Все уже успели забыть про короткий путь, но Стас все время, пока ел, проводил в уме необходимые вычисления. Йохан проглотил-таки последний кусок, запил чистой водой, прокашлялся и вынес Стасу приговор
– Ты, Стас, аллегорий не понимаешь! Покончив со Стасом, он вслух продолжил мысль, начало которой мы не слышали.
– … Нет, конечно, никогда невозможно точно определить, мыслящий субъект перед вами или нет. Это даже с людьми не всегда понятно. Вот ты, Татьяна, если встретишь неизвестное существо, как определишь, мыслящее оно или нет?
– Предложу ему любимых фетровых тянучек. Если не возьмет, то мыслящее, – ответила Татьяна не задумываясь
Я же за словом в карман не полез:
– То-то ты никого найти не можешь – тянучки раздаешь, а они их берут, ты и идешь дальше – мол, немыслящее существо опять попалось. Так всех в немыслящие и записала. В несознательные то есть.
Татьяна замахнулась на меня вилкой:
– Сейчас ты у меня снова бессознательным станешь!
Йохан опять проявил себя хозяином положения – ловким движением он выхватил вилку из ее руки. Как-то уж слишком легко, и я бы даже сказал, по-интимному нежно, разжал он ее пальчики. Меня это несколько напрягло. Ванду, кажется, – тоже. Йохан же как ни в чем не бывало говорит:
– Татьяна сейчас занята другой проблемой – она хочет раскрыть тайну открытия Фаона.
– Что за тайна? – спрашиваю.
– Да ну вас всех, – отмахнулась Татьяна, – опять издеваться начнете.
Мы хором поклялись, что не начнем, а я даже извинился за свое прежнее, абсолютно необдуманное, высказывание. Стас, как и я, не был в курсе «тайны открытия Фаона» и упросил-таки Татьяну о ней рассказать.
– Я бы назвала это не тайной, а недопониманием. В школе мы все проходили, что Фаон был открыт двести пятьдесят лет назад экспедицией Рампо, но я недавно и совсем по другому поводу просмотрела их бортовые записи и обнаружила, что Рампо вовсе не считал себя первооткрывателем Фаона.
– Как так, не понял. – Я действительно не понял.
– Из записей следует, что когда они высаживались на Фаоне, они думали, будто планета уже была открыта до них, но кем открыта – не упомянули. Меня это немного удивило, и я стала просматривать бортовые журналы других экспедиций на Фаон. В записях было все что угодно, кроме одного: никто не заявлял, что именно он первым ступил на поверхность планеты.
– Вот, я же говорила, – Ванда впервые за последние полчаса напомнила о себе, – мистика, кругом мистика, да и только. Когда несколько экспедиций спорят меж собой, кто из них первооткрыватель – это понятно. Но чтобы все отказывались, – такого попросту не бывает!
Я поинтересовался:
– А в хронологическом порядке все эти экспедиции нельзя выстроить?
Марго посмотрела на меня «поверх очков», хотя очки уже давно никто не носит.
– Какая хронология, Федр! Тогда еще не было синхронизированного времени, – получил я в ответ от нее.
Не следует мне встревать в научные споры. Стас сделал рискованное предположение:
– Может, они там напортачили чего? Сделали что-нибудь не совсем приличное, что-нибудь-недостойное гордого звания посланцев человечества, вот и открещиваются теперь.
Но Татьяна возразила:
– Да нет, они не открещиваются – их ведь никто ни в чем не обвиняет…
– Значит, заранее решили себя подстраховать, но, как видно, все и так сошло с рук – потомки ничего подозрительного не заметили. – Стас не хотел так просто отказываться от своей идеи.
– А у них не могло случиться какого-нибудь психического расстройства – как у тех, кто высадился на Оркусе? – спросила Марго.
– В случае Оркуса влияние исходит от самой планеты, вернее, от ее поля, искаженного двумя ее спутниками. Если бы все дело было в поле Фаона, то не только участники первых экспедиций, но и все остальные, и мы в том числе, почувствовали бы что-то неладное. – У Татьяны на все был готов ответ. – Да бросьте вы! Все эти простые варианты я давно перебрала. Перебрала и отвергла.
После такой отповеди у всех сразу пропало желание выдвигать новые гипотезы. Воцарилось молчание. Стас ненавидит, когда все молчат, ему от этого делается неловко.
– Да ладно тебе, – сказал он, – нам ведь тоже интересно. Не хочешь говорить об этом – не надо. Я вам сейчас сон расскажу. По поводу него я принимаю любые гипотезы, кроме обидных.
