Может, лично ты хотел бы, чтобы у нас не было Калифорнии? А где бы, интересно, мы тогда кино снимали? Что бы стало с нашим миром, если бы не колпепперы? Как по-твоему?
– Пошли они все куда подальше!
Тербер дурашливо зацокал языком:
– Ай-я-яй. Необразован… не печется о благе человечества… к тому же дурно воспитан… Тебя лучше расстрелять. Ба-бах!.. Пиф-паф. Ты убит. Я в тебя попал. Как тебе мой новый пистолет? – Он выставил бутылку перед собой. Пруит протянул руку, но Тербер тотчас убрал бутылку. – Но-но. Ты поосторожнее. Заряжено.
– Ты, я вижу, тоже зарядился.
– Хочешь выпить?
– Мне твоего виски не надо. Захочу – сам достану.
Тербер задумчиво разглядывал свой «пистолет».
– Заряжено, – повторил он. – Валит с ног медведя. Бабах! Медведя хочешь? – Он подкинул бутылку в воздух и поймал на лету. – Я, малыш, стреляю как снайпер. Хочешь, можем как-нибудь пострелять на пару. Посмотрим, у кого лучше получается, – сказал он, ухмыляясь.
– Чего это ты вдруг расхвастался?
Тербер и Пит Карелсен были лучшими стрелками в полку, вне всякой конкуренции. У обоих были отличные узкоствольные винтовки «03», и оба только что не молились на них. Вместе с главным сержантом О'Бэнноном и капитаном Стивенсом из второй роты они составляли полковую стрелковую команду. И как бы здорово кто-то ни стрелял, Тербер всегда умудрялся его переплюнуть. Это было даже несправедливо.
– Да нет. – Тербер усмехнулся. – Я не хвастаюсь. Ты, говорят, и сам стреляешь как бог. Я слышал, две недели назад ты устроил на стрельбище целый спектакль. Так что, думаю, тебе будет интересно проверить себя в паре с настоящим стрелком.
– Идет, – сказал Пруит. – Говори когда.
– Устроим маленькое спортивное соревнование. По всем правилам. Ну и заодно скромное товарищеское пари. Поставим долларов по сто. Ты как?
– Будем ставить поровну?
– Мне, наверно, надо поставить больше.
– Я думал, ты хочешь, чтобы это я поставил больше.
– Зачем же? – Тербер хитро усмехнулся. – Я тебя грабить не собираюсь.
– Где будем стрелять? И когда? Прямо сейчас?
– Стрелять надо на стрельбище. – Тербер опять усмехнулся. – Чтобы все по правилам. Учебные стрельбы начнутся примерно через месяц.
– Тю! Я думал, ты предлагаешь сейчас.
– А из чего стрелять? У меня с собой только этот пузырек. Придется подождать, пока начнутся стрельбы.
– Значит, ставим поровну. И чтобы было честно, ты дашь мне свой стереоприцел. Идет?
– Конечно.
– Когда начнутся стрельбы, меня, может, здесь уже не будет.
– А ведь ты прав. Ей-богу, – Тербер мотнул головой и щелкнул пальцами. – Я и забыл. Ты же к тому времени будешь в тюрьме. Тьфу ты, черт! – с досадой чертыхнулся он.
– Что, сразу на попятный?
– А как же! – Тербер ухмыльнулся. – Я всегда чуть что – на попятный. – Он сел прямо на щебенку и скрестил ноги по-турецки. – Держи, старик. Выпей.
– Ну давай. – Пруит взял у него бутылку. – Мне что из твоей бутылки, что из бутылки Колпеппера – все едино.
– Вот и хорошо. Мне тоже все едино, кого поить – тебя или Колпеппера.
Виски, обжигая желудок, смешался с бурлившими там винными парами. Пруит уселся посреди дороги рядом с Тербером, отдал ему бутылку и вытер рот рукой.
– Знаешь, а все-таки дерьмовая она штука, наша жизнь.
– Полное дерьмо, – пьяно кивнул Тербер и приложился к бутылке. – Дерьмо и паскудство.
– Обязательно испортят человеку настроение.
– Это факт, – кивнул Тербер. – Это они умеют. Ты теперь у Колпеппера в черном списке.
