С несколькими из них он плыл сюда, на Гавайи; хорошие были ребята, пока не надели белые краги. В Скофилде, попади он в передрягу, всегда оставалась надежда, что один из патрульных окажется знакомым и с ним можно будет договориться. Здесь же он не знал никого. И Анджело хорош: шатается где-то пьяный, босой, в одних плавках! Он захохотал во все горло. И почти тотчас замолк, услышав, как громко разносится его смех в тишине.
Прочесывая Калакауа, он заходил в темные дворы, шарил глазами по стоявшим на углах скамейкам, нагибался и заглядывал под них. Старик, тебе повезло, что ты не вышел ростом, иначе мог бы и сам угодить в ВП. Когда пароход привозил с континента пополнение, начальник военной полиции стоял у трапа, оглядывал каждого новенького с головы до ног, и, если тыкал в тебя пальцем, возражать было бесполезно. Он отбирал самых высоких и не отдавал их никому, эти были его, с потрохами. И если уж кого выбрал, то привет семье! Ему вспомнилось, как отозвали в сторону одного верзилу ростом под два метра, который сошел по трапу как раз перед ним. Парня спасло только то, что он был приписан к авиации. Шеф полиции тогда чуть не лопнул от злости.
Казалось, он бродит так целую вечность, он каждую минуту ждал, что рука с черной форменной повязкой схватит его сзади за плечо. Если его поймают, то конец, прощай, мамаша, целую нежно! Эти мальчики свое дело знают, и они не гражданская полиция, их не волнует, что останутся синяки. Переходя Льюэрс-стрит, он внимательно обыскал ее глазами. А на перекрестке Ройял Гавайен-стрит ему почудилось, что вдали, на другой стороне Калакауа, мелькает какая-то тень. Он перешел Калакауа и крадучись двинулся вдоль парка, окружавшего отель «Ройял Гавайен». Когда он добрался до Прибрежной улицы, до того места, где от Калакауа отходила асфальтированная подъездная дорожка к отелю, то увидел, что на скамейке перед входом на территорию «Ройял Гавайен» неподвижно сидит человек в плавках.
– Эй, Маджио, – позвал он.
Человек на скамейке не шелохнулся.
Не спуская глаз со скамейки, будто он подкрадывался к оленю, которого увидел сквозь листву, Пруит стал пробираться к каменному бордюру парка мимо высоких гладких стволов королевских пальм, через ярко-зеленые днем, а сейчас черные заросли травы и кустарника, подступавшие к самому тротуару.
В нескольких шагах от скамейки горел уличный фонарь. Теперь Пруит ясно видел, что это Маджио. Он облегченно вздохнул.
– Маджио, ну ты даешь!
Собственный голос навел на него жуть. Человек на скамейке даже не шевельнулся, распластанные по деревянной спинке руки и запрокинутая курчавая голова были все так те неподвижны.
– Анджело, это ты? Просыпайся, дурак! Что ты молчишь, зараза?
Человек не шевелился. Пруит подошел к скамейке, остановился, поглядел сверху на Маджио и неожиданно улыбнулся, почувствовав, как неподвижна окутывающая их ночь, а еще он почувствовал, что сквозь заросли кустов от отеля «Ройял Гавайен» веет роскошью, богатством и покоем.
Здесь останавливаются кинозвезды, когда приезжают на Гавайи отдыхать и сниматься. Все кинозвезды. Вот было бы здорово, подумал он. Он ни разу не бывал по ту сторону кустов, но иногда проходил мимо отеля по пляжу и видел людей в патио. Да было бы здорово, подумал он, если бы какая-нибудь кинозвезда вышла в парк, увидела бы меня и пригласила к себе в номер. Может, она сейчас возвращается с ночного купания, вся в каплях воды; вскинув руки, она снимает резиновую шапочку, и длинные волосы падают ей на плечи.
