— Он ведь в тюрьме был.
— За что?
— За то, что не выдал меня.
— Вот он какой смелый!
— Он выдал бы, если б не Иленка.
— Иленка! А! Иленка! — воскликнул очарованный его Никола.— Что за девушка! Знаешь, что я думаю: если б Иленка пошла по деревням и приказала крестьянам собираться в четы,— не знаю, право, нашелся ли бы хоть один, который не повиновался бы.
— Вряд ли,— усомнился Стоян.
— Я по себе сужу,— ведь я сам крестьянин.
— Пообтершийся. Эх, если б все были такими!
Так беседовали молодые люди в тайнике. Время от времени к ним заходила Анка, приносила пищу и разные новости. Она, между прочим, рассказала им, почему
хаджи Христо сидел в следственной комиссии (а не в меджлисе, как ошибочно думал Никола) рядом с Аристархи-беем.
— Сначала он был обвиняемым и находился в тюрьме; теперь он свидетель в комиссии. Он рассказал про вашу сходку в саду.
— Про какую сходку? — перебил Никола.
— Должно быть, про ту, когда ты разбил вазу,— ответил Стоян и спросил: — А еще что?
— Он рассказал и про сходку в твоей комнате.
— А! — воскликнул Стоян.
— Но он не знает, кто там был,— прибавила-Анка.
— Узнает в конце концов и расскажет, а тогда погибнет много народу.
— Нет, он не расскажет,— заметил Никола.
— Почем ты знаешь?
— Иленка так сказала.
— Да разве это от нее зависит?
— От нее,— подхватила Анка,— ведь только она знает имена тех, кто был на сходке. Из-за этого у них в доме был страшный скандал. Хаджи Христица била Пленку, за волосы по полу таскала.
— Ах, подлая! — воскликнул Никола.— Подлая! — повторил он гневно и, обращаясь к Стояну, прибавил: — Вот видишь, не надо искать грожданов, чтобы встретиться с мерзостью. Хаджи Христо больше меня «обтесался», и если б не Иленка... Нельзя ли мне повидать ее? — спросил он Анку.
— Можно, только не сегодня. Она хотела прийти, и непременно, только сегодня уже поздно.
— А я хочу сказать ей одно словечко.
— Она придет...
— Однако,— перебил Никола, оглядывая себя,— нельзя ли мне переодеться? Я оставил в лавке свое платье. Как бы мне его получить?
— Погоди, пока мать придет,— отвечала девушка. Вскоре появилась Мокра. Она принесла Николе не его крестьянскую одежду, а костюм Петра. Мокра шутила, болтала, делилась с молодыми людьми новостями,, полученными ею из конака, по которым можно было судить, как обстоят дела у арестованных. Стоян беспокоился за отца.
— Ничего ему не сделают,— сказала Мокра.— Ме-ханджи прекрасно держится. «Знать не знаю, ведать не ведаю»,— вот и все. Свидетели у него отличные — сами турки. Он все хвастается своей верностью падишаху и доказывает ее тем, что уже сорок лет кофе варит... Но вот у кого дела плохи...— Мокра назвала имена нескольких ни в чем не повинных людей, которые путались в ответах и наговаривали на себя бог знает что. Между ними были и такие, которые прослыли за заговорщиков, хотя в действительности ничего общего с ними не имели. На допросе же оказалось, будто они весьма опасны, и теперь им угрожает суровое наказание. Но хуже всех пришлось Станко и Грождану, которые имели непосредственное отношение к делу Стояна.
— Надо мне пойти вместо Станко,— сказал расстроенный Стоян.
— Это было бы глупо,— сказала Мокра.— Станко ты не поможешь, а себя погубишь. Пусть он остается на своем месте, а ты на своем. Когда сыновья мои погибали, я не думала, что кто-то другой должен быть на их месте. Каждому свое. Если бы турки поймали тебя, тогда дело другое. Но раз тебе удалось уйти, постарайся, чтобы они тебя еще попомнили. Теперь на твоей совести не грех, а новые обязанности. Понял?
