– Хм, а если Татьяне тоже безразлично, пьем мы тут или нет?
– То три против четырех, что ты выпьешь.
– А-а-а, то есть ответ – это вероятность того или иного решения.
– Угу, так точно.
– И что, как-нибудь экспериментально эту теорию можно подтвердить?
– Можно.
– И как?
– Ты слышал про «эффект золотого сечения» в экспериментальной психологии?
– Про то, что всем нравятся женщины, у которых некоторые пропорции близки к золотому сечению, – слышал. Так ты хочешь сказать, что твоя теория может объяснить сей странный феномен?
– Отчасти – да. Можно провести такой простой эксперимент: собрать кучу народа и попросить их оценить своих знакомых по принципу сильный-слабый, или, скажем смелый-трусливый. И окажется, что в среднем люди выбирают положительное качество с частотой, близкой к золотому сечению, – то есть с вероятностью шестьдесят два процента. Это число как бы сублимирует наше представление о добре и зле. И это же число получается как решение уравнения, предложенного Лефевром. Из его уравнения следует, что люди тянутся к добру с вероятностью шестьдесят два процента.
– Да, теперь я что-то такое припоминаю. Где-то я уже об этом слышал… – Я вспомнил, как Франкенберг говорил, будто бы он «изменил сублимационное число». – А при чем тут свобода воли?
– Она тоже предусмотрена моделью. И потом ведь модель не предсказывает твой поступок, а дает лишь вероятность того или иного решения. Каким оно будет, твое решение, зависит от тебя.
– Ладно, положим, уяснил, – сказал я не очень уверенно. – Выходит, алгоритм такой: берем мое изначальное намерение или, как ты говоришь, интенцию, смешиваем с влиянием среды и с тем, что я думаю про это впияние, и получаем окончательное решение. Мне только про интенцию непонятно – она ведь тоже зависит и от окружающего мира, не важно, сознаю я эту зависимость или нет. Моя интенция – штука не более понятная, чем то, что ты называешь окончательным решением. Как тут быть?
– Ты, можно сказать, зришь в корень. Процедуру поиска окончательного решения надо повторять много раз, на каждом шаге беря в качестве интенции предыдущее решение. Такой последовательный поиск и есть наша рефлексия, то есть общение с самим собою, с образом себя внутри себя. В модели поиск осуществляется путем решения системы уравнений. В двадцатом веке уравнение было одно – простенькое квадратное, теперь же решают систему интегральных континуальных уравнений, но это ужетакие дебри…
– В дебри мне не надо, – поспешил я его заверить, – | мне надо суть уловить. А ее я представляю себе следующим образом: существует некая модель, согласно которой функционирует наш разум. Начали ее создавать в двадцатом земном веке и с тех пор значительно продвинулись. Но принцип работы все тот же: берется какое-то количество входных данных, решается система уравнений, а ее решение – это вероятность того, что субъект в конечном, итоге примет то или иное решение. Я ничего не напутал?
– Ты схватываешь на лету! – похвалил меня Стас и приложился к банке с настойкой.
Я решил, что пора поставить точку.
– В таком случае спасибо за исчерпывающее объяснение. Впрочем, когда учитель говорит, что ученик все понял, то это может означать, что учителю просто надоело объяснять… Не понимаю только, если вся эта теория так хорошо известна, то почему профессор Фра… – Я едва не проболтался. Пока я лихорадочно соображал, как мне выкрутиться, Стас удивленно переспросил:
– Что за профессор Фра?
– Да так, знакомый один… Не важно…
– Какой знакомый? – раздалось из прихожей. За болтовней я не услышал, как вернулась Татьяна. Так или иначе, но ее приход дал повод сойти со скользкой темы.
– Как ты тихо вошла, а Стас уже пришел, мы тут беседуем без тебя, – проговорил я скороговоркой, знаками показывая Стасу, чтоб тот спрятал банки. Он так и не придумал, куда их деть, поэтому, войдя в комнату, Татьяна застала его стоящим в глубоком раздумье, с банками в руках. Пойманный с поличным, он страшно смутился и взглядом стал искать поддержки у меня. Но я уже твердо решил всю вину свалить на него, и помощи от меня ему ждать не следовало.
– Стас, как тебе не стыдно! Я же просила! – накинулась на него Татьяна. – Ну ни в чем нельзя на тебя положиться!
– Я… я больше не буду, – пообещал Стас.
– Не буду… уже приняли, значит, – продолжала она возмущаться.
Я стал ее успокаивать:
– Да ладно тебе, мы ведь так только, за встречу, за скорое выздоровление.
– А ты… а ты марш готовить еду для гостей, они вот-вот придут. – Наказание для меня оказалось не столь суровым, как я ожидал. Из ее слов следовало, что Стас на гостя не тянул.
