Иленка молчала.
— Что я. должен с ними делать?
— Отдать,— ответила девушка.
— Кому?
Вопрос этот смутил девушку. Она не смела поднять глаза, не смела произнести ни слова. Наконец она вздохнула и прошептала:
— Ему.
— Кому? — спросил еще раз Петр.
— Им,— громче произнесла Иленка.
— «Им» — вероятно, комитету?
Иленка взглянула на Петра с укоризной, а он между тем рассматривал драгоценности и продолжал:
— Здесь есть золото, бриллианты, жемчуг. Это значительно увеличит кассу комитета, куда каждый из членов вносит свою лепту и куда присылают и посторонние. Вручить это комитету как вклад частного лица или же передать в- личное распоряжение кого-нибудь из членов?
— Передать в личное распоряжение,— отвечала Иленка.
— Кому именно?
На первый вопрос Иленка ответила без труда, но на втором запнулась.
— Отдать это Стояну? — подсказал Петр, взглянув на нее.
— Нет.
— Не Стояну? — переспросил он.— Так, значит, Николе?
— Да,— отвечала девушка.
— Николе? — повторил Петр.— Хорошо. Я вручу ему это при свидетелях.
Петр удивился, что Николе поручают распоряжаться драгоценностями. Он не сомневался в честности юноши, но был уверен, что тот не имеет понятия о цене золота, бриллиантов и жемчугов. Он сказал об этом Иленке, но девушка лишь вздохнула.
Анка последовала примеру подруги. Она вышла и вскоре тоже вернулась с пакетом.
— И ты? — воскликнул Петр.,
— Отдай это.
— Кому?
— Стояну.
— Вот это хорошо. Я передам ваши подарки сразу им обоим. Стоян знает толк в драгоценностях. Может быть, эта посылка примирит их.
Последние слова Петра очень удивили девушек. «Может быть, эта посылка примирит их...» Значит, Стоян и Никола поссорились.
— Разве они поссорились? — спросила Иленка Анку.
— Я ничего не знаю и до сих пор об этом не слыхала.
— Ведь ты их видела вместе?
— Да, видела. Они провели вместе целый день, вечером гуляли в саду, и вместе укрывались в подземелье.
— И вместе укрывались в подземелье? А как они себя вели там?
— Как родные братья.
— Чего же им было ссориться?
Точно такой же вопрос могла задать и Анка. Обе девушки спрашивали себя: «Не из-за меня ли?»
Анка была свидетельницей встречи Иленки с Николой и была уверена, что они любят друг друга. Однако, вспоминая все подробности этого свидания, она решила, что Иленка только казалась влюбленной в Николу. Никола же был скорее удивлен, чем влюблен. Она вспомнила также, что в протоколе упоминалось о любви Иленки к Стояну. Постепенно у Анки зародилась страшная мысль, в которой она не смела себе признаться. Уж не любит ли Иленка и того и другого сразу? Не кокетничает ли с обоими? Анка то отгоняла эту мысль, то снова возвращалась к ней, и никак не могла объяснить себе, почему Иленка так долго колебалась, прежде чем выговорить, кому предназначены подарки.
«Почему я... я сразу сказала: «Стояну»?» — думала она.
Иленка рассуждала несколько иначе. Она ни в чем не подозревала Анку, но, вспоминая все обстоятельства и подробности, не могла объяснить себе, почему подруга не позволяла ей прислуживать молодым людям, когда те сидели в тайнике. Почему Анка так поступала?
Любовь подозрительна; она разделяет братьев, сестер, друзей и подруг. Между Иленкой и Анкой не дошло еще до разрыва, но каждая задумывалась о причине ссоры между Стояном и Николой, а это привело к некоторому охлаждению между подругами. Вот почему Иленка пришла к Анке только на третий день после отъезда Петра.
— Не вернулся ли Петр?
— Нет еще.
— Когда же он вернется?
— Не знаю.
В этих вопросах и ответах заметен был тот легкий холодок, который наступает после жаркого лета и предвещает зиму. Анка спросила, здорова ли хаджи Христица.
— Вчера жаловалась на нездоровье,— ответила Иленка.
— А сегодня?
— Сегодня ей, слава богу, лучше. — А что с ней было?
— В боку кололо.
— Я слышала, что хаджи Христо очень доволен.
— Ах! — вздохнула Иленка.— Адрес уже отправлен в Царьград. А что Петр говорил о нем?
— Ничего не говорил. А мать уверяет, что просить султана — это все равно что просить о чем-нибудь столб.
— Может, из этого ничего и не выйдет.
— Может быть. Султан скорее согласится на просьбу Мустафы-бея.
— Это насчет языков?
— Вот несчастье. Говорят, что будут вырезать языки у женщин и у девушек.
— Не у всех. Говорят, не станут вырезать языки у тех, кто пойдет в гарем.
— Кто же из нас на это согласится?
О проекте Мустафы-бея говорили в это время не только в городе, но и во всей провинции. Но нашим девушкам разговор об этом проекте послужил только предлогом не касаться другой темы — судьбы эмигрантов.
