Если же выйти за пределы конечного
мира нельзя, а мы все еще продолжаем двигаться (ибо нет ни-
каких особых оснований думать, что двигаться невозможно),
то это опять значит, что граница мира отодвигается вместе с
нашим продвижением, т. е. мир в каком-то смысле бесконе-
чен.
Итак, мир одновременно и конечен, и бесконечен. Диалектик
может рассуждать только так. Мифологи же давно приучили
всех наивно мыслящих мещан думать, что мир или только
бесконечен, или только конечен. О выходе из этого формаль-
но-логического и абстрактно-метафизического тупика я соби-
раюсь говорить (если дадут) в особом сочинении .
IX. Абсолютное и относительное, а) Говорят: все
относительно. Хорошо. В самом деле, все? И прошлое? Отве-
чают: не знаем. Позвольте, раз вы не знаете, относительно ли
прошлое, вы не можете утверждать, что все относительно. Ну,
ладно, говорят, пусть и прошлое. И настоящее? И настоящее!
И будущее? Да зачем вам будущее? Позвольте, вы же говори-
те, что все решительно относительно. Ну, хорошо, и будущее.
Итак, все настоящее, все прошлое и все будущее относитель-
но. Относительность господствует решительно везде. Но
спросим еще: сама ли по себе существует относительность, в
некоем недосягаемом за-умном бытии, ни на что не влияя и
ничто не предопределяя, или же она действительно реальное
определение вещей? Первая возможность, конечно, отпадает
для того, кто утверждает, что все относительно. Раз все отно-
сительно. то. значит, относительность определяет собою все.
Итак, относительность есть то, что охватывает все прошлое,
все настоящее и все будущее, и <это> является наиболее су-
щественной и, во всяком случае, неотъемлемой ее характерис-
тикой. Позвольте, да ведь это же и есть абсолютное. Абсолют-
ное есть то, что все охватывает и все предопределяет. Тут пол-
ное повторение антиномии свободы и необходимости: нет
ничего свободного, все - необходимо; стало быть, сама необ-
ходимость свободна, ибо зависит от себя. Нет ничего абсолют-
ного, все относительно: это значит, что абсолютна сама отно-
сительность. Или нет никакой относительности, - тогда об
абсолютном можете говорить что угодно; или относительное
действительно есть и даже - допустим - только и есть отно-
сительное, - тогда все абсолютно, и абсолютна прежде всего
сама же относительность.
334
gcg - абсолютно, существует только абсолют. Но
gi-b - значит иметь какой-нибудь существенный признак, а
еть признак - значит отличаться от всего прочего и прежде
псего от своего противоположного. Абсолютное есть. Следо-
ддедьно, оно нуждается для своего бытия в ином, т. е. в не-аб-
солютои, т. е. в относительном. Или абсолютное есть, тогда
обходимо должно быть и относительное (в крайнем случае
"рппимя хотя бы его возможность). Или относительного
цего нет, тогда нет и ничего абсолютного.
X. Вечность и время, а) Говорят: все временно и нет
ничего вечного. Позвольте, а может кончиться ваше временное
и ваше время? Или может, или не может. Допустим, что время
никогда не кончится. Так, значит, оно - вечно? Тогда чего же
вы врали, что всё временно? Но допустим, что время может
кончиться. Тогда, однако, получается уже полный скандал:
время кончилось, а наступило - что" Наступило или опять
временное, или вне-временное. Если - опять временное, -
значит, время вовсе не кончилось; если - вне-временное, то
как же вы утверждали, что <нет ничего вечного>? Итак, или
все временно, но тогда есть и вечность и прежде всего само же
время вечно; или нет никакой вечности, - тогда нет и ничего
временного.
Ь) Все вечно, и нет ничего по существу своему временного;
время есть только субъективная иллюзия. Вечность существует.
Чтобы существовать, надо отличаться от того, что не есть веч-
ность. Вечность, стало быть, предполагает, если только она
действительно есть, нечто не-вечное, от чего она, чтобы быть,
отличается. Но не-вечное есть временное. След., вечность
предполагает время. Однако вечность охватывает все, что
было, есть и будет; и, кроме нее, ничего нет. Тогда - что же,
кроме вечности, может быть временным? Очевидно, времен-
ной может быть только сама же вечность. Итак, время - вечно,
а вечность - временна.
XI. Целое и часть, а) Всякое целое делится на части.
Если целое есть только сумма своих частей, то это значит, что
нет никакого целого, ибо раз оно не содержится в каждой от-
дельной части (а если бы содержалось, тогда нечего было бы и
говорить о сумме частей), то оно не содержится и во всех вмес-
те взятых частях. Следовательно: или целое есть - тогда оно
не делится на свои части; или оно делится - тогда нет ника-
кого целого.
