Но погоня была близка, и, когда он миновал строение, ему оставалось только спрятаться в стоявшей у стены бочке либо в раскинутом неподалеку цыганском шатре. Оттуда высовывались босые ноги спящих, а у забора стоял привязанный осел. Недолго думая, Стоян вскочил в бочку и присел. Прибежали солдаты, посмотрели на улицу и принялись браниться.
— Шпион... негодяй... удрал!.. Ну погоди же, попадись только в наши руки!
Проснулись цыгане. Один из них вылез из шатра и встал.
— Ты не видел?— спросил один солдат.
— Кого?
— Кого? Должно быть, шпиона или комитаджи.
— Нет, не видел,— ответил цыган.
Появилась старуха. Она исподлобья глядела на ни-замов, которые с бранью и проклятьями повернули наконец к крепостному валу.
Немного погодя Стоян вылез из бочки и быстро прошел мимо удивленных цыган. Это были те самые цыгане, которые три дня назад плясали в Кривене перед турками и среди которых он исполнял роль медведя. Стоян узнал их и потому не остановился. Едва он отошел шагов на пятьдесят, как старая цыганка, не говоря ни слова товарищам, отправилась за ним следом. Еще не совсем рассвело. По пустынной улице скользили две фигуры. Одна быстро удалялась, другая, как зловещая тень, неотступно следовала за ней. Стоян не видел и даже не подозревал, что цыганка идет за ним. Старуха шла босиком, не производя ни малейшего шума, даже шороха. Она несла в руках палку, но не опиралась на
нее, должно быть боясь, что стук палки привлечет внимание беглеца.
Миновав несколько улиц, Стоян свернул в болгарский квартал и, как ему казалось, никем не замеченный, остановился у ворот хаджи Христо. Стоян рассчитывал найти в этом доме самое безопасное убежище; тем более что он не намеревался здесь оставаться долго. Прежде всего надо было как-то переправиться через Дунай. Он нисколько не сомневался, что хаджи Христо поможет ему в этом. Стоян рассчитывал также на хаджи Христицу и в особенности на Иленку, которая легко воспринимала новые идеи и сердце которой было исполнено чувства патриотизма. Словом, он рассчитывал на помощь и, во всяком случае, на радушный прием.
В этот ранний час ворота были еще заперты. Стоян постучал, подождал немного и начал было уже беспокоится, как вдруг послышались шаги и грохот отодвигаемых засовов. Ворота открылись.
— Здравствуй,— приветливо сказал конюх и опять затворил ворота.
— Что у вас слышно?— спросил Стоян.
— Слава богу, все благополучно.
— Хозяин встал?
— Должно быть, встал. Ведь уже день на дворе.
Поскольку, согласно принятому в болгарском обществе этикету, о гостях не докладывают, Стоян прямо отправился в ту комнату, которую занимал прежде. Он не сомневался, что может здесь расположиться, ибо отлучка его носила скорее характер отпуска, чем отставки. Войдя в свою комнату, он нарочно принялся шуметь, чтобы привлечь чье-нибудь внимание и дать о себе знать хозяину.
«Если хаджи Христо и не спит, то уж, во всяком случае, еще лежит в постели»,— подумал Стоян. Он ходил по комнате, кашлял и стучал, пока в комнату не заглянула хаджи Христица. Она вскрикнула и скрылась. Вслед за нею немедленно явился сам хаджи Христо. Он был в халате, так как, видимо, только что вскочил с постели. Лицо его выражало гнев и ужас.
— Несчастный! Зачем ты сюда пришел?— воскликнул он.
Стоян растерялся.
- Что тебе здесь надо?
— Я... я пришел...— бормотал Стоян. — Ты убил турка?
— Убил.
— И после этого ты смеешь заходить в мой дом? Я не собираюсь проливать свою кровь... Нет!., я... я...— Хаджи Христо побледнел и произнес дрожащим голосом.:— Я тебя заптиям выдам.