Он оторвал взгляд от лица Маджио и, посмотрев на темную подъездную дорожку, в самом конце которой светился слабый огонек, с неожиданной уверенностью подумал, что вот сейчас эта женщина придет сюда, он знал наверняка, что она сейчас выйдет из отеля поискать себе мужчину и увидит, что он здесь и ждет ее. Говорят, у кинозвезд насчет этого очень Просто. Внезапно резкая боль судорогой свела ему все внутри – он вспомнил Лорен и «Нью-Конгресс». Он стоял и смотрел на пустую темную дорожку. Ну и способ зарабатывать на жизнь!
– Эй, хватит дрыхнуть. Просыпайся, макаронник. Вставай, рванем сейчас в центр, к девочкам.
– Извините, сэр, я больше не буду, – пробормотал Анджело, не открывая глаз и не двигаясь. – Только не сажайте под арест, сэр. Только не заставляйте оставаться на сверхсрочную. Я больше не буду, сэр. Честно.
Пруит нагнулся и потряс его за голое костлявое плечо:
– Хватит, просыпайся.
– Я не сплю. Просто двигаться не хочется. Возвращаться неохота.
– Придется.
– Знаю. Слушай, а может, посидим здесь подольше? Вдруг придет какая-нибудь кинозвезда. Может, мы ей понравимся и она увезет нас на своем самолете в Штаты. Прямо к себе на виллу, прямо в свой бассейн. Как ты думаешь? А что, если вот так замереть с закрытыми глазами, сидеть и не двигаться, а потом открыть глаза – может, ничего этого больше не будет? Ни улицы, ни скамейки, ни проходной, ни побудки…
– Размечтался, – фыркнул Пруит. – Кинозвезду ему подавай. Ну ты надрался! Вставай, одевайся. Вот твои вещи. Я принес.
– А они мне не нужны.
– Раз уж я принес, надевай.
– Отдай их индейцам. Им ходить не в чем. У них только срам прикрыт. Ты что-то там говорил про девочек. Или мне послышалось? – Анджело открыл глаза, повернул голову и вопросительно поглядел на Пруита.
– Не послышалось. Я нагрел твоего приятеля на сорок зеленых. Он боялся, что тебя заберут и ты приведешь к нему полицию. Послал меня, чтобы я тебя нашел и отвез домой.
– Черт! – Анджело энергично потер лицо руками. – Я не пьян, друг. – Он помолчал. – Черт, а ты, оказывается, и сам не промах. Я из него никогда столько не вытягивал. Мой рекорд – двадцать два пятьдесят. И то вроде как в долг. Правда, отдавать не собираюсь.
Пруит рассмеялся:
– У меня бы тоже ничего не вышло. Но он так перетрухнул, что наложил полные штаны.
– Серьезно?
– Шучу.
– А я ведь не пьяный. Пру. Смотри! Я вас всех разыграл. – Он встал со скамейки, и в тот же миг ноги у него подкосились. Он повалился назад и, чтобы не упасть, вцепился обеими руками в фонарный столб. – Видишь?
– Да, конечно. Ты не пьяный.
– Конечно, не пьяный. Просто споткнулся, тут вон какая выбоина. – Он рывком выпрямился и осторожно отпустил столб. – Оп-ля-ля! – откинув голову, заорал он во всю мощь своих легких. – Все к черту! Остаюсь на сверх-срочну-ю!
Он потерял равновесие и начал опрокидываться на спину, Пруит быстро шагнул вперед и еле успел поймать его за поясок плавок.
– Замолчи, балда! Хочешь, чтобы нас патруль забрал?
– Эй, патруль! – заорал Анджело. – Патруль! Идите, забирайте нас! Мы здесь!
– Вот ведь болван! – Пруит резко отпустил поясок его плавок, и Анджело, рухнув как подкошенный, растянулся во весь рост на тротуаре.
– Смотри, Пру. Меня пристрелили. Я убит. Несчастный убитый солдатик, один как перст в этом похабном мире. Ребята, отошлите мою медаль домой, маме. Может, старушке удастся ее заложить.
– Вставай, – усмехнулся Пруит. – Хватит. Пошли отсюда.
– Встаю. – Цепляясь за скамейку, Анджело кое-как поднялся на ноги. – Пру, как ты думаешь, а мы скоро влезем в войну?
– Может, и вообще не влезем.
– Влезем как миленькие.
– Да, я и сам знаю.