Ь) Никакое целое не делится на свои части. Если целое не
Делится, тогда в нем нет никакого различия. А если нет разли-
335
чия, оно есть некая абсолютная единица. В таком случае поче-
му я должен считать ее целым?
Целое и делится, и не делится на свои части.
XII. Од нон многое. Все предыдущие антиномии, в сущ
ности, можно свести к этой одной, как к простейшей, - кото-
рую можно формулировать и как антиномию бытия и не
бытия, или су щегол не-сущего.
а) Одно, если только оно одно, ни от чего не отличается и,
след., не есть нечто, есть ничто. Если же оно - нечто, оно тре-
бует для себя иного, т. е. не-одного, от чего оно отличалось
бы. Но не-одно есть многое. След., одно, чтобы быть, нужда-
ется во многом. Или нет никакого иного, тогда нет и никакого
одного; или одно есть, но тогда есть и многое. А так как все есть.
именно одно и ничего, кроме этого одного <всего>, нет, то,
след., не что иное, как именно это же одно, и есть многое.
Ь) Многое, если оно только есть многое, не есть ни в
каком смысле одно, ибо иначе мы и не называли бы его толь-
ко многим. Но если многое не содержит в себе никакого един-
ства, тогда оно и не состоит из отдельных частей, ибо каждая
часть тоже была бы чем-то одним. Многое же, которое не есть
многое разных отдельных единиц и даже никаких отдельных
единиц в себе не содержит, очевидно, вовсе не есть многое.
Итак, если есть многое, то есть и одно; а если нет одного, то и;
нет никакого многого. Таким образом, ни монизм (голый), ни
плюрализм (голый) не могут быть оправданы чисто диалекти- 1
чески. Их оправдание - в мифологии и в догматическом бо- 1
гословии.
9. Всех этих антиномий совершенно достаточно, чтобы
убедиться, как часто мы не ввдим мифа под системой рассуж-
дения, имеющей всю видимость науки, научности и логичес-
кой оправданности. Только потому не видно здесь мифа, что
эти учения уже давным-давно получили форму догмата, а
миф не есть догмат. Миф, говорили мы, всегда личностен и
историчен, догмат же живет абсолютизацией и логикой. Миф
есть непосредственно воспринимаемое личностно-историчес-
кое бытие; догмат же всегда есть научно-диалектическая сис-
тема или принцип ее. Поэтому я и привел целый ряд таких
примеров, где на первом плане их логическая обоснованность
и где обычно не видят никакого вероучения и мифа. Проведе-
ние же четкой диалектики в них как раз показывает, что это не
только диалектика, что миф с огромной силой врывается в
сферу диалектики и совершенно по-своему перераспределяет
ее категории. На приведенных примерах удобно учиться раз-
336
"мчать миф и догмат, непосредственную веру и логическое
дание, сверхъестественное откровение и догматическое бого-
словие.
Цт, миф не есть дммпт, нп-истприя. нергииное.
"цпипр игти фpнnмfнягтгnf прпяппр.ние и становление
рццч_ ттичнпг.тнпгп в мифе. e-.c.Th г.тянпнпоние историческое.
урч"- миф сеть личнпгтнпр PIM-TMP-., данное llcmopu-
чек"-
X. Миф не есть историческое событие как таковое. Легче
дгп ПОНЯТЬ историю УЯУ ряп фпктпд прИЧИННО СВЯЗанНЫХ
ржду собою. Для понимания мифа это дает чрезвычайно
мало. Факты сами по себе глухи и немы. Факты непонятые
даже не суть история. История всегда есть история понятых
или понимаемых фактов (причем понятых или понимаемых,
конечно, с точки зрения личностного бытия). В историческом
процессе можно различать три слоя.
1. Во-первых, тут перед нами природно-вещественный слой.
История есть действительно ряд каких-то фактов, причинно
влияющих друг на друга, вызывающих друг друга, находящих-
ся во всестороннем пространственно-временном общении.