Не успел Стоян ответить, как вбежала хаджи Христица и еще с порога принялась кричать:
— Ах ты несчастный! Ах ты негодяй! Мы тебя пригрели, как родного сына...
— Заптиям его,— перебил хаджи Христо,— заптиям! Пойду за ними...— И он направился к дверям, но дорогу ему преградила Иленка.
— Нет, ты не пойдешь! — сказала девушка таким решительным тоном, что хаджи Христо остановился и взглянул на нее с недоумением.— Нет, отец, ты не пойдешь,— повторила Иленка.— Ты не совершишь такой подлости.
— Но ведь он погубит меня,— ответил хозяин.— Если турки узнают, что я дал ему приют, меня повесят.
— Каким же образом это до них дойдет?— спросила молодая девушка.
— Кто тебя видел?— спросила хозяйка.
— Кроме Стефана, никто не видал,— ответил Стоян.
— Стефан никому не скажет,— подхватила Иленка.
— Пускай он сейчас же уходит! — потребовал хаджи Христо.— Пускай уходит сию же минуту. Уходи!.. убирайся... забудь, что ты когда-либо переступал мой порог... Уходи.
Стоян убедился, что ему следует немедленно оставить дом, который он считал вполне безопасным убежищем. Уходить надо было как можно скорее, пока улицы еще были пусты. Не промолвив ни слова, он вышел.
— С богом,— услышал он за собой.
Слова Иленки глубоко тронули молодого человека.
— С богом,— повторили за дочерью родители.
Стоян сбежал с лестницы, повернул от ворот налево и зашагал,, ни разу не оглянувшись. Шагах в пятидесяти за ним следовала старая цыганка.
Положение еще больше осложнилось. Теперь у него оставались два убежища: дом Мокры и квартира Стан-
ко. Последняя казалась Стояну надежнее потому, что была ближе, и, кроме того, тихого, осторожного Станко никто ни в чем не подозревал. Никого не встретив на улице, Стоян подошел к школе. К счастью, дверь была открыта. Он вошел в первую комнату и там увидел Станко.
— Я ждал тебя,— сказал учитель.
— Мне надо скрыться.
— Знаю... знаю... Турки ищут тебя по всему городу. Третьего дня делали обыск у хаджи Христо и привлекают его к суду. Жаль, что Петра нет в городе. Он переправил бы тебя в Румынию. Оставайся здесь, а вечером что-нибудь придумаем. Идем.
Он отвел Стояна в чулан и на всякий случай показал ему потайную дверь, ведущую к проходу между домами.
— Об этом проходе турки не знают... он ведет к саду Мокры. Сиди тихо, а я пока извещу Мокру. Если тебе придется искать у нее убежища, то не ходи через ворота во двор, а залезай через забор в сад.
Обменявшись со Стояном еще несколькими фразами, Станко ушел, а Стоян лег спать.
Цыганка долго стояла перед домом и ждала. Наконец она оставила свой пост и направилась прямо в конак.
Цивилизованные страны сохранили некоторые обычаи стран нецивилизованных. К таким обычаям принадлежит и обещание денежных наград за выдачу или поимку преступников. Казалось бы, ловить преступников следует безвозмездно. Необходимость прибегать к подобным мерам показывает, что правительство и общество далеко не всегда действуют в согласии. Англичане, например, прибегают к таким средствам в процессах против ирландцев, заимствовав этот обычай от турецких властей, которые содержат целые полчища шпио--нов и официальных доносчиков, одновременно поощряя и доносы частных лиц. Прибегнул к этому и рущукский губернатор, когда Стоян во время облавы убил агу и скрылся. Под барабанный бой публично было объявлено, что тот, кто доставит живым Стояна Кривенова,
убийцу милязима и аги, или укажет убежище, где преступник скрывается, получит награду в тысячу куруш. Это и заставило цыганку выслеживать Стояна.