– Тебя никто не просит щадить меня и скрывать правду, – пробасил Анджело, копируя женственные интонации Томми. И, не удержавшись, расхохотался. – Я бы выпил чего-нибудь поприличнее. Эту гадость пить невозможно, – передразнил он манеру Хэла, тщательно выговаривая каждое слово. – Черт с ним. Пошли. Давай вернемся в город.
– Придется вызывать такси из автомата, но сначала ты оденься.
– Хорошо, Пру. Как скажешь, так и сделаю. – Анджело сдернул плавки до колен и начал вылезать из них. Зацепился ногой и снова упал. – Кто меня ударил? Кто посмел? Покажите мне эту сволочь!
– Тьфу ты! – Пруит подхватил маленького итальянца под мышки и волоком потащил подальше от фонаря в темноту кустов.
– Эй, ты что? – запротестовал Анджело. – Осторожнее! Ты мне так всю задницу обдерешь. Здесь песок.
– Сейчас же одевайся и линяем отсюда. А то тебе не только задницу обдерут… Тс-с-с! Слышишь?
Оба затаили дыхание и прислушались. Анджело внезапно протрезвел. Издали, с улицы, доносилось тяжелое топанье солдатских ботинок. Шаги приближались – не бегом, но довольно быстро. Вместе с шагами в воздухе плыли неясные голоса, потом Пруит с Анджело услышали удар резиновой дубинки по столбу.
– Идиот! – прошипел голос. – Потише не можешь?
– Ладно, успокойся, – отозвался второй голос. – Думаешь, я сам не хочу кого-нибудь заловить? Тебе хорошо, ты уже капрал.
– Тогда не шуми. Идем.
Тяжелая рысца, мягкий скрип краг, бесшумно болтающаяся на шнурке резиновая дубинка. По ночам они охотятся парами, бродят всюду, где бывают солдаты, и, опережая их появление, ползет страх – эту надежную защиту им обеспечил Закон, – а они с подлым удовольствием наблюдают, как люди отводят глаза в сторону. Они рыщут парами по всем тем местам, где солдаты, желая забыться, пьют, дерутся, орут или, желая вспомнить, что они люди, суют руки в карманы. Солдатам забываться нельзя, говорят они своим появлением, и вспоминать солдатам тоже ничего нельзя, и то и другое – измена.
– Ну вот, доигрался, – сказал Пруит. – Пошли назад. Надо сматываться.
– Извини, Пру.
Анджело покорно двинулся за ним. Он теперь протрезвел, и ему было стыдно, что из-за него могут быть неприятности. Они прошли по самому краю широкой полосы асфальта, тянувшейся к резиденции кинозвезд, прошмыгнули наискосок через парк, мимо офицерской гостиницы «Уиллард-инн» и, задыхаясь, долго бежали сквозь кусты, пока не выскочили на Калиа-роуд почти у пляжа, возле несуразного и роскошного «Халекулани», отеля настолько роскошного, что многие туристы о нем даже не слышали, – отель стоял у самой воды, там, где волны с мягкими вздохами накатывались на песок.
– Быстро снимай плавки и одевайся, – сказал Пруит.
– Хорошо. Давай мои вещи. А куда плавки девать?
– Черт его знает. Дай-ка их сюда. Ты только скажи честно, ты уже трезвый? Эти двое будут нас караулить на Калакауа. Один из них может пройти на Льюэрс-стрит, чтобы перехватить нас на углу Калиа-роуд. Я думаю, нам лучше всего добраться по Калиа до Форта Де-Русси и потопать оттуда в город. Ты меня слушаешь или нет?
Маджио поднял голову, и Пруит увидел, что по щекам у него катятся слезы.
– Гады! – ругнулся Анджело. – Что мы, убили кого-то или ограбили? Бегаем, прячемся… У меня все это уже в печенках сидит! Чихнуть и то боишься – вдруг патруль услышит. Я больше так не могу. Слышишь? Не могу и не буду!
– Ну хорошо, хорошо. Только не расстраивайся. Ты же не хочешь, чтоб тебя забрали? Просто ты еще пьяный.