В продолжение целого часа ни одна из них не произнесла имени Стояна или Николы. Раньше этого не случалось.
Иленка пришла снова в дом Мокры только на четвертый день. Прежде она заходила по три раза на день; теперь за всю неделю собралась сюда во второй раз, и то лишь потому, что случайно узнала о приезде Петра. В этот день хаджи Христо послал мальчика принести посылку с парохода. Тот вернулся и сказал, что видел на пристани Петра. Вот почему Иленка тотчас же поспешила к Мокре. Случилось так, что, когда она подходила к воротам с одной стороны, Петр с чемоданчиком и зонтиком в руках подошел с противоположной. Они столкнулись у ворот, вошли во двор, а оттуда в комнату, где их встретила Анка. Иленка несколько раз останавливалась, но Петр приглашал ее идти вперед. Увидев Анку, оба остановились. Петр поставил чемоданчик у стены, положил зонтик, снял шляпу и сказал девушкам:
— Я привез вам сердечнейшие, нижайшие поклоны. Я видел Стояна и Николу, и отдал им ваши подарки.
— Мой ты отдал Стойну? — спросила Анка.
— Стояну? Нет, Николе.
Анка ничего не сказала, но по лицу ее было видно, что это известие пришлось ей не по вкусу, да и Иленке тоже. Петр перевел взгляд с одной на другую и сказал:
— Впрочем, это все равно. Стоян отдал все в кассу, Никола сделал то же самое, так что ваши серьги, цепочки, жемчуга и дукаты обратятся теперь в винтовки и патроны.
Обе девушки вздохнули. Видно было, что их тревожит мысль о судьбе молодых людей, которым они вверили свои сердца. Петр не сообразил в чем дело. Когда подруги вручали ему свои драгоценности, он был рассеян и не заметил, что Иленка просила отдать свои украшения Николе, а Анка — Стояну. Причина его рассеянности крылась в его чувстве к Иленке, которое сквозило в каждом его взгляде. Правда, Петр предполагал, что сердце девушки было занято, и старался держать себя в узде, потому что не был ни романтиком, ни ловеласом. Иленка очень нравилась ему — и внешностью и теми внутренними качествами, которые составляют нравственную сторону женщины. И все же он выжидал и готов был в любое
время удалиться или протянуть руку — в зависимости от того, что она пожелает. Ведь любовь девушек то хрупка, как хрусталь, то прочна и несокрушима, точно скала. Как же ему было разрешить загадочный вопрос — нравится он Иленке или нет? Он знал только, что Иленка благодаря сознанию патриотического долга, которое она, разумеется, не унаследовала ни от отца, ни от матери, спасла его самого и еще четырех человек от смерти. Поэтому он ценил эту девушку чрезвычайно высоко, ценил и уважал, даже любил, если хотите, но той любовью, в которой главное — уважение.
Девушки, узнав о судьбе своих подарков, молчали. Лица их выражали смущение и упрек Петру за то, что он перепутал их поручения. Но ни одна не смела высказать свое недовольство вслух. Молчание прервал Петр.
— Вы не спрашиваете меня, — начал Петр, — что делают Стоян и Никола.
Обе вопросительно взглянули на него.
— Один уже уехал, другой скоро уедет.
— Куда? — спросили обе сразу.
— Стоян отправился в Сербию... Там формируются болгарские легионы... Он будет бойцом.
— А Никола? — спросила Анка, которая хотела скрыть впечатление, произведенное на нее этим известием.
— Никола еще не уехал.
— Как же это?.. Что это... боец? — бессвязно бормотала Анка.
— Разве ты не видела бойцов?
— Это вроде турецких солдат?
— Ну да... Только болгарское войско будет выглядеть иначе.
Петр устал описывать форму и вооружение легионеров. Он говорил и о знамени, вышитом болгарками, и о других подробностях, которые могли занять девушек. Иленка внимательно слушала и наконец спросила:
— Никола тоже будет бойцом?
— Конечно, — ответил Петр.
— Почему же он еще не уехал в Сербию? — А ты был там? — перебила Анка.
— Я там был и даже остался бы, если б у меня не было других дел, — отвечал он уклончиво. — Может быть, и до меня очередь дойдет.
— Я не стала бы ждать очереди, — сказала Анка, — я... я... если б я была мужчиной... Господи! Почему ни Илья, ни Драган не дожили до этой минуты!.. Ах, почему я не мужчина!
— Можешь пригодиться и как женщина.
— На что?
— Отбери старое белье и готовь корпию, бинты, повязки.
— Каким же образом все это попадет к нашим?
— Пошлем в Кладово.
— Где это Кладово?
— В Сербии, — отвечал Петр.
— Где? — спросила Иленка, которая все это время больше слушала, чем говорила.
— Вверх по Дунаю.
— За Систовом?
— Да, — отвечал Петр, — чтобы добраться по Дунаю в Кладово, надо проехать Систово, Рогово, Лом-Паланку и Радуевац.
— Так далеко?
— Два дня пути на пароходе, но можно доехать и скорее — железной дорогой на румынской стороне.
— А они как поехали?