Цыганка не знала Стояна. Но еще в Кривене, когда незнакомый крестьянин исполнял роль медведя перед механой, она интуитивно догадалась, что он только переодет в крестьянскую одежду. Услыхав про убийство милязима, цыганка стала припоминать привлекшее тогда ее внимание лицо молодого человека. Когда же сообщили о награде за поимку убийцы, воспоминание это стало отчетливее. Оно молнией сверкнуло у нее в голове, когда в памятное утро, после ухода солдат, какой-то молодой человек выскочил из бочки. Цыганка последовала за ним. Она ждала его перед домом хаджи Христо, ждала и перед школой и, наконец решив, что молодой человек останется здесь, пошла прямо в конак. Паша еще спал. Во дворе только начиналось движение. Внизу, там, где рядом с канцелярией полиции помещалась жандармская гауптвахта, заптйи пили кофе и курили наргиле. Цыганка направилась к ним. — Чего тебе?— спросил один из заптий.
— У меня дело к самому паше.
— Паша спит.
— Спит?— спросила она и тотчас заговорила нараспев:— Ах, джанэм, вставай, беги, беги скорее, разбуди пашу... Пусть он вырвется из объятий черноокой одалиски, пусть вскочит с постели и выслушает меня.
— Ха-ха-ха,— засмеялись заптии.
— Спеши, джанэм,— настаивала цыганка,— наргиле и После докуришь.
— Чего же ты хочешь от паши?
— Я скажу ему на ушко такое слово, какого ему никакая кукушка не прокукует.
— Какое же это слово?
— За это слово он, голубчик мой, меня озолотит.
— Должно быть, куруш тебе даст.
— Нет... тысячу.
— Эге,— сказал заптий.— Так ты, может, Стояна Кривенова выследила?
— Я только самому паше скажу,— ответила цыганка, несколько смущенная тем, что тайна ее открыта.
— Не надо тебе к паше ходить... веди нас... где он?
— А мои тысяча куруш?
— Так ты хочешь тысячу куруш сперва получить?— заметил заптия.— Прежде приведи нас к нему или расскажи, где он, чтобы мы смогли его поймать. Цыганка не знала, что делать.
— Я все расскажу паше эфенди.
— Скажешь и аге... — сказал один из заптии.— А если не скажешь, то запоешь.
Заптия встал, пошел в канцелярию, вскоре вернулся и снова сел на свое место.
Цыганка стояла, понурив голову и скрестив руки на груди. Вскоре показался тучный степенный человек. Он шел, застегивая на ходу мундир. Человек произнес несколько слов, и во дворе тотчас выстроился отряд заптии — десятка два дюжих малых, вооруженных тесаками и револьверами. Степенный человек застегнул свой сюртук, надел оружие и, обратившись к цыганке, приказал: «Веди!»
— Хорошо, джанэм,— ответила она плаксивым голосом,— но почему же я не видела паши?
— Успеешь еще... идем. Цыганка закашляла, сгорбилась и, натянув на голову платок, пошла впереди отряда, опираясь на палку. За нею следовал ага. Цыганка не спешила; она часто делала остановки, как будто не твердо знала дорогу, кашляла, вздыхала. Наконец, словно вспомнив что-то, пошла быстрее, миновала несколько улиц и вскоре остановилась.
— Здесь,— сказала она, указывая глазами на неказистый домик.
— Здесь?—спросил ага.— Ведь это школа.— Он вопросительно посмотрел на заптии.
— Ведь против Станко никаких подозрений нет?
— До еих пор не было,— заметил один из заптии.
— Как же быть?— повторил свой вопрос ага»
— Все-таки он райя.
— Такой тихий, смирный...
— Все они тихие и смирные.
— Ты уверена, что Стоян Кривенов здесь?— спросил он цыганку.
— Сама видела, как он вошел сюда и больше не вышел, как перед тем от хаджи Христо.