– Да, пьяный. Конечно, пьяный. Ну и что? Нельзя, что ли, напиться? Может, вообще ничего нельзя? Даже сунуть на улице руки в карманы и то нельзя, да? Пусть лучше заберут! Лучше уж сидеть в Ливенуорте. Кому нужна такая свобода, когда ничего нельзя? Другие покупают конфеты, а ты, мальчик, смотри и облизывайся, в магазине тебе делать нечего – так, что ли? Пусть меня забирают! Я не трус и бегать от них не буду. Я не боюсь. Я не трус! Я не шпана! Я не дерьмо!
– Да ладно тебе, зачем так волноваться? Сейчас очухаешься и будешь в полном порядке.
– В порядке? Я больше никогда не буду в порядке! Это тебе наплевать, потому что ты на весь тридцатник, а мне – нет. Я на них положил, понял? Я их всех в гробу видел! В белых тапочках! С меня хватит! Хва-тит! Ба-ста!
– Давай-ка подыши глубже. Считай до десяти и дыши. Я сейчас. Только зашвырну куда-нибудь эти плавки и вернусь.
Он спустился по пляжу вниз, туда, где все еще вздыхал прибой – волны мягко, с еле слышным плеском набегали на берег, оставляли на песке пену и откатывались обратно, – закинул плавки в воду и вернулся туда, где оставил паренька из Бруклина. Маджио исчез.
– Эй, – тихо позвал Пруит. – Анджело! Старичок! Ты где?
Немного подождав, он повернулся и побежал по улице, ведущей от пляжа наверх, по Льюэрс-стрит, навстречу далекому островку света. Он бежал изо всех сил, но очень легко, не касаясь земли пятками.
Добежав до границы света, лужей растекшегося вокруг уличного фонаря, он на секунду замер и тотчас быстро отступил назад, шагнул в темноту, чтобы его не увидели.
У перекрестка, на краю тротуара в центре этой лужи света, малыш Маджио дрался с двумя дюжими патрульными из Шафтерской части ВП.
Одного из полицейских он умудрился повалить, тот лежал лицом вниз, втянув голову в плечи, а Маджио цепко, как краб, сидел у него на спине и яростно лупил кулаками по затылку. Пока Пруит наблюдал за ними, второй патрульный ударил Маджио дубинкой по голове и стащил его с лежащего. Потом размахнулся и ударил еще раз. Маджио закрыл голову руками, дубинка била его по пальцам, по лбу, по темени; он упал. Приподнявшись, потянулся на четвереньках вперед, пытаясь ухватить патрульного за ноги, но теперь он двигался медленнее, и дубинка снова настигла его.
– Давай-давай! – крикнул Маджио. – Бей, ты, ублюдок!
Первый патрульный тем временем поднялся, шагнул к Маджио и тоже начал его избивать.
– Ну конечно! Теперь давайте вдвоем. Такие здоровые, сильные ребята, неужели это все, на что вы способны? Ну бейте же! Бейте! Что так слабо? – Он попытался встать, но его опять сбили с ног.
Пруит снова шагнул на тротуар, выскочил из темноты на свет и бросился к дерущимся. Он бежал легко и быстро, на ходу примеряясь, чтобы прыгнуть с толчковой ноги.
– А ну назад! – закричал Маджио. – Я сам справлюсь. Не суйся! Мне помощь не нужна.
Один из патрульных оглянулся и пошел навстречу Пруиту. Маджио на земле по-крабьи метнулся вбок и подставил полицейскому подножку. Тот упал, и Маджио немедленно вскарабкался ему на спину, схватил за волосы и стал бить головой об асфальт.
– Что же вы?.. Два таких громилы… И еще с дубинками!.. – задыхаясь, бормотал он в такт каждому удару. – В чем же дело?.. Не можете, да?.. Что вам стоит меня укокошить?.. Не можете?.. Беги отсюда! Вали! – крикнул он Пруиту. – Слышишь? Не встревай!
Патрульный медленно поднялся с земли, хотя Маджио продолжал висеть на нем и все так же молотил кулаками по голове, и, изогнувшись, сбросил с себя осатаневшего маленького итальянца, как лошадь сбрасывает ездока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134