Он спешит признаться, что никакого алиби у господина Абметова нет и не было и что он, исключительно по простоте душевной, согласился помочь господину Абметову избежать ненужных трений с местной полицией (Я прикинул, что девятнадцатое сентября – это через два дня после моей беседы с Симоняиом.) К тому времени про Абметова полиция и думать забыла. Но признание Шлаффера заставило полицию всерьез взяться за господина Абметова, и его объявили в розыск. Шлаффера на всякий случай задержали. Мне же не терпелось переговорить с вами, господин Ильинский, поскольку я ни на секунду не сомневался, что вы знаете гораздо больше, чем сказали мне тогда, в отеле. Я решил, что на своей территории, то есть на Фаоне, вы будете со мной более откровенны. Но на терминале Оркуса мне сообщили, что вы только что проследовали в сторону Хармаса.
– Кто вам это сообщил? – поинтересовался я.
– У меня, как и у вас, тоже есть друзья, – загадочно улыбаясь, ответил Бруц. – Так или иначе, но я переправил билеты и отправился на терминал Хармаса. И каково же было мое удивление, когда я обнаружил там Лесли Джонса. Помните, вы просили меня навести о нем справки и оставили мне его снимок. Я увидел Джонса издали, он стоял возле разгрузочного тоннеля. Подходить к нему я не спешил – ждал, что будет дальше. Когда Джонс вдруг рванул через весь зал, я было подумал, что это он меня так испугался.
– Откуда он мог вас знать? – напрягся Виттенгер.
– Ниоткуда, – признал Бруц, – вот и я удивился… Вас двоих я не заметил, поскольку все время следил за Джонсом. Дальнейшее, я думаю, вы себе более или менее представляете. Привлекать внимание мне не хотелось, и я следовал за вами осторожно, поэтому недостаточно быстро Но в целом, успел вовремя..
– Это точно, – согласился Виттенгер, – теперь ваша очередь, Абметов.
Абметов вяло огрызнулся:
– Допросите сначала Джонса…
– Джонс нам еще понадобится, – сказал я, – раз вы не хотите говорить, то я сделаю это за вас. Самой незначительной фигурой в деле убийства торговца является Фил Шлаффер, поэтому я начну с него. По причине, которая вряд ли вас заинтересует, Шлаффер решил, что он стал жертвой шантажа, а я, соответственно, его шантажировал. Есть еще одна персона, которой Шлаффер опасался. Имя этой персоны – Джон Смит. Смит живет на Оркусе, и Шлаффер хотел во что бы то ни стало его разыскать. Кроме того, Шлаффер был уверен, что я и Смит – одна компания. Увидев меня вместе с Абметовым, Шлаффер приходит к выводу, что Абметов и есть Джон Смит. Я думаю, господин Абметов был очень удивлен, когда Шлаффер стал искать с ним встречи. Последний работает в Институте антропоморфологии, а Институт антропоморфологии, в свою очередь, очень интересует господина Аб-метова. Не знаю, о чем вы там беседовали, но вы, доктор, как человек умный, быстро смекнули, что Шлаффер почему-то боится и вас и меня. И вы решили это использовать Чтобы отвлечь внимание полиции от своей персоны, вы просите Шлаффера подтвердить ваше алиби на время смерти Николаса Тодаракиса, торговца гоморкусовскими сувенирами. Шлаффер решает, что вы теперь в его руках, и с радостью соглашается вам помочь в обмен на обещание прекратить шантаж. Я готов допустить, что все было немного иначе. Например, так: Шлаффер следил сначала за мной, потом за вами, доктор, и он видел вас возле сувенирной лавки в вечер убийства. И тогда он предложил вам сделку: вы прекращаете шантаж, а он устраивает вам алиби.
Абметов возразил;
– Описанная вами ситуация полностью симметрична. Точно так же можно сказать, что алиби нужно было не мне, а Шлафферу.
– Но у Шлаффера нет для убийства никакого мотива. А у вас он есть. И мы подходим ко второй части нашей истории. Кроме доктора Абметова и Шлаффера в деле убийства торговца фигурирует еще несколько персонажей, которых и людьми-то назвать нельзя. И кроме того, есть еще некая таинственная организация, к которой вы, Абметов, имеете самое непосредственное отношение. Может, вы все-таки сами расскажете, а то мне, право, как-то неловко. Ваши тайны – вам и рассказывать.
Меня смущало присутствие Бруца, и я тянул время, лихорадочно соображая, стоит ли при нем упоминать гомоидов и Трисптерос. С другой стороны, без гомоидов и без Трисптероса невозможно доказать, что у Абметова был мотив для убийства. Поэтому Бруцу следовало бы о них знать.
– Говорите что хотите, – равнодушно сказал Абметов.