– Я у всех в черном списке. Колпеппер – это мне для комплекта.
– Точно. Теперь у тебя на руках полный набор. Можешь выложить «флеш-рояль». Или «фул».
– Или пять одной масти, – подхватил Пруит. – С джокером. Джокер – он кого хочешь изобразит. Большой шутник.
– Большой шутник – это ты, – Тербер протянул ему бутылку. – Правильно я говорю?
– Правильно.
– А я, между прочим, попал в черный список к Старку. Теперь хоть в ресторан ходи. Но до тебя мне далеко.
– Как же это случилось? – поинтересовался Пруит. Глотнув виски, он передал бутылку Терберу. Светло-желтая полоса щебенки тянулась перед ними и позади них, постепенно расплываясь и исчезая в темноте, точно лунная дорожка на черной глади моря.
– А не важно как, – хитро прищурился Тербер. – Не важно.
– Ясно. Не доверяешь. А я тебе доверяю.
– Мы сейчас не обо мне говорим, – парировал Тербер. – А о тебе. Ты, Пруит, лучше скажи, чего ради ты хочешь себя угробить? На кой ляд корчишь из себя большевика?
– Не знаю, – уныло сказал Пруит. – Сам давно пытаюсь понять. Наверно, таким родился.
– Фигня. – Тербер снова отпил из бутылки и уставился на Пруита осоловевшими глазами. – Самая что ни на есть натуральная фигня. Чистой воды. Ты не согласен? Ну давай, не соглашайся, спорь.
– Не знаю я…
– А я говорю, фигня, – назидательно сказал Тербер. – Такими не рождаются. Вот я, например. Я же не таким родился. На, – он протянул бутылку. – Пей.
Пока Пруит пил, он смотрел на него и хитро щурился.
– Хреново все это устроено, а? Вот ты, например. Тебе дорога прямым ходом в тюрьму. Или, например, я. Меня рано или поздно разжалуют. И вот тебе, пожалуйста, мы оба – сидим вдвоем посреди этой вшивой дороги. И вдруг, понимаешь, грузовик! И прямо на нас! Что тогда?
– Тогда плохо, – сказал Пруит. – Умрем мы тогда, вот что. – Он чувствовал, как новая порция виски смешивается с тем, что он выпил раньше, и смесь взрывается, обдавая его изнутри жаром. Умрем, думал он. Умрем… умрем… умрем.
– И всем на это положить, – сказал Тербер – Никто даже не всплакнет. Вот такие пироги. Нет, знаешь, ты лучше здесь не сиди. Давай-ка лучше подымайся и садись поближе к обочине.
– А ты? – Пруит отдал ему бутылку и оглядел желтую дорогу, ища глазами грузовик. – Тебе хоть есть ради чего жить. Кто будет вместо тебя нянчиться с твоей драгоценной ротой?
– Я уже старик. – Тербер глотнул виски. – Мне и умирать не жалко. У меня все давно позади. Все. А ты – молодой. Тебе еще жить да жить.
– Мне в этой жизни ничего не светит, – упрямо возразил Пруит. – Твоя жизнь важнее. Гитлер же сказал: «Если бы не наши сержанты, у нас не было бы армии». А нам ведь армия тоже ой как нужна. Что бы делали колпепперы, если бы у нас не было армии? Так что пересесть нужно не мне, а тебе. Вставай.
– Ни за что! – взревел Тербер. – Я свою жизнь прожил. Я – старик. Еще пять лет, и я буду как старый Пит. И ты меня не отговаривай. Я останусь сидеть. А ты вставай.
– Нет, – настаивал Пруит. – Это ты вставай.
– Не встану! – заорал Тербер.
– И я тогда тоже не встану. Буду сидеть вместе с тобой. Я не могу оставить тебя одного на верную смерть.
Тербер сунул ему бутылку.
– Малыш, ты ненормальный, – ласково сказал он. – Ты, наверно, спятил. Старика вроде меня все равно не спасти. А ты – молодой. Тебе есть ради чего жить. Тебе погибать нельзя. Ни в коем случае. Прошу тебя, дорогой, встань, пересядь. Если тебе на себя наплевать, сделай это хотя бы ради меня.