Слова Мокры были как бы завещанием двух погибших молодых людей. Голова одного, насаженная на жердь, не была еще забыта жителями Рущука, а похороны другого происходили так недавно! Юноши ценили каждое слово Мокры, оно было для них свято. Речь ее несколько успокоила Стояна, хотя ему было очень жаль Станко и его детей.
— Быть может, господь бог не даст ему погибнуть,— сказал он.
— Вряд ли,— ответила Мокра.
— Почему?
— Болтает он много. — Как это... болтает?
— Режет правду туркам в глаза.
— Да что ты? ведь он такой молчаливый.
— Молчал, когда говорить не надо было, а теперь вот заговорил, да так спокойно, словно в кофейне беседует.
— Откуда это, Мокра, ты все знаешь?
- От свидетелей и от заптии, которые приходят ко мне в лавку. Я им даю мастики, а они все рассказывают. Стоян вздохнул.
— Если бы я был на месте Станко,— сказал Никола,—вот уж наговорил бы я туркам!
Ночью Стоян и Никола спустились по лестнице, чтобы подышать свежим воздухом в саду. Никола внимательно посмотрел на колодец.
— Куда ты так пристально глядишь? — спросил Стоян.
— Смотрю, все ли в порядке.
— А что такое?
— Так, вообще,— ответил Никола, не желая без разрешения Петра открывать секрет колодца. Вдруг он заговорил об Иленке:
— Все время думаю об этой девушке.
— Нравится она тебе?
— Ах! — воскликнул Никола.— Я бы для нее... я бы для нее... Не знаю почему, да только я готов за нее хоть на край света пойти.
— А ведь она должна была стать моей женой, — заметил Стоян.
— Ну и что же? — спросил с беспокойством Никола.
— Нас разделила Болгария.
— Так ты ради Болгарии отказался от нее?
— Не то чтоб отказался... Ни я от нее не отказывался, ни она от меня. Просто отец и мать ее меня прогнали, когда я бросил торговлю и пристал к комитету.
— Я бы себя прогнать не позволил,— сказал Никола.
— А что бы ты сделал?
— Что?.. гм... Разве не женятся без позволения родителей? Я бы... я бы...
Он хотел сказать: «Уж я на твоем месте нашел бы средство»,— но, предпочитая самому быть на месте Сто-яна и отыскать для себя такое средство, умолк.
Стоян прервал его размышления.
— К тому же,— сказал он,— Иленка как-то со мной не сближалась.
— Не хотела за тебя выходить? — подхватил Никола.
— Не знаю, она ничего не говорила... впрочем.— Он махнул рукой.
— Ведь ты не стал бы драться со мной из-за нее?
— Не знаю,— отвечал Стоян, которому, по-видимому, не хотелось говорить на эту тему.
Темная безлунная ночь располагала к таким разговорам. Звезды были рассыпаны по всему небу, а ведь известно, что звезды имеют волшебное действие на влюбленных. Оба молодых человека были влюблены, только один из них не умел выражать своих чувств, а другой, хотя отлично в них разбирался, не хотел говорить. Так, беседуя, они прохаживались по двору, но вдруг оба остановились и стали прислушиваться. Кто-то колотил в ворота.
— Что это? — спросили они одновременно.
В это мгновение в саду показалась какая-то белая фигура, которая тенью мелькнула мимо них, шепнув: «Заптии»,— и тотчас скрылась.
— Анка,— прошептал Стоян.
— Пойдем,— сказал Никола.— Увидишь теперь, почему я так внимательно осматривал колодец. Следи хорошенько за мной и повторяй все, что я буду делать. Смотри.— Подойдя к колодцу, он сел в бадью и начал спускаться, держась за цепь.— Я скажу, когда тебе садиться, а сам буду ждать тебя внизу.
Он исчез. Стоян стал смотреть в колодец. Вскоре поднялась пустая бадья и послышался голос:
— Садись и держись крепче за цепь.