– Как знаете… Сначала о вышеупомянутых нелюдях, точнее, искусственно созданных человекоподобных существах – гомоидах. Их создатель, профессор Франкенберг, называл свои творения более поэтическим словом – Гномы, желая подчеркнуть, что они обладают недоступным для людей знанием. Франкенберг создал четверых гомоидов, используя четыре разные модели сознания. Поэтому и гомоиды получились разными и по-разному приспособленными к существованию среди людей. Вам, полковник, уже доводилось видеть одного из них, хотя вы об этом и не подозревали. В первую очередь потому, что гомоид по имени Джек Браун был найден мертвым, а его труп – выкраден. Браун покончил с собой, разрядив себе в голову шокер. Был ли виной тому синдром раздвоения, при котором гомоид думает, что убивает не себя; или – синдром дереализации, когда гомоид полагает, что убивает не он; или что-то еще, чего мы не знаем… Предположений можно строить сколько угодно – это, Абметов, по вашей части.
Второй гомоид погиб в пещерах Южного Мыса – там, где располагалась лаборатория профессора. Как опытный и к тому же неудачный образец он был брошен на произвол судьбы своими создателями. Возможно, Перк или Франкенберг собирались помочь ему, но к тому времени, как я оказался в пещерах, оба они уже были мертвы. Тело второго гомоида до сих пор не найдено, я видел его живым, но вид у него был, надо сказать, похуже, чем у трупа Джека Брауна. Поэтому-то я и думаю, что второй гомоид уже мертв. Я не знаю, зачем Франкенберг создавал гомоидов, но я знаю, почему за ними охотился Абметов. Несмотря на все свое несовершенство, гомоиды обладают рядом качеств, которые очень интересовали господина Абметова и его организацию. Я рискну предположить, что Абметову подходили не все четверо, а лишь некоторые из них. Неподходящие гомоиды были обречены на уничтожение.
Третьего гомоида звали Антрес, но некоторым присутствующим он знаком под именем Шварц, или Бланцетти, если угодно. Антрес был и сильнее и совершеннее, чем те двое, и вдобавок значительно агрессивнее. Он взбунтовался и против своих создателей, и против тех, кому Франкенберг, Перк и его жена его предназначали, – то есть против Абметова и компании. Но Антрес не знал в лицо Абметова, как и Абметов никогда не видел Антреса. Они искали друг друга, и каждый надеялся уничтожить другого. Впрочем, возможно, Абметов предпочел бы взять Антреса живым.
Я, по вызову Абметова, прибываю на Оркус. К тому времени Абметову уже известно, что моя работа «Сектором Фаониссимо» не исчерпывается. Антрес опережает меня на один день. Он останавливается в том же отеле, что и доктор, – сначала в качестве Шварца, затем Шварц превращается в Бланцетти. Стремясь отделить себя от Шварца, она снимает отдельный номер, причем рядом с моим. На следующий день после прибытия на Оркус я захожу в небольшую сувенирную лавочку, что располагается в примыкающей к Отелю галерее. Там я покупаю вот эту безделушку, подделку, не имеющую, по сути, ни исторической, ни художественной ценности. – И я выставил на всеобщее обозрение крылатую пирамидку – главным образом для Виттенгера, поскольку остальные ее уже видели. – Мы с Татьяной назвали ее «трисптерос», что в переводе с древнегреческого означает «трехкрылый». Сами того не подозревая, мы раскрыли название той тайной организации, которую возглавляет доктор Абметов.
Я взглянул на Абметова – на его лице не дрогнул ни один мускул.
– Не буду называть имя человека, продавшего торговцу пирамидку, – это лицо попало в нашу историю абсолютно случайно. Но вам, Абметов, не терпелось узнать, откуда торговец взял пирамидку и почему он назвал ее «трисптерос». Антрес также видел в моих руках пирамидку. Он мог решить, что я его специально провоцирую, показывая знак ненавистной ему организации. Поэтому он тоже подходил на роль убийцы торговца. Но торговец, в отличие от Абметова, Антреса не слишком интересовал. Антрес вычислил Абметова первым и повел его к краю Воронки отнюдь не для того, чтобы совершить самоубийство на глазах у уважаемого доктора. У него с Абметовым старые счеты. К счастью, вы, Бруц, вовремя подоспели. Но вы, видимо, не знаете, что перед смертью Антрес сказал, что торговца он не убивал.
– Почему вы ему поверили? – спросил Бруц.
– Он назвал имена своих предыдущих жертв, какой тогда смысл скрывать, что и убийство торговца – его рук дело? Поэтому Антрес отпадает. Себастьяна Дидо, на которого пало подозрение, оправдали, и, по-моему, вполне заслуженно. Остаетесь только вы, доктор. Я готов допустить, что вы не хотели убивать торговца, а просто решили припугнуть его цефалошокером, но, как видно, немного не рассчитали.
– Вы ничего не сможете доказать! – уперся Абметов. – Откуда, по-вашему, я мог узнать, у кого из торговцев вы купили пирамидку? Вы же показали мне ее чуть ли не в то же время, когда произошло убийство. И вы же сами говорили мне, что видели убийцу – Антреса.