– Нет, сэр, – отважно заявил Пруит. – Не на того напали. Пруит еще никогда не бросал друга в беде. Я останусь и буду рядом до последнего вздоха.
– Господи, что я наделал! Что я наделал! – завопил Тербер.
– А кого это колышет? Был я, нет меня – всем начхать. Уж лучше мне умереть. – Слезы застлали Пруиту глаза, и огромный, похожий на сидящего Будду силуэт Тербера влажно заблестел.
– И мне тоже. – Тербер всхлипнул. Потом выпрямился и расправил плечи. – Значит, умрем оба. Так даже лучше. Трагичнее. И совсем как в жизни.
– Я бы сейчас все равно не встал, – сонно сказал Пруит. – Не смог бы.
– Я тоже. И вообще уже поздно. Прощай, Пруит.
– Прощай, Тербер.
Они торжественно пожали руки. Храбро проглотили недостойные мужчин слезы расставания и, по-солдатски подтянувшись, гордо вперили взгляд в уходящую вдаль желтую ленту щебенки, по которой к ним должна была приехать смерть.
– Я хочу, чтобы ты знал, – сказал Тербер. – У меня никогда не было такого друга, как ты.
– Взаимно, – сказал Пруит.
– Ты, палач, нам глаза не завязывай! – Тербер презрительно откинул голову назад. – Мы не сопливые мальчишки. Можешь этой повязкой подтереться, сволочь!
– Аминь, – сказал Пруит.
Они снова, в последний раз, торжественно пожали друг Другу руки, честно разделили между собой остаток виски, зашвырнули бутылку в траву, распрямили плечи, улеглись и, мгновенно отключившись, заснули как убитые.
В два часа ночи, когда Рассел приехал за Цербером, они все так же лежали, раскинувшись поперек дороги.
Пытаясь удержать порожний, неустойчивый грузовичок на уползающей из-под колес щебенке, Рассел изо всех сил нажал на тормоза. Машину понесло боком от обочины к обочине, и, чтобы не свалиться в кювет, Рассел выворачивал руль, как только мог. Наконец грузовик остановился – еще три ярда, и он бы переехал ноги распростертого в забытьи Тербера. Рассел вылез из кабины и уставился на два лежащих на дороге тела.
– Господи! – в ужасе пробормотал он. – Матерь божья!
Тербер был в полной отключке и спал непробудным сном, но Пруита ему удалось кое-как растормошить.
– Давай же просыпайся, будь ты неладен! Псих ненормальный! Вставай, хватит валять дурака. Я же вижу, что ты живой. Помоги мне загрузить этого болвана в кузов. Я должен отвезти его на КП. Если Динамит узнает, он его разжалует. Это факт.
– Ничего ему Динамит не сделает, – еле ворочая языком, сказал Пруит.
– Да? Это почему же?
– А потому. – Пруит презрительно скривился. – Где он тогда найдет себе старшину?
– Не знаю. – Рассел задумался. – А вдруг разжалует?.. Ладно, к черту! – буркнул он. – Помоги мне закинуть его в кузов. Идиоты вы оба все-таки. А если бы это не я ехал, а кто-нибудь другой? Я же вас чуть не задавил. Было бы сейчас два трупа. Идиоты!.. Ну давай же, вставай, – со злостью упрашивал он. – Ты должен мне помочь.
– Пра-а-льно, – важно согласился Пруит. – Я не позволю, чтобы мой друг пострадал.
– Кто-кто? – переспросил ошеломленный Рассел. – Как ты сказал? А ну повтори.
– Оглох, что ли? Я говорю – мой друг… кореш. Что я еще мог сказать?.. Тербер – мой лучший друг. И я не хочу, чтобы он пострадал. Это я и сказал. И не прикидывайся, что ты не расслышал.
Он с трудом встал на ноги. Рассел поддерживал его под мышки.
– Где он?.. А-а, вот где… Пусти. Я сам. Полный порядок. Ты не болтай. Потом поговорим… Ты лучше помоги мне. Надо моего кореша закинуть в твой вонючий грузовик… Я о нем обязан заботиться… Понял?.. Тербер – он того стоит. Лучший солдат во всей этой вшивой роте… – Он задумчиво помолчал. – Лучший и единственный настоящий, – поправился он.
