Но большую часть работы Кэрки проделали вдвоем.
Две недели они обдирали бурую краску с деревянной обшивки стен, а затем п
олировали, пока дерево не обрело свой естественный цвет. Они купили пилы
и доски и линейки и заменяли провалившиеся половицы. Говард единоручно п
риступил к малярничанию и выкрасил многие стены в белый цвет, а противол
ежащие Ц в черный, а Барбара, одолжив швейную машинку, нашила из мешковин
ы красно-оранжевых занавесок для окон. Поскольку требовалась новая элек
тропроводка, они сняли с потолков все плафоны и люстры, новые бра по стена
м сфокусировали на потолок, а торшеры на стены. Говард в продолжение семе
стра узнавал поближе все больше и больше студентов, и они начали помогат
ь. Четверо из них взятой напрокат циклей отциклевали, а затем взятым напр
окат полотером натерли старый добрый паркет. Еще один принес пескоструй
ный аппарат и отдраил стены в полуподвале. Они прерывали эти труды, чтобы
выпить, или поесть, или заняться любовью, или устроить вечеринку; они твор
или свободное и пригодное для жизни пространство. Сначала основной мебе
лью были матрасы и подушки, разложенные на полу, но постепенно Кэрки дошл
и до покупки вещей, главным образом наездами в Лондон; покупали они прехо
дящую мебель, такую, которая надувается или складывается или то вставляе
тся в это. Они собирали письменные столы из картотечных шкафчиков и двер
ей, как прежде в Лидсе, и книжные шкафы из досок и кирпичей. То, что началось
как попытка создать жилое пространство, постепенно превратилось в нечт
о стильное, чарующее, но в этом не было ничего такого; для них дом оставалс
я неформальным привалом, приятным, но кроме того, абсолютно ни к чему не об
язывающей, неопределенной средой обитания, в которой они могли занимать
ся тем, чем они занимались.
Одним из следствий оказалось то, что отношения между ними на удивление у
лучшились. Впервые они придавали форму своим жизням, утверждались, приче
м только собственным умением и сноровкой, в совместном труде. Водолейт н
ачинал им нравиться все больше и больше; они разыскали магазинчики, где м
ожно купить настоящий йогурт Я хлеб домашней выпечки. У них выработался
тон товарищеской близости, отчасти потому, что они еще не обзавелись дру
зьями, не приобрели другие точки отсчета, а отчасти потому, что люди, с кот
орыми они все-таки знакомились, воспринимали их как интересную дружную
пару. К рождеству Говард получил чек на крупную сумму Ц гонорар за его кн
игу, и, большую часть этих денег вложил в дом, купив несколько белых индийс
ких ковров, чтобы застелить полы внизу. Беременность Барбары на этот раз
была более управляемой. Поскольку они жили в трущобном районе, ей оказыв
али значительное медицинское внимание, и, хотя это был второй ребенок, ей
разрешили оставаться в клинике лишние двое суток после родов. Говард при
сутствовал при них, давая советы из-под своей белой маски, пока она произв
одила на свет нового ребенка. Это были простые рутинные роды, ритмы были е
й известны в совершенстве Ц изысканное достижение, и на этот раз оно вро
де бы не представляло угрозы для Говарда. У него не было времени заняться
следующей книгой, но он глубоко наслаждался своей новой работой; у него б
ыли хорошие студенты; курсы, которые он читал, имели успех и привлекали вс
е новых студентов. Дом теперь был достаточно хорош, чтобы привезти туда н
оворожденного; он получил собственную комнату, как и старший ребенок; по
лы были чисты, и кухня была надежной. Младенец лежал в своей портативной к
олыбели в своей комнате; к ним заходило много людей; они провели бодрящее
Рождество. «Я никогда не хотела никакого имущества», Ц могли вы услышат
ь от Барбары, когда они стояли в своем доме во время вечеринок, которые нач
али теперь Устраивать. «Я не хотела брака; мы с Говардом просто хотели жит
ь вместе», Ц кроме того, говорила она, когда число их знакомых увеличилос
ь еще больше. «Я никогда не хотела иметь дом, а просто место, где жить, Ц го
ворила она еще, пока они оглядывали яркие чистые стены и чистые паркетны
е полы, Ц пусть теперь сносят его, когда им понадобится». Но дом оказался
идеальным социальным пространством, и он регулярно наполнялся людьми; и
по мере того, как шло время и дом стал центром, было все труднее и труднее д
умать, что его вообще могут снести.