Кто-то воевал с кем-то, потом было разрушение страны,
потом случилась еще тысяча разных фактов и т. д. Покамест
история есть история этих фактов, она вовсе даже не есть ис-
тория. Это - сырые материалы, которые, при условии внесе-
ния в них каких-то совершенно новых точек зрения, могут
стать историческими материалами. Все эти статистические
таблицы и процентные исчисления никакого отношения как
таковые к истории не имеют. Констатирование голых указов,
распоряжений и постановлений; исчисление количества и ха-
рактера податей и налогов; описание хода военных действий,
колонизации, всякого технического оборудования и пр. и
пр. - все это никакого отношения к истории не имеет, если
эти факты берутся как факты, даже пусть в их причинной за-
висимости. История не есть природа и не развивается по типу
природных процессов. Природа гораздо абстрактнее, проще и
механичнее истории. И не история есть момент в природе, но
всегда природа есть момент истории. Ибо никто никогда не
воспринимает чистую, вне-историческую природу. На ней
всегда лежит густой слой интуиций данной эпохи, и исключе-
ние их приводит не к природе как предмету обычного челове-
кого восприятия, но к природе как абстрактной формуле
научной мысли. С такой формулой имеем дело не мы, но
337

лишь наш рассудок. И глупо ставить рассудок в такое приви
легированное положение, чтобы все остальное перед ним смол-
кло. Скажут: не природа сама по себе исторична, а наш субъ-
ект делает ее таковой, наделяя теми или другими качествами,
в зависимости от характера эпохи, в которой живет этот субъ-
ект. Да НУ будет вам блудить языком. Субъект ла субъект
Такое возражение совершенно же неубедительно. Пусть это
субъективно. Ну, а что же в природе объективной Материя,
движение, сила, атомы и пр.? Но почему же? Понятия о мате-
рии, движении, силе и атомах также меняются, как и все про-
чие наши субъективные построения. В разные эпохи они со-
вершенно различны. Так почему же вы тут не говорите о субъ-
ективизме, а когда я заговорил о том, что природа - весела,
грустна, печальна, величава и т.д., вы вдруг обвиняете меня в
субъективизме? Вот тут-то и получается, что под всяким
таким <объективизмом> кроется собственное вероучение, точ-
нее, просто метафизические капризы и всякого рода симпа-
тии и антипатии. Кто во что влюблен, тот и превозносит объ-
ективность соответствующего предмета своей любви. Вы
влюблены в пустую и черную дыру, называете ее <мироздание
ем>, изучаете в своих университетах и идолопоклонствуете
перед нею в своих капищах. Вы живете холодным блудом оце-
пеневшего мирового пространства и изувечиваете себя в по-
строенной вами самими черной тюрьме нигилистического ее-
тествознания. А я люблю небушко, голубое-голубое, синее-
синее, глубокое-глубокое, родное-родное, ибо и сама мудрость,
София. Премудрость Вожия голубая-голубая, глубокая-глубо-
кая, родная-родная. Ну, да что там говорить... Словом, исто-
рия несводима на природу; наоборот, сама природа делается
понятной только через историю. История - не просто факты,
даже и не просто факты, поставленные в причинную взаимо-
зависимость. На такой <истории> никакого мифа не постро-
ишь, разве что пугало какое-нибудь...
<Заботится ли солнце о земле? Ни из чего не видно: оно eei
<притягивает прямо пропорционально массе и обратно про-
порционально квадратам расстояний>.
Таким образом, первый ответ о солнце и о земле Коперни-
ка был глуп.
Просто - глуп.
Он <сосчитал>. Но <счет> в применении к нравственному
явлению я нахожу просто глупым. 1
Он просто ответил глупо, негодно. :
С этого глупого ответа Коперника на нравственный во-
338
ц планете и солнце началась пошлость планеты и опусто-
щение Небес.
((онечно, - земля не имеет об себе заботы солнца, а
ппько притягивается по кубам расстояний>.
1ьфу!> (В. В. Розанов).
2 Во-вторых, поскольку история есть становление фактов
"ошмаемых, фактов понимания, она всегда есть еще тот или
моя модус сознания. Тут впервые проводится резкая грань
между природой и историей. Я не буду опровергать бесконеч-
но упреков в <субъективизме>, <идеализме>, <метафизике> и
по Это скучно. Кто не усваивает <объективности>, <созна-
я> ц <понимания>, тот напрасно читает мои рассуждения и
задраено теряет время на изучение проблем мифа и истории.
факты истории должны быть так или иначе фактами созна-
ния. В истории мы оперируем не с фактами как таковыми, но
с той или иной структурой, даваемой при помощи того или
иного понимания. Куча фактов, из которых состоит, напр.,
эпоха культурного перелома России в XVII в., должны быть
осмыслены заново так, чтобы получился действительно куль-
турный перелом, а не просто голые факты, как, напр., запад-
ная живопись в боярских домах или немецкая слобода под
Москвой. Все эти факты как факты, сами по себе, совершенно
ничего не значат в смысле истории. Они должны быть обняты
какой-то общей концепцией, в них же содержащейся, но не
появляющейся из простой их суммы. Историческое зрение
обобщает эти факты и видит их in specie. Этот подвижной
<специес> и есть подлинный предмет истории.
Что он даст для мифа? Конечно, он несравним в этом от-
ношении с первым слоем. Если первый слой, можно сказать,
амифичен, то второй слой доставляет мифу его фактический
материал и служит как бы ареной, где разыгрывается мифи-
ческая история. При его помощи мы можем увидеть миф, уви-
деть подлинно исторические факты. Пока мы находимся в
первом слое, мы только анализируем отдельные краски, кото-
рые ушли на изготовление картины, холст, на котором она на-
рисована, .химически и физически анализируем все вещества,
из которых состоит картина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55