– Я не говорил, что видел именно Антреса. Если это был он, то значит, Антрес следил за вами. Но в лавке мог быть и кто-то из ваших сообщников. Установить это – дело Бруца. Меня интересует только один вопрос – где четвертый гомоид?
– Откуда мне знать, – пожал он плечами.
– Вы забыли рассказать, зачем Абметову и его компании вообще понадобились гомоиды, – заметил мне Витгенгер.
– Ладно, философскую часть я позволю себе опустить – ее к делу не пришьешь. Буду излагать только факты. Первым из таких фактов является то, что Абметов очень боится конца света…
– А кто его не боится? – съехидничал Абметов.
– Я имею в виду взрыв Белого Карлика в системе Плерома. Вспышка сверхновой, конечно, еще не совсем конец света, но ее тоже все боятся. Абметов считает, что цивилизации сапиенсов покинули нашу часть Вселенной, именно опасаясь вспышки сверхновой. И покинули они ее через Канал.
– Логично, – согласился Виттенгер.
– Разумеется, логично! По мнению Абметова, сапиенсы не могли исчезнуть, не оставив никаких следов. Но проблема в том, что мы, люди, не в состоянии расшифровать эти следы. Более того, сапиенсы постоянно посылают через Канал сигналы, предупреждая нас о грозящей беде. Но опять-таки, человечество не может разобрать, какие сигналы исходят от сапиенсов, а какие имеют обычное, природное происхождение. Вся Вселенная заполнена сигналами – как тут разберешься! Проблему можно было бы решить, если знать заранее как, по какому принципу, работает сознание сапиенсов. Что не как у людей – это понятно, ведь мы бы тогда давно уже расшифровали эти сигналы. На нашу беду, человеческая модель сознания – не единственная. Собственно, это и хотел доказать профессор Франкенберг. Я уже говорил, что он создавал своих гомоидов, используя разные модели рефлексирующего разума. Логика у Абметова проста – те гомоиды, чей мозг окажется жизнеспособным, и являются прототипами неуловимых сапиенсов. И таких гомоидов можно будет использовать в качестве своеобразных «переводчиков» с языка сапиенсов на язык человеческий. Приведу самый грубый пример. Предположим, вы трансформируете получаемые из Вселенной сигналы в акустические. Если после трансформации вы услышали мольто виваче из Девятой симфонии, то десять против одного, что вы слышите Оркусовский симфонический оркестр, потому что кому еще в нашем секторе взбредет в голову исполнять Бетховена. Если звук неопределенный, но все же в некоторой степени, как говорится, ласкает слух, то можно предположить, что источник звука искусственен и изготовлен он либо людьми, либо сапиенсами, мыслящими как люди. Но если вы услышали шум, то ничего определенного о его источнике сказать нельзя. Другое дело гомоид, он может непроизвольно, подсознательно отреагировать на этот шум как на нечто осмысленное. Так, например, как бывший моряк отреагирует на шум морского прибоя…
– Первым делом я бы дал гомоиду послушать молодежные музыкальные каналы. Интересно, что бы он сказал… – задумчиво произнес Виттенгер.
Я снова продолжил:
– Итак, зачем нужны гомоиды, нам более или менее ясно. Теперь о сигналах. Они идут через Канал, и самое подозрительное в этом смысле место – Устье Канала, Система Плером. Абметов стремился получить запись сигналов от тамошних астронавтов, Вэнджа и Зимина. Когда вы планировали получить от них записи сигналов, я не знаю. Но мое сообщение, судя по всему, вас обрадовало…
– Так это вы послали сообщение? – удивился Абметов. – Хм, я подумал, они просто донесли на меня куда следует, хотя к чему им это…
– Может, и донесли бы, если б их спросили, но у меня не было времени вести с ними переговоры. Я решил обойтись без их помощи. Но, думаю, они подтвердят все мною сказанное.
– Не сомневаюсь… – скрипя зубами, пробормотал Абметов.
– Мне кажется, мы совсем забыли о Лесли Джонсе, – напомнил Виттенгер.
– Вот именно, – поддакнул Абметов, – может это он убил торговца.
Я долго выбирал момент, чтобы провозгласить главную новость дня, и этот момент наконец наступил.
– Готов поспорить, что я тут единственный, кому известно, кем на самом деле был Лесли Джонс. – Аудитория замерла в оцепенении. – Лесли Джонс и есть четвертый гомоид – его снимок был в кабинете Франкенберга. Сегодня, рассматривая вблизи его лицо, я заметил следы пластических операций. Косорукого косметолога по имени время тоже нельзя сбрасывать со счетов, ведь гомоиды стареют быстрее нас с вами. Абметов, гомоид Джонс был под самым вашим носом, а вы его проморгали… Или нет?
– Мне нужно немедленно осмотреть его тело, – заявил он.
– И мне, – сказал Бруц, – в конце концов, это я его ухлопал.
– Хватит с вас и Антреса. Поэтому будем считать, что гомоида убил Виттенгер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55