Кроме него мы ожидали еще троих. Первой пришла лучшая Татьянина подруга Маргарита (для друзей – Марго). Они вместе учились на историческом. Про Марго всем известно, что она жуткая спорщица и болтушка, но вот касательно ее личной жизни, а в особенности касательно роли Стаса в этой самой личной жизни, известно мало. Следом за Маргаритой пришла парочка Татьяниных коллег – Йохан и Ванда.
Ванда – очаровательное маленькое существо с огромными, удивленно смотрящими на мир голубыми глазами. В этом мире наибольшего восхищения достоин, разумеется, Йохан, поэтому Ванда смотрит ему в рот, даже когда тот ест. О характере их взаимоотношений я мог лишь догадываться, но там тоже, видно, не так все просто, поскольку весь вечер Йохан то пододвигался к Ванде на то минимальное расстояние, когда пора начинать есть из одной тарелки, то, наоборот, отодвигался, едва не садясь Стасу на колени, – все трое ютились на коротком диванчике. Вновь прибывшие, как и Стас, пришли не с пустыми руками, и Татьяна постепенно смирилась с изобилием напитков на столе.
Йохан – из нас самый старший, в его волосах уже появилась седина, но ее было ровно столько, сколько требуется, чтобы женщины считали ее признаком зрелости, но не старости. Держался он солидно – так, как и подобает вести себя руководителю исследовательской группы, куда входили все, кроме меня. Таким образом, я оказался в подавляющем меньшинстве, но это меня только радовало, поскольку привлекать к себе внимание мне никак не хотелось. К тому же все понимающая Татьяна в корне пресекала любую попытку гостей заставить меня рассказать о моих приключениях, или, лучше сказать, злоключениях, так что, вопреки ожиданиям, мне не пришлось по этому поводу напрягаться. Татьяна и гости болтали, главным образом, об экспедиции на Сапфо. Экспедиция прошла не слишком удачно, поскольку никаких следов фаонских сапиенсов они не обнаружили.
– Словно чисто-чисто за собой убрали, – эмоционально рассказывала Ванда, – знаете, такое ведь часто с нами бывает, когда знаешь, что кто-то чужой был в твоем доме, но никаких следов нет. И непонятно, откуда это чувство… интуиция, что ли, не знаю, как назвать… Я читала, что когда люди впервые высадились на Фаоне, на Оркусе и на других землеподобных планетах, то они испытали то же самое ощущение – будто вот только что кто-то здесь был, но исчез бесследно прямо перед прибытием землян. Просто мистика какая-то!
– Мистика тут ни при чем, существуют методы, как отличить природные явления от следов деятельности разумных существ, – возразил Йохан.
– Ага, как раз до вашего прихода я рассказывал Федру про один из таких методов – про тот, что основан на модели рефлексирующего сознания.
Я так и думал, что Стас не удержится – ведь я же просил его не трепаться. Я пнул его под столом ногой; Стас замолчал, но ненадолго.
– Вы собираетесь писать об этом в своем журнале? – спросил Йохан настолько серьезно, что я понял: можно отвечать что угодно – он все равно читать станет.
– Пока не знаю, посмотрим…
– А что за моделирование такое, расскажите. – Марго почуяла, что наконец есть о чем поспорить. Стас, который уже потренировался на мне, начал довольно складно объяснять, но Марго его остановила:
– А, точно-точно, это мы на прикладной психологии проходили, помнишь, Тань?
Татьяна не помнила. Марго это не обескуражило:
– Я лично считаю, что всякое такое моделирование – это пифагорейство в чистом виде – «числа правят миром», фу, скучно и бесполезно. А бесполезно, потому что мыслим-то мы на языке, а язык наш совсем никудышный. К примеру, на нем нельзя толком объяснить, что мы считаем истинным, а что – ложным. Имея под рукой только такой убогонький язык, как ты сможешь описать принципы мышления, то есть принципы самого этого языка?
– А на каком языке, позволь спросить, ты только что изъяснялась? – нашелся Стас. – Если никакое суждение о мышлении не может быть истинным, то и твое в том числе.
– Твоей теории от этого не легче, – отбила мяч Марго и злорадно хихикнула: – Человек никогда не сможет понять самого себя, как нельзя деревяшку перепилить такой же деревяшкой.
– Отчего же, можно, – Йохан пришел на помощь Стасу, – только они обе при этом сотрутся. Обе – и одновременно. Боюсь, именно две трущиеся друг о друга деревяшки и моделируют процесс познания. Познание как способ самоуничтожения.
Выходит, он вовсе не собирался заступаться за Стаса.
– Вот уж угораздило нарваться на двух агностиков, – возмутился последний, – от трения, между прочим, еще и огонь бывает…
– И Йохан о том же, – Марго не дала ему закончить мысль, – смерть в огне, чего ж хорошего? Стас теперь отбивался от двоих:
– Нет, вы не поняли, огонь здесь символизирует плоды познания. А они есть!
– Ну и какие же, перечисли, – не унималась Марго. Исключительно из чувства противоречия.