Мы пообещали, что его сну никаких обидных объяснений мы специально придумывать не будем. Если, конечно, Стас сам не даст нам повода. Стаса такое обещание вполне устроило:
– Не дождетесь… Так вот, слушайте. Все дело происходило в загородном коттедже, где-то на Земле. Комната, где я находился, была большой и светлой. За окном – лес средней полосы, или нет, все же ближе к тропикам. Что меня поразило, так это тамошние насекомые. И дело не в том, что в комнате их было слишком много. Как раз поначалу их было лишь чуть больше, чем обычно. Странным выглядело другое – их поведение и размеры. Два комара-типулита, оба величиной с воробья, боролись друг с другом на лету. Затем в углу на потолке я увидел, как гигантский кузнечик (или это была саранча, но все равно гигантская) пожирает такого же огромного – сантиметров двадцать между кончиками лапок – паука. Комнату заполнили бабочки, неяркие – светло-зеленые и желтые, – но тоже большие. Они назойливо мельтешили перед глазами, их крылья касались лица – жутко противное ощущение. На стенах проступили следы от их экскрементов. Потеки шли от потолка до пола и как-то странно фосфоресцировали. Свет, до того момента яркий как днем, стал меркнуть. И тут я увидел самое странное существо из всех, что видел раньше.
Сначала я подумал, что это летучая мышь-альбинос. Только у этой мыши было не два крыла, как полагается, а три. Третье крыло располагалось чуть сзади и волочилось по полу. Я пригляделся. Существо оказалось вовсе не мышью. У него было тело маленького человека, но по пропорциям – взрослого. Человечек был ярко-розового цвета и абсолютно гол. Ростом – сантиметров двадцать пять – тридцать. На меня таращилась злобная мордочка с огромной челюстью и тупыми коричневыми зубами, но все равно – человечьими, как и все прочее. Странно, по мне не было страшно. Я схватил его за край третьего крыла – мне казалось, что так он меня не достанет. Этот мини-бэтман попытался удрать, взмахи его крыльев были настолько мощны, что он сумел оторвать меня от пола, но не больше чем на несколько десятков сантиметров. То третье крыло, за которое я его схватил, начало вытягиваться, пока не превратилось в длинный белый шлейф наподобие нитяной сетки. Я продолжал сжимать его в руках. Сил у существа было достаточно, чтобы передвигаться вместе со мною огромными скачками; он то поднимал меня на полметра, то опускал. Мне это даже понравилось, и я стал помогать ему, изо всех сил отталкиваясь ногами от земли. Скачки увеличились, но полностью взлететь мы не смогли. В какой-то момент он то ли вырвался, то ли исчез… Не помню. Я вышел во двор, и там были вы, то есть ты, Йохан, Татьяна, Ванда, на счет тебя, Марго – точно не помню…
– Ну вот, все интересное, как всегда, без меня, – вставила Марго. Мы зашипели на нее, чтоб не перебивала.
– Ладно, была ты там, как же можно без тебя, – миролюбиво согласился Стас. – Но, собственно, это уже конец. Выйдя из дома, я рассказал вам про того бэтмана, но, зная, что вы мне не поверите, представил все как некую странную галлюцинацию. А вы, в свою очередь, стали гадать, отчего она могла произойти, но так ничего и не придумали…
Стас закончил рассказывать. Никто не решался говорить первым – мы помнили о данном Стасу обещании. Ванда не нашла ничего умнее, как спросить:
– А почему у него было три крыла?
– Не знаю. Может, крыло и с самого начала было шлейфом… Да нет, вроде крылом – теперь уже трудно вспомнить.
– Три крыла – это странно, – задумчиво произнесла Татьяна, как будто что-то вспоминая.
– Вот-вот, – согласился Йохан, – даже три ноги – не совсем удобно, а три крыла – и подавно. Татьяна вспомнила, что хотела:
– Федр, помнишь, ты спрашивал меня про . как его там, бикадал триподу, про трехногого? Три ноги – три крыла – забавно, не находишь?
Я не находил ничего забавного. Ну сколько можно объяснять: на людях спрашивай меня, только если знаешь, что я отвечу. А не знаешь – отведи в сторонку, шепни на ухо, я и скажу, может быть. А еще лучше, дождись, пока все разойдутся. Но не мог же я ответить, что встретил «трехногого» в Институте антропоморфологии перед тем, как поговорить с Перком, которого сразу после нашей с ним беседы убили.
– Трехногий мне приснился, как и Стасу, – ответил я. Естественно, Стас подумал, что я над ним издеваюсь:
– Начинается! Вы же обещали! Йохан решил блеснуть эрудицией:
– Тебе Трискелион приснился, – сказал он мне, – знак такой, три ноги из одного места. У древних греков этот знак означал победу и прогресс.
– А три крыла что-нибудь значат? – спросила его Ванда.
Меня как током ударило. Вот умница, думаю. О знаке на груди Номуры я уже давно подумал, но, даже пользуясь таким случаем, спросить о трех крыльях не рискнул. Ответ Йохана меня разочаровал:
– Ни разу не встречал… Не знаю. Человек – летучая мышь встречается довольно часто. Это мог быть, например, Камазоц, Повелитель Мышей у индейцев Центральной Америки, но у того голова была мышиная, а ты, Стас, говоришь, видел человечью?
Стас обрадовался, что о нем снова вспомнили:
– Да, голова была человечья. Челюсти и зубы – большие, то есть больше, чем у людей, но по форме – все равно человечьи.