— Он был у хаджи Христо?
— Сначала был у хаджи Христо, а от него пошел сюда.
— Идем,— сказал ага, обращаясь к заптиям, и отворил дверь в школу.
Появление аги и заптии прервало занятия. Ученики рядами сидели на полу с грифельными досками в руках, а Станко писал мелом на классной доске и громко произносил написанные слова по складам. Дети повторяли за ним названия каждой буквы, производя таким образом ритмический шум. Станко начал писать слово «баба».
— Буки аз ба...— произнес Станко.
— Буки...— повторили дети и вдруг замолчали. Наступила тишина. Несколько десятков пар глаз устремились на агу, который, переступив порог, взглянул на детей и, обращаясь к Станко, стоявшему с мелом в руке, сказал:
— Выдай мне Стояна Кривенова, комитаджи! Станко не растерялся. Он подошел к двери, ведущей в соседнюю комнату, приотворил ее и бросил два слова:
— Стоян, удирай!
Потом, закрыв дверь, остановился перед нею как ни в чем не бывало.
— Отвори дверь,— приказал ага, подавшись вперед.
— Подожди, джанэм,— ответил Станко, протягивая руку.— Подожди немножко.
Ага, удивленный полнейшим спокойствием Станко, остановился, но тотчас же опомнился и сделал шаг вперед.
— Постой! — настаивал Станко.
— Что это значит?— спросил ага.
— Постой!
— Э,— нетерпеливо сказал ага.
— Постой, я сам тебе дверь открою.
Ага опять остановился и подал знак заптиям открыть дверь.
— Подождите немного,— уговаривал их Станко.
— Чего ждать?— снова спросил ага.— Идем.
— А я вам говорю, подождите,— хладнокровно продолжал Станко, желая, очевидно, как можно дольше задержать заптии, чтобы дать возможность Стояну принять необходимые меры.— Вам же лучше будет.
— Почему лучше?— в недоумении спросил ага.
— Вы только напрасно погубите себя. У этого ко-митаджи семь револьверов, если не больше.
Заптии мгновенно остановились.
— Я, правда, не считал,— продолжал Станко,— но видел здесь один, здесь другой, здесь третий,— он тыкал пальцами в свой пояс, указывая места, где якобы находились револьверы Стояна. Турки смотрели, слушали и не двигались с места, а Станко медленно продолжал: — Здесь четвертый, здесь пятый, здесь шестой, здесь седьмой, здесь девятый, здесь...
— Тсс... Хватит! — крикнул ага.
— Постой немного, ага эфенди! Дай досчитать! Здесь один, здесь другой, здесь третий...
— Эй, вперед! — крикнул ага заптиям.
Но заптии не особенно спешили. Они вынули из-за пояса свои револьверы и начали их осматривать.
Осмотрев револьверы, они вынули из ножен тесаки. Первый заптия взял револьвер в правую руку, тесак в левую, потом передумал и переложил тесак в правую руку, а револьвер в левую, и пошел вперед. Но Станко ухитрился задержать его еще на минуту.
— Как же ты будешь ловить комитаджи?— спросил он заптию.
Тот остановился на минуту, потом решительно направился к двери, оттолкнул Станко, отворил дверь и вошел в соседнюю комнату. У очага спиной к вошедшим сидела женщина, а к ней, словно цыплята к наседке, прижималось пятеро детей. Женщина не оглянулась. Заптии один за другим входили в комнату, осматривая все кругом. Кроме женщины и детей, здесь никого не было: Один из заптии заметил дверцу в чулан, отворил ее и переступил через порог. За ним последовали остальные. Дверь из чулана во двор была открыта. Осмотрев все, заптии пошли дальше, держа в руках револьверы и тесаки. Во дворе они нашли опрокинутую вверх дном лоханку, несколько разбитых крынок, метлу и кучу мусора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35