У Стаса дыхание перехватило от возмущения. И, как неопытный игрок, ударил сразу козырем:
– Канал, например. Или он тебя не устраивает?
– Фу, тоже мне, удивил. При чем тут познание-то? Канал – это, можно сказать, подарок судьбы. Пространственная неоднородность, волею случая возникшая недалеко от солнечной системы. Таулептонные мембраны, дескать, слиплись. Как насмешка. Эй, люди, хотели попутешествовать, пожалуйста, извольте, но далеко не уходите – не положено. По сравнению с размерами нашей галактики, не говоря уже об обозримой части Вселенной, твой Канал – что песчинка, нет, молекула в Южном Океане. Тоже мне, квутцат ха дерех нашел!
Марго было не остановить. Выручил, как всегда, Йохан:
– Погоди, не гони так. Канал, разумеется, не подарок. То есть в прямом смысле – не подарок. Подарки раздают намеренно и добровольно. Мне он напоминает, скорее, результат чьей-то беспечности. А мы его присвоили как трофей, хотя вряд ли он предназначен именно нам. Канал – это такая щелочка в неплотно прикрытой двери. Настолько узкая, что и подглядеть-то толком в нее нельзя, она лишь указывает, что дверь именно тут. Как будто те, кого мы ищем, вышли через эту дверь, но закрыть за собою как следует – не удосужились. Мы мечемся от планеты к планете, заСтасм чисто убранные помещения – и только. Странно все это, определенно странно…
Он замолчал.
Ванда услышала несколько незнакомых понятий, потому спросила:
– Йохан, а что такое «квутцат»… ну и так далее?
Прежде чем объяснить, Йохан исполнил свой всегдашний ритуал. Он медленно и задумчиво взял в левую руку плод фанго это фаонский аналог манго, но для ритуала подходит и он, в правую – нож и стал не спеша чистить фрукт. Со стороны можно было подумать, Ванда именно это попросила его сделать, однако Йохан так собирает мысли воедино. Пауза получилась восхитительной. Марго обвела всех ехидным взглядом и тихо хихикнула. Когда нож срезал сантиметров семь-восемь кожуры (если бы Марго не хихикнула, то хватило бы и пяти), Йохан заговорил:
– Более или менее точно «квутцат ха дерех» означает «короткий путь». Теперь представь себе, что ты живешь на сфере и…
– Мы и так живем на сфере. Чем Фаон не сфера? – встряла Марго.
Стас на нее рыкнул. «Больше не буду», – прошептала она. Йохан подождал, пока они меж собой разберутся, и продолжил:
– Хорошо, Фаон так Фаон. Предположим далее, что от одной точки к другой можно передвигаться только по экватору, проходящему через эти две точки. Пусть эти точки находятся близко друг от друга, близко – в нашем обычном понимании. Тогда у тебя есть в распоряжении две дуги экватора – малая и большая. Любую из них ты можешь выбрать в качестве маршрута. Идя по большой дуге, ты совершаешь практически кругосветное путешествие, и такой путь долог – он значительно дольше, чем если двигаться по малой дуге, но и длинный путь приводит к цели – ко второй точке, я имею в виду. В том мире, где мы живем, происходит нечто подобное: куда бы мы ни двигались, какую бы цель себе ни выбирали, мы все время идем по большой, длинной дуге, поскольку короткий путь закрыт для непосвященных. Мы не рискуем заблудиться, но времени на дорогу тратим гораздо больше, чем могли бы… Для наглядности можно считать что каждая точка пространства – это маленькая сфера, и каждую такую сферу мы проходим так быстро, что нет возможности разобрать – по короткому пути мы ее преодолеваем или подлинному. Но из мгновений складываются годы и, будь мы в силах сделать каждое мгновение в десять раз короче, то в итоге годы бы превратились в месяцы. Возможно, Канал и есть тот загадочный квутцат ха дерех…
Стас терпеливо дождался, пока Йохан не кончит говорить, и вернулся к прежней теме:
– Да вы выпендриваетесь тут, а на самом деле думаете так же, как и я. Просто вы расстроились, что не нашли ничего на Сапфо, а теперь обобщаете.
– А ты завидуешь нам, поскольку не смог поехать, – получил он в ответ от Марго.
Так, думаю, примирения не вышло, спорщики перешли на личности, пора это дело пресечь.
– Господа, хватит спорить, хруммели остывают, – говорю я, – Татьяна так старалась, готовила.
Самый лучший способ остановить слишком уж разгорячившихся спорщиков, это задеть кого-нибудь третьего. Татьяна меня так и поняла, поэтому смолчала. Все дружно зачавкали непроваренными хруммелями. Первым справился с ними Стас.
– Нормально, есть можно, – сказал он, но видя, что Татьяне такого заключения недостаточно, добавил: – Даже вкусно! А ты, Йохан, не прав по поводу короткого пути, Твой аналог с дугами на сфере не проходит, поскольку нарушается аддитивность по времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55