты бы видел, что со мной было! – Анджело оскалился. – Синяки две недели не проходили. Каждый раз, как отливал, глаза на лоб лезли – ну, думаю, загнусь прямо в сортире!
Пруит рассмеялся, опустил кувалду, и они пожали руки.
– Гад ты все-таки, – сказал Анджело. – Нехороший человек. Я все жду и жду, когда ты тут объявишься. Подлюга ты, ни дна тебе ни покрышки!
– И тебе того же. А ты ничего выглядишь. Немного запылился, а так ничего.
– Эй, вы! – крикнул охранник с дороги. – Что вы там друг другу передаете?
– Руки пожимаем! – злобно заорал в ответ Маджио. – Слышал про такое? Ру-ко-по-жа-ти-е! Распространено среди христиан. Применяется при встрече двух культурных людей. Обозначает дружеское приветствие и что давно не виделись. Никогда не слышал?
– Маджио, кончай трендеть! – закричал охранник. – Давно в «яме» не был? Ты со мной эти штучки брось! Давай молотком работай, а не языком. Руки потом пожимать будете. Здесь разговаривать запрещено, сам знаешь.
– Ладно, сопля, не плачь! – крикнул Маджио. Люди, дробившие камни рядом с ним, разгибались и посмеивались, хищно оскаливая зубы, но Маджио их не замечал. – Черт возьми, – сказал он. – Черт возьми, ты отлично выглядишь. Второго такого урода я не видел.
– Я от твоей красоты тоже без ума, – улыбнулся Пруит.
– Ты не стой. Делай вид, что работаешь. – Анджело невысоко поднял кувалду и, согнувшись, дал ей свободно упасть своим весом. – Иди сюда, – позвал он, – этого камушка хватит на двоих. – Он оглядел недавно отколотую взрывом глыбу, словно оценивал противника. – Я не жадный, бери половину. – Он снова приподнял кувалду и снова дал ей упасть под собственной тяжестью.
– Спасибо, – сказал Пруит, становясь рядом и замахиваясь. – Ты мне одолжение не делай.
Анджело нагнулся посмотреть, куда пришелся удар.
– Что-то камушек очень твердый попался.
– А ну работайте! – закричал с дороги охранник. – Эй, вы, двое! Я ваяя говорю.
– Так точно, сэр! – крикнул Анджело. – Спасибо, сэр.
– Куртки снимать здесь, конечно, не разрешают? – спросил Пруит.
– Шутишь! Ни куртки, ни шляпы. Думаешь, зачем на куртке это «Р»? Чтобы было понятно, что ты заключенный? Нет, в это «Р» очень удобно целиться. А шляпа – просто так, бесплатное приложение. Ну ладно, рассказывай. За что тебя загребли?
Пруит рассказал, как все было.
– Так-так, – сказал Анджело. – Веселая история. Значит, ты старичка Блума крепко починил?
– Он меня тоже хорошо уделал. Было почти на равных.
– Но он же не смог выступать? Вечером, на товарищеских? Или все-таки выступал?
– Еще как выступал. Даже выиграл. Остановили после первого раунда. Ввиду явного преимущества.
– Вот сволочь! – ругнулся Анджело. – А вообще, хрен с ним, – философски рассудил он. – Нельзя же иметь все. Когда у тебя есть все, то дальше и жить неинтересно. А потом, значит, Старый Айк попер на тебя с ножом и ты его тоже причесал?
– Ага.
– И за такое удовольствие всего три месяца? Это же даром. За это не жалко и шесть отсидеть. Я бы за такую прелесть хоть сейчас на второй срок остался. И даже простоял бы все три месяца на голове, и не дышал, и одной рукой еще держал бы себя за кончик.
– При всем честном народе, средь бела дня, – добавил Пруит. – А ты, старик, все такой же.
– У падре Томпсона уже был? – спросил Анджело. – А, ну да, был, конечно, – сам же ответил он. – Ты же сказал, что спина болит. А с Толстомордым познакомился?
– Это кто, штаб-сержант Джадсон?
– Он самый. Ба-а-льшой человек! Правая рука падре. Выполняет все приказы, как штык. И даже собственные идейки подкидывает. Как он тебе? Понравился?
– Мне показалось, он не склонен к чрезмерным проявлениям дружеских чувств, – сказал Пруит.
– Дружеские чувства! – Маджио хищно улыбнулся. – Ждать от Толстомордого дружеских чувств все равно что выжимать апельсиновый сок из репы. Держись от него подальше. Захочет – прикажет тебе сожрать полную тарелку дерьма. И сожрешь. Более того, тебе понравится. Понял?
– Сожрать, может, и сожру, – сказал Пруит. – Но насчет того, что понравится, это извини.
– Понравится, понравится. Ты Толстомордого не знаешь, – оскалился Анджело. – Даже добавку попросишь, чтобы он видел, как тебе понравилось.
– Ты в каком бараке? – спросил Пруит. – Я в западном.
– А я в среднем. – Анджело улыбнулся.
– Понятно. – Пруит тоже улыбнулся. – Бесперспективный.
– Вот именно, – довольно подтвердил Анджело. – Наверно, потому, что треплюсь слишком много. Помнишь, было расследование в городе? Они сразу после этого на меня насели. Шоколадку помнишь? Шоколадка меня тогда заложил. С этого и началось. Они тогда хорошо меня подремонтировали, а я опять язык распустил и загремел на три дня в «яму». Да, старик, «яма» – это что-то. Сам увидишь, подожди.
– А я и не тороплюсь.