Стояну не хотелось спускаться в черную пропасть,, но иного выхода не было. Собравшись с духом, он сел в бадью. Все его тело сотрясала дрожь, но все же он начал спускаться, медленно перехватывая руками цепь и стараясь держаться как можно крепче. Голос Николы снизу ободрял его:
— Смелей! Только покрепче держи цепь!
Бадья спускалась все глубже и глубже и вдруг сильно качнулась вбок. Стоян почувствовал на себе руку Николы и услышал:
— Вылезай!
Они находились в полной темноте.
— Пусть теперь собирают заптии со всей Турции, нас все равно не найдут. У тебя спички есть?
— Ни одной.
— Проберемся ощупью. Пойдем.
Стоян пошел за Николой. Вскоре они добрались до ниши и уселись.
— С какой стати они вдруг нагрянули к Мокре? — спросил Никола.
А никто бы не нагрянул к Мокре, если бы не хаджи Христо. В этот вечер к нему явился Аристархи-бей, чтобы произвести обещанный обыск. Он перерыл всю комнату Стояна, но ничего там не нашел. Потом, уже как гость, он прошел в гостиную. С ним был толстый ага и какой-то чиновник из конака. Хозяева с ног сбились, угощая гостей. Заптии остались во дворе, развлекаясь мастикой; в гостиной же подавали отборные фрукты, варенья, ликеры, пирожные — словом, всевозможные сласти, до которых турки большие охотники. Гости беседовали о разных разностях и наконец коснулись злобы дня.
— Собственно говоря, я ничего не знаю, но...— промолвил хаджи Христо.
— Но что?
— Я, пожалуй, сказал бы, если б...
— Конечно, конечно! — уверял бей, догадавшись, что хаджи Христо хотел сохранить это втайне.— То, что ты мне шепнешь на ухо, как в воду канет.
— Есть у меня дочка, да, к несчастью, она влюблена в Стояна...— вздохнул хаджи.— Конечно, это ни к чему не поведет, стану я отдавать свое дитя такому негодяю! Но она что-то зачастила к Мокре. Прежде, бывало, за три месяца ни разу не зайдет, а теперь чуть ли не по три раза на день бегает.
— А ты спрашивал, зачем она ходит туда? — Спрашивал, спрашивала жена, но сам знаешь, эфенди, в подобных случаях...
— Ну, конечно, она не скажет, хоть ее на куски режь.
— Да...
— Гм,— раздумывал бей.— Это важное сведение. Только в ваших домах можно так спрятаться, что и не найдешь.
— Нет уж теперь таких тайников, какие прежде бывали.
— Ну все-таки?
— Есть, правда, у Мокры одно местечко — точь-в-точь как в моем доме.
— Покажи мне свое.
— Пойдем, эфенди.
Хаджи Христо повел бея в комнату, рядом с которой находился точно такой же тайник, какой был возле комнаты Анки. Хозяин показал, как поднимается стена и как, подняв половицу, можно выйти во двор. Иленка видела все это из соседней комнаты, но подумала, что это продолжение обыска, и нисколько не обеспокоилась бы, если б не услышала, что говорят о Мокре. Это имя» произнесенное отцом в присутствии следователя, повергло ее в страшную тревогу, тем более что она была лишена возможности предупредить молодых людей о грозившей им опасности. «Впрочем,— успокаивала себя Иленка,— быть может, я ошибаюсь. Наверное, мне послышалось». Наконец Иленка уверила себя, что провидение защитит молодых людей, если им что-либо грозит. Она всю ночь не спала и молилась.
Между тем Аристархи-бей вернулся в гостиную и начал вместе с агой обдумывать план обыска у Мокры. Ага послал за заптиями и велел им окружить дом Мокры так, чтобы даже мышь не могла выскочить оттуда незамеченной. Они выпили еще по рюмке шартреза, отведали граната и миндаля и отправились в путь. Дом Мокры был уже окружен густой цепью часовых. Ага стал стучать в ворота, нисколько не опасаясь шума, ибо был уверен, что, если кто-нибудь и скрывается в доме, его наверняка поймают.