В Водолейте оказалось много людей и много вечеринок, В течение той осени
они ходили на них в промежутках между приведением дома в порядок Ц студ
енческие вечеринки, политические вечеринки, вечеринки молодых препода
вателей, вечеринки, устраивавшиеся неясными, социально неопределенным
и ультрасовременными личностями, которые некоторое время пребывали в г
ороде, а потом исчезали. Были даже официальные вечеринки; один раз их приг
ласил декан факультета Говарда, профессор Алан Марвин, этот известнейши
й антрополог, автор основополагающего труда под названием «Бедуинская
интеллигенция». Марвин был одним из организаторов, отцов основателей ун
иверситета в Водолейте; они уже представляли собой обособленную породу,
и Марвины, как и большинство к этой породе принадлежащих, предпочли жить
в достойном загородном доме по ту сторону университета в неудобопонятн
ом мире конюшен и загонов, какой освоил Генри. Кэрки уже заняли свое место
среди молодых преподавателей, но инстинктивно враждовали с более пожил
ыми; они осознанно не собирались прельщаться или обманываться видимыми
или символическими новациями. Они поехали туда в своем мини-фургоне, соз
навая, что пахнут скипидаром, которым смывали с себя краску после дневно
й работы в доме, Ц запах этот придавал им достоинство не обрастающих быт
ом искусных ремесленников. Дом Марвинов оказался беленым фермерским до
мом, старинным и перестроенным; на подъездной дороге они увидели припарк
ованные «лендроверы» и «мерседесы». Коллеги Говарда предупредили его, ч
то Марвины окружали себя неким оксфордбриджским достоинством, даже хот
я сам Марвин на факультете выглядел довольно-таки потертым человечком с
тремя неизменными ручками на металлических зажимах в верхнем кармане, с
ловно его мысли постоянно были поглощены исследованиями и сбором данны
х. Так это и оказалось: большой сад, окружавший дом, был помпезно увешан ги
рляндами лампочек, и люди в вечерних костюмах Ц Кэрки видели костюмы не
так уж часто Ц располагались группами на лужайке, где тихие тушующиеся
студенты разливали белое вино из бутылок с ярлыками «Винное общество Ни
ренштейнер». Кэрки Ц Говард в старой меховой куртке, Барбара в широком к
ружевном платье, достаточно широком, чтобы укрывать бугор ее беременнос
ти, Ц ощутили свой резкий контраст с этой сценой, вторгшимися в нее чужды
ми фигурами. Марвин поводил их по лужайке, познакомил в полутьме со многи
ми физиономиями; и лишь через некоторое время до Кэрков дошло, что они нах
одятся среди людей в личинах и эти физиономии, с которыми Говард знакоми
лся над костюмами, были физиономиями его коллег, облаченных в специальну
ю одежду, которая для поддержания церемонии осталась им после свадеб и п
охорон.
В примыкающей сельской местности стрекотали разбуженные птицы и тяжел
о бегали овцы, громко фыркая; Говард оглядывался, недоумевая, какое место
принадлежит ему во всем этом. Барбара, озябнув, вошла в дом в сопровождени
и педантично учтивого Марвина, беспокоившегося за ее беременность; Гова
рд влип в долгий разговор с пожилым человеком, который обладал мягким за
стенчивым обаянием и здоровым в суровых складках лицом исследователя А
рктики. Пока они беседовали, вокруг них летали ночные бабочки. Говард в св
оей меховой куртке рассуждал на тему, которая мало-помалу сильно его заи
нтересовала Ц о социальных благах и очистительной ценности порнограф
ии в кино.
«Я всегда был серьезным сторонником порнографии, доктор Кэрк, Ц сказал
человек, с которым он разговаривал. Ц Я много раз высказывал свою точку з
рения на представительныx форумах».
Иероглифически величавый тон его собеседника навел Говарда на мысль, чт
о перед ним не кто иной, как Миллингтон Харсент, сей радикальный педагог, б
ылой специалист по политическим наукам, известный столп лейборизма и ал
ьпинист, вице-канцлер университета, в котором теперь подвизался Говард.
И Говард был о нем наслышан; аромат радикализма, свежесть педагогических
веяний, которые цветные приложения и профессиональные журналы обнаруж
или в Водолейте, по слухам, исходили от него. В более местном масштабе за н
им закрепилась репутация страдающего манией строительства, или, как это
формулировалось, комплексом воздвигательства, и считалось, что он вложи
л немало собственной энергии, вымечтав вместе с Йопом Каакиненом футури
стический академгородок, в котором теперь преподавал Говард. Трудно быт
ь вице-канцлером, который должен быть всем для всех людей; Харсент приобр
ел репутацию именно такого, только прямо наоборот: консерваторы считали
его крайним радикалом, а радикалы Ц крайним консерватором. Но теперь эт
от человек, известный простецкой демократичностью (он ездил по академго
родку на велосипеде, и поговаривали, что он иногда курит травку на студен
ческих вечеринках), стоял перед Говардом, и тепло беседовал с ним, и сжимал
его плечо, и обсуждал его книгу так, словно знал, что в ней; Говард потеплел
, почувствовал себя непринужденно.