– Слушай, – Анджело перешел на шепот, и глаза у него возбужденно заблестели. – У меня есть один план. Я…
Он замолчал и беспокойно поглядел по сторонам. Вокруг без передышки махали кувалдами заключенные в синих рабочих куртках с большой белой буквой «Р» на спине. Маджио машинально скользнул взглядом по каменоломне, проверяя, где кто из охранников. Заключенные тихо переговаривались, почти не разжимая губ, и хищно скалились – сколько ни запрещай, а рты людям все равно не зашьешь. Охранники следили, чтобы все работали, но сами старались не подходить к заключенным слишком близко, боясь перепачкать каменной пылью свои чистые формы и пистолеты. На Маджио никто не обращал внимания, но в глазах у него была тревога, он опасливо и настороженно качал головой.
– Больно много стукачей, – тихо сказал он. – Я тебе потом расскажу. У меня все рассчитано, понимаешь? Я это сам придумал. Джек Мэллой говорит – верняк. Знаем только я и он. Тебе я скажу, а больше никому. Мне рисковать нельзя. – Он хитро улыбнулся. – У них тут всюду стукачи понатыканы. Ничего, Анджело Маджио не вчера родился.
Пруит смотрел на него и видел, как он неуловимо меняется на глазах, превращаясь в совершенно другого человека, будто выпил магическое зелье и теперь раздваивается, как доктор Джекил и мистер Хайд. Он сейчас был похож на скупца, тайком любующегося бриллиантом, который, он знает, все стремятся у него украсть. И даже на Пруита глядел оценивающе и с подозрением, словно жизнь сурово доказала ему, что, когда искушение так велико, нельзя доверять даже лучшему другу. Потом он постепенно снова изменился и опять стал прежним Анджело, которого Пруит хорошо знал.
– В общем, – сказал он, – когда я вышел из «ямы», меня запихнули во второй барак, к самым отчаянным. Я сначала перетрухнул, а потом… Что ты! У нас там такая компашка! Лучшие люди собрались, в цирк ходить не надо. Джек Мэллой тоже во втором. Ты давай побыстрее к нам перебирайся.
– А как?
– Проще всего пожаловаться, что плохо кормят. Вариант проверенный. Джек Мэллой тоже так к нам вернулся. Устроил в первый же день скандал из-за жратвы. В первый раз, правда, могут простить, потому что ты новенький. Зато на второй раз все тебе толково объяснят, швырнут на пару дней в «яму», а потом переселят во второй. Джек Мэллой тоже у нас во втором, – продолжал Анджело. – Мой кореш. Сам увидишь, что за человек. Он по третьему разу сидит. Самый башковитый парень во всей этой богадельне. Он тебе понравится, увидишь. Вы с ним похожи.
– Да кто он такой в конце концов, этот Джек Мэллой? – не выдержал Пруит. – Весь день только про него и слышу. Вам здесь говорить больше не о чем, что ли? Пока мы сюда ехали, Хэнсон мне все уши про него прожужжал.
– Еще бы. Он у них тема номер один. – Анджело хищно усмехнулся. – Потому что он им не по зубам и умнее их всех. Они все у него дерьмо едят и еще нахваливают.
– Он что, переодетый Супермен? – неприязненно спросил Пруит.
– Ты не смейся. – Глаза у Анджело запылали. – Он действительно отличный мужик. Смелый, честный, справедливый. Я таких больше не встречал.
– Вот как? – Пруит с досадой почувствовал, что ревнует. А ведь тебе, Пруит, не хочется, чтобы у Анджело появился новый кумир. Сам-то ты много для него сделал, когда был его кумиром? – Что-то мне уже противно про него слушать, – сказал он.
Анджело оскорбился.
– И таких ловкачей, как он, я тоже не встречал, – сказал он холодно. – Если тебе это что-нибудь говорит.
– Мне это ничего не говорит. Если он такой лихой парень, чего же его здесь нет? Другие бесперспективные все кувалдами машут, а он где?
– Он на гражданке механиком был, его здесь к машинам приставили. Когда из «ямы» выходит, в гараже работает. Потому и не здесь. Он говорит, они теперь место механика за ним держат. Потому что, кроме него, их грузовики никто не починит.
– Обалдеть, – сказал Пруит. – К святым его еще не причислили?
– Если бы я был папа римский, то уже бы причислили, – не задумываясь ответил Анджело.
– Ты пока что не папа римский. И значит, Джек Мэллой пока не святой. Так кто же он, черт его побери?
Анджело зашелся смехом и опустил кувалду.
– Он говорит, он – ходячая каторга.
– Чего? – Пруит от удивления опустил кувалду. – Ходячая каторга?!
– Ага. – Анджело хрипло засмеялся. – Заключенные вкалывают в каменоломне, каменоломня для них каторга, понимаешь? Ну вот, а Джек Мэллой говорит, что он – каторга для падре Томпсона, Толстомордого и всей их шоблы. И они приговорены к нему пожизненно. – Он посмотрел на Пруита, проверяя, дошло до него или нет. Увидев, что дошло, снова засмеялся: – Я тоже сначала не понял, он мне потом объяснил.
– Неплохо, – неохотно признал Пруит, чувствуя, как в нем невольно просыпается интерес к человеку, который мог такое придумать.
– Познакомишься с ним, еще не то скажешь, подожди, – торжествующе пообещал Анджело.
– Что ж, подожду.
– Вы с ним познакомитесь обязательно. В третьем баране ты при всем желании долго не выдержишь. Там одна шпана и подлипалы. Когда поймешь, какие классные ребята у нас во втором, сам захочешь перебраться.
Пруит усмехнулся:
– Кажется, действительно надо будет устроить маленький скандальчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134