— По железной дороге.
— Они спешили?
— Нет, не в том дело. На Дунае их задержали бы турки.
— Да разве турки могут их задержать? Ведь они бойцы!.. Что им турки!
Петр объяснил сестре разницу между организованным и многочисленным турецким войском и формирующимися легионами. Он разъяснил ей также, в чем заключается сила войска, и закончил так:
— Их тоже убивают и ранят.
Слова его встревожили девушек. Ведь им, наверно, казалось, что болгарским бойцам, словно колдунам из старых украинских преданий, ни сабля, ни пуля, ни копье не страшны. Девушки испугались, но вместе с тем и заинтересовались. Они забросали Петра вопросами, так что разговор затянулся бы надолго, если бы Петру не доложили, что в гостиной его ждет гость.
— Кто такой? — спросил Петр. — Аристархи-бей.
Петр сморщился от отвращения, но все-таки прошел в гостиную и радушно встретил врага, который в свою очередь, улыбался ему.
Когда подали кофе и трубки, бей иронически спросил:
— Ну, что слышно? Когда же будет болгарская республика?
— Об этом я решительно ничего не знаю, — ответил Петр.
— Но ведь вы видели, любезный доктор, этих господ, которые подражают польскому «жонду» и в то же время рассчитывают на помощь России.
— Да, я их всех видел. — Как у них дела?
— В каком отношении?
— Я хотел спросить, получили ли они семнадцать фунтов, которые повез им...
Петр ничего не ответил.
— Которые повез им... — повторил бей, как будто стараясь вспомнить фамилию.
— Я слышал что-то в этом роде, но такие веши меня не интересовали... Паша поручил мне предостеречь их, я и предостерег, — и вот вернулся.
— Гм... — бормотал бей, поглаживая усы и бороду.— Они формируют легионы?.. А наберется ли у них хоть сотня добровольцев?..
— Они мечтают о тысячах.
— Сладкие мечты. Тем более горькой будет действи- тельность. Они готовят также четы?
— Какие четы?
— По образцу Тотю, Хаджи Димитра, Стефана Караджи.
— Об этом я ничего не слышал, да и не слушал... Может быть...
Очевидно, Аристархи-бей пришел что-нибудь разузнать. Вот почему он затронул вопрос о легионах и заговорил о семнадцати фунтах... Но Петр был очень осторожен. Он сообщил только то, зачем, по всей вероятности, и явился бей. Оно было верно по форме, но не по существу.
— Ссорятся, — сообщил Петр.
Он под этим подразумевал беспрестанные прения и дискуссии, неизбежные в центральном учреждении, созданном наскоро из пылких, различных по своему образованию людей, которым приходится вести обширную под-
польную деятельность против воли турецкого правительства.
— Подозревают друг друга? — подхватил бей.
— Да, по-видимому.
— В чем же?
— Я особенно об этом не расспрашивал.
Тем и ограничился отчет Петра властям. Настоящий отчет он отдал матери. От нее он ничего не скрывал. Рассказал и о ссоре Стояна и Николы.
— Из-за чего же они поссорились?
— Это их тайна... Просто ума не приложу в чем дело... Когда я им передавал драгоценности, то заметил, что Никола так посмотрел на Стояна, словно хотел на него наброситься...
— Когда-нибудь подерутся.
— Нет, они уже разъехались. Стоян направился в Сербию, а Никола пойдет на Балканы.
— Они пойдут с четами?
— Нет. Оказалось, что к четам, которые приходят из Румынии, никто не присоединяется. Народ выжидает, чья возьмет, и дело кончается тем, что чета гибнет, а народ так и не поднялся. Поэтому в комитете решили поднять народ без чет.
— По всей Болгарии?
— Это было бы прекрасно, но невозможно. На основании собранных апостолами сведений, комитет решил, что если бы где-нибудь удалось начать, то народ всюду присоединится, и вся Болгария восстанет. Надо разжечь пожар в одном месте, и тогда огонь перекинется на всю страну.
— А если не удастся?
— Тогда произойдет то, что паша поручил мне передать им.
— Да, — вздохнула она, — турки не шутят.
— Ничего не поделаешь!.. Надо идти на все, иначе мы ничего не добьемся. Решились ведь греки, решились сербы, решилась Черногория, теперь решились герцеговин-цы. Неужели только мы будем выжидать? Удастся — хорошо, а не удастся, то Болгарию ждут такие страдания, от которых весь мир содрогнется. А если никто ей не поможет сейчас — память об этих страданиях разбудит будущие поколения. Необходимо страшное потрясение, чтобы пробудить народ от пятивекового сна.
— Ты прав, сынок, ты прав, — ответила мать. — Спать будем — ничего не выиграем. Пора просыпаться... Да, на моем веку многое переменилось. Хаджи Христо недоволен этими переменами, но это, наверно, потому, что у него не было сыновей, которые поплатились жизнью. Братья твои погибли, но я не жалуюсь, я их благословляю. Пора проснуться! Пора!.. Где же начнется восстание?
— По ту сторону Балкан.
— Почему же не в Рущуке?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35