– А уши?
– Уши? Обычные уши. Уши как уши. Как у Марго, например.
Марго фыркнула, но смолчала. Йохан шутливо заключил: – Ну если как у Марго, тогда точно не Камазоц. У того уши огромные – больше, чем сама голова. Я почему вспомнил про Америку – твой сон, возможно, запоздалая реакция на ту экспедицию в Перу. Помнишь, мы хотели сравнивать образцы, наиденные на Оркусе, с изображениями на камнях из Ики
– Помню, помню. Я тоже так подумал. Насекомые тогда нас достали – на Фаоне их значительно меньше.
– Вы все неправильно интерпретируете, – возразила вновь осмелевшая Марго, – на самом деле тот мыш – это частица твоего внутреннего "Я" и, удерживая его, ты отстаиваешь целостность своей души… Ну скажи, ведь я права? – обратилась она за поддержкой к Татьяне.
– Не думаю. Почему именно мыш?
– Да это я так, для определенности его мышем назвала… Человечек с крыльями – испокон веку так представляли себе душу.
– Ее как только не представляли! Твою, например, я представляю себе в виде…
– Все, все, молчу. Больше – ни слова. – Марго не захотела, чтобы Стас рассказал всем, как он представляет себе ее душу.
В начале одиннадцатого все наконец решили, что таинственных историй на сегодня уже достаточно – надо что-нибудь оставить и на другой раз. Встав из-за стола, Стас захватил несколько грязных тарелок, чтобы отнести их на кухню (по случаю прихода гостей Татьяна не стала выставлять одноразовые). Все, за исключением Марго, последовали его примеру. Тогда Стас, обращаясь к ней, сказал вполголоса: «Поднявшись с постели, сгладь отпечатки тела». Марго покраснела до корней волос, а Стас как ни в чем не бывало пояснил:
– Это Пифагор сказал – тот, которого ты не любишь.
– Отчего же, люблю, – тихо ответила Марго и взялась за тарелки.
Татьяна со Стасом оседлали нейросимулятор и о чем-то оживленно спорили. Ванда с Марго сплетничали на кухне. Мы с Йоханом остались наедине. Я подумал, что раз Ванда уже спрашивала про три крыла, а я сказал, что мне приснился трехногий, то не будет ничего страшного, если я спрошу его про треугольник. Потом скажу, что треугольник приснился Татьяне.
– Йохан, ты, случайно, не встречал такой знак: треугольник с тремя крыльями и с человеческим глазом посередине? – Про глаз я добавил для конспирации.
– Далась вам эта цифра три… – усмехнулся он. – Треугольник с человеческим глазом – знак достаточно распространенный. Типичная оккультная символика, я бы сказал – «Всевидящее око» или вроде того. Про крылья сказать ничего не могу. А ты уверен, что именно крылья, а не, скажем, листья?
– Точно! – спохватился я. – Там были листья! А они что значат?
– Три листа клевера, вплетенные в треугольник – это раннехристианский символ. По преданию, с помощью трехлистного клевера святой Патрик объяснял язычникам-ирланцам триединство божественных сущностей… Продолжать? – спросил он, видя, что я его не слушаю. Хоть клевер и не растет на Фаоне, но я способен отличить крылья от листьев.
– Спасибо, я все понял, – поблагодарил я его, – теперь я знаю, где про это можно найти в литературе.
– Всегда пожалуйста, – ответил Йохан и пошел на кухню.
Гости разошлись в половине двенадцатого. Стас все норовил остаться «еще на полчасика», но мы его выпроводили вслед за Марго.
Остаток вечера мы с Татьяной провели в напряженном молчании. Она продолжала на меня дуться неизвестно за что. Когда мы уже погасили свет, я решил, что последнее слово должно остаться за мной.
– Вот, пришлось опять из-за тебя врать. Зачем ты вспомнила про бикадала? – спросил я безо всякого предисловия, словно мы до этого не молчали, а только и делали, что обсуждали трехногого.
– Больно нужен мне твой безногий… А он что, как-то связан с твоим заданием?
– Напрямую. – Я снова покривил душой, но уж больно мне хотелось вызвать у Татьяны угрызения совести.
– Извини, не знала. Сказал бы…
– А почему ты его безногим обозвала? У него их целых три – больше, чем у нас.
– Не знаю. У животных их обычно четыре, вот и сказала – безногий.
Ее ответ меня заинтересовал.
– А у кого четыре крыла?
– У кого, у кого… у бабочек.
– А бабочки у кого? – настаивал я.
– Федррр, отстань… у японцев… спи давай, – пробубнила она еле слышно – гости ее утомили, и она уже засыпала.
Занятно, ведь Номура – японец. Точнее, его предки когда-то ими были. Мистика, как говорит Ванда. Напоследок я подумал, что если сегодня ночью мне приснится кто-нибудь трехногий, трехкрылый и с повадками Марго, то, пожалуй, придется сменить работу.
С утра я просмотрел новости. О моем деле там ни словом не обмолвились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55