Рассел отпустил Пруита и брезгливо смотрел, как он, шатаясь, доплелся до спящего Тербера, нагнулся, чтобы поднять его, и тут же сам на него повалился.
– Тю-ю! – протянул Пруит. – А я пьяный.
– Не может быть, – скривился Рассел.
Он помог ему снова подняться. Вдвоем они кое-как, волоком подтащили тяжелое, обмякшее тело к заднему борту грузовика. Тербер почему-то выскальзывал у них из рук, как угорь, и они дважды его роняли; он падал как мешок. Они долго кряхтели и подталкивали его, пока наконец не запихнули в грузовик. Едва оказавшись в кузове, Тербер открыл глаза и хитро ухмыльнулся.
– Это кто? Рассел? – невнятно спросил он.
– Он самый, – неприязненно откликнулся Рассел. – Рассел-нянька. Рассел – козел отпущения.
– Ты, Рассел, послушай меня… Моя к тебе просьба есть. Твоя моя помогай надо. Понимай?
– Понимай, – подозрительно сказал Рассел. – Чего тебе?
Тербер приподнялся и поглядел по сторонам. Пруит, развалившись на сиденье рядом с водительским, уже снова спал.
– Сейчас скажу, – прошептал Тербер. Шепот у него был не тише, чем шипение паровоза. – Моя хочет, чтобы твоя отвезла этот солдат домой, в лагерь.
– Ладно, – устало сказал Рассел. – Только перестань разговаривать, как китаец, и не изображай пьяного. Хватит, ты меня один раз уже купил: я думал, ты без сознания. Знал бы, не стал бы на собственном горбу тащить тебя в кузов. Никакой ты не пьяный. Вот Пруит – тот действительно хорош.
Тербер засмеялся:
– Значит, я все-таки тебя купил, да? – Он хихикнул. – Но это еще не все. Когда довезешь его, скажешь дежурному капралу, что старшина велел освободить его до утра от выхода на пост. Это, скажешь, за то, что он помогал старшине в индивидуальной рекогносцировке.
– Ты не можешь это сам решать, старшой. – Рассел был в недоумении.
– Не могу? Еще как могу. Так ты понял, что я тебе сказал?
– Понять-то понял, но…
– Никаких «но». Сделаешь, как я сказал. Я, по-твоему, старшина или кто?
– Конечно, ты старшина.
– Может, не знаешь, кому ты обязан своим РПК? Так что никаких «но». Делай, что тебе приказывают.
– Ладно, старшой. Только ты очень уж много с меня требуешь за какое-то паршивое РПК.
– Ты слушай, что я тебе говорю, – Тербер схватил его за плечи. – Ты пойми, – шепотом сказал он, – мы этого парня должны беречь. Он лучший солдат в роте. – Тербер задумчиво помолчал. – Лучший и единственный настоящий, – поправился он.
– Что это с вами обоими? Вы что, вступили в общество взаимного обожания?
– Пока можно, мы должны его беречь, понял? – настойчиво сказал Тербер. – Он, наверно, пробудет с нами недолго, и мы должны его беречь.
– Хорошо, хорошо. Спи.
– Это важно. Тебе не понять. Это очень важно.
– Понял. Спи ты, ради бога.
– Дай мне слово, – потребовал Тербер.
– Отстань, – устало отмахнулся Рассел. – Обещал – значит, сделаю. А теперь спи.
– То-то же, – удовлетворенно кивнул Тербер. – Смотри не забудь. Это очень важно. – Довольный собой, он поудобнее улегся на грязных ребристых досках, настеленных на полу кузова. – Ведь это может случиться в любой день, – добавил он.
Рассел поглядел на него, покачал головой, закрыл задний борт кузова и повел грузовик по щебенке к лагерю, везя с собой двух пьяных, которые сдуру, с перепою, вообразили, что им все же удалось – то ли во сне, то ли наяву, непонятно где, непонятно когда – на мгновенье прикоснуться к душе другого человека и понять его.
33
Случилось это на другой день после их возвращения из Хикема. Назревало все очень давно, и никто не удивился, все этого ждали, но вышло так сложно и запутанно, что никто не получил удовольствия, а Пруит и подавно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134