При первом же стуке Мокра разбудила Анку и велела ей предупредить Николу и Стояна о приходе заптий.
Анка вскочила с постели и как была, в одной рубашке, побежала к молодым людям. Не найдя их в тайнике, она спустилась по лестнице, выбежала в сад, произнесла слово «заптии», вернулась обратно, втащила лесенку,, сложила постель и таким образом уничтожила всякие следы их пребывания в комнате. Затем Анка так же быстро вернулась к себе и легла снова. Она тотчас же услышала в саду тяжелые шаги заптий и поняла, что они направляются к проходу, ведущему к отверстию в полу. Сердце у нее замерло. В доме тоже слышались шаги и голоса. Кто-то говорил:
— Мы получили донос, должно быть ложный, но ты не пеняй на нас: мы сделаем обыск, чтобы уличить доносчика.
— Любопытно, однако, кто бы это мог на меня донести?— спрашивала Мокра.
— Я не могу тебе назвать доносчика, .но обыск сделать надо.
— Ищи, эфенди, я сама помогу тебе. Шаги все приближались и наконец раздались в соседней комнате.
— Куда вы, эфенди? — спросила Мокра.
— Туда,— отвечал мужской голос.
— Там спит моя дочь, молодая девушка.
— Пусть прикроется.
— Анка!—крикнула Мокра.— Мужчины идут, прикройся.
В комнату вошел Аристархи-бей, ага и несколько зап-тий с фонарями в руках. Ага указал пальцем на дверь шкафа, откуда поднималась стена. Это удивило Мокру. Пока один из заптий открывал дверь, она сказала Ари-стархи-бею:
— Я только что хотела указать тебе эту комнату. — Гм,— буркнул бей.
Заптии подняли стену, поискали, но ничего не нашли.
— Ничего? — недоумевал бей.
— Ничего,— повторяли турки.
— Нет ли там одежды?
— Есть фереджия, яшмак, шальвары, папучи, туфли. Это была одежда, в которую переодевались Стоян и Никола.
— Нет ли табаку, кисета, окурков, папирос? — допрашивал Аристархи-бей.
— Ничего нет,— отвечали заптий.
— Убирайтесь отсюда, ищите в другом месте! — приказал бей, а сам вернулся в гостиную и уселся на диване. Рядом с ним сели ага и секретарь. Они переглянулись и пожали плечами.
— Посмотрим, не приведут ли кого-нибудь со двора или из сада,— начал ага,— а пока недурно было бы, если б нас угостили.
Гостиная освещалась несколькими фонарями, поставленными прямо на пол. Вскоре появилась Мокра. Она несла поднос со стеариновыми свечами в больших серебряных подсвечниках, бутылкой, рюмкой и печеньем.
— Машалла! —вскликнул ага в знак одобрения.
— Пейте и кушайте на здоровье,— отвечала Мокра.
— Надеюсь, ты не сердишься на нас за этот ночной набег?
— Что вы!
— И не побежишь к паше жаловаться на нас? — Боже упаси.
— Ведь мы не только у тебя производим обыск. Такое уж время! Ложные доносы сыплются градом. Если б в Болгарии было столько солдат, сколько доносчиков, то падишаху трудно было бы с ней справиться. Мы к тебе от хаджи Христо.
— Ведь он сидел в тюрьме,— заметила Мокра.,
— Одно другому не мешает.
Мокра посмотрела пристально в глаза Аристархи-бею и снова начала угощать:
— Милости просим, отведайте, не откажите.
Исполнив роль гостеприимной хозяйки, Мокра удалилась. Пройдя в соседнюю комнату,, она заперла за собой дверь, открыла шкаф и стала прислушиваться.
Лишь только Мокра ушла, Аристархи-бей взял в руки бутылку и прочел вслух этикетку: «Слезы Христа».
— Вот тебе и хаджи Христо! — сказал ага.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35