«Не могу выразить, как я рад, что у нас здесь есть кто-то вашего калибра»,
Ц сказал Харсент.
«Знаете, Ц сказал Говард, Ц я очень рад, что я здесь».
Харсент и Говард вместе вошли в дом в поисках источника «Ниренштейнера»
; Харсент вручил Говарду извлеченные из дипломата в холле экземпляр план
а расширения университета и специальную брошюру, изящный документ, напе
чатанный на жемчужно-серой бумаге и написанный на пять лет раньше в само
м начале всего этого Йопом Каакиненом, чьи вдохновенные здания росли как
грибы повсюду в академгородке.
«Это Бытие, Ц сказал Харсент. Ц Полагаю, можно сказать, что теперь мы дос
тигли «Чисел». И, боюсь, приближаемся к Иову и Плачу Иеремии». Ц И Харсент
пошел дальше беседовать с другими гостями во исполнение своего обществ
енного долга; Говард стоял с бокалом вина на кухне Марвинов с новой плито
й и старинной духовкой для выпекания хлеба в стене и просматривал брошюр
у. Она носила название «Сотворяя общину-здание, диалог», и на обложке пять
студентов почему-то в состоянии беспаховой наготы, столь любимой стили
стами начала шестидесятых, вели между собой очень даже энергичный диало
г. Внутри Говард прочел факсимиле написанного от руки вступления: «Мы не
только создаем здесь новые здания; мы также сотворяем те новые формы и пр
остранства, которым предстоит стать новыми стилями человеческих взаим
оотношений. Ибо архитектура Ц это общество, и мы здесь созидаем обществ
о современного мира нынешнего дня». Говард положил брошюру и вышел из ку
хни под низкие дубовые балки гостиной, чтобы обозреть своих коллег, болт
ающих в полутьме на лужайке; он думал о контрасте этого сельского обитал
ища с высокими каакиненскими зданиями, которые преображали старинную т
ерриторию университета. Некоторое время спустя он прошелся по дому и обн
аружил Барбару, лежащую на диване в алькове с головой на коленях старшег
о преподавателя философии.
«Ну и ну, Ц сказала Барбара, Ц ты произвел хорошее впечатление. Вице-кан
цлер отыскал меня специально, чтобы сказать, как сильно ты ему нравишься
».
«Он пытается свести вас к нулю, Ц сказал философ, Ц Украсть ваш огонь».

«У него ничего не выйдет, Ц сказала Барбара, Ц Говард слишком радикален
».
«Поберегись, они тебя зачаруют, Ц сказала Барбара позднее, прижимая сво
й эмбрионный бугор к приборной доске, когда они через тьму ехали домой в В
одолейт. Ц Ты станешь официальным любимчиком факультета. Евнухом систе
мы».
«Меня никому не купить, Ц сказал Говард, Ц но я действительно думаю, что
для меня здесь есть кое-что. Я думаю, это место, где я смогу работать».
Но это было поздней осенью 1967 года; а после 1967 года по неизбежной логике хрон
ологии наступил 1968 год, который был радикальным годом, годом, когда то, что
проделывали Кэрки в свои годы личной, индивидуальной борьбы, внезапно ка
к бы обрело всеобщее значение. Все словно бы распахнулось; индивидуальны
е ожидания совпали с историческим движением вперед; когда студенты спло
тились в Париже в мае, казалось, что повсюду вместе с ними сплачиваются вс
е силы перемен. В тот год Кэрки были очень заняты. В академгородке маоистс
кие и марксистские группы, чьим главным занятием до этого момента, казал
ось, были внутренние распри, обрели массовую поддержку всевозможных акт
ивистов; в административном здании проводилась сидячая забастовка, и ка
кой-то студент сидел за столом ректора, а ректор перенес свой кабинет в ко
тельную и старался смягчить напряженность. Революционный Студенческий
Фронт отправился к нему и попросил, чтобы он объявил университет свобод
ным государством, революционным анклавом, сплотившимся против изветша
лого капитализма; ректор с величайшей логичностью и порядочным количес
твом исторических ссылок изложил свое полное изначальное сочувствие, н
о настойчиво указал, что оптимальные условия и дата тотальной революции
еще не настали. Вполне вероятно, они полностью созреют лет через десять, с
казал он; а пока не лучше ли им будет уйти, чтобы вернуться тогда. Это рассе
рдило революционеров, и они написали: «Сжечь его!» и «Революция теперь же!
» черной краской по абсолютно новому бетону абсолютно нового театра; был
подожжен небольшой сарай, и четырнадцать грабель погибли безвозвратно.
Ненависть и революционный пыл совсем разбушевались; люди в городе тыкал
и в автобусах студентов зонтиками;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43