Стоян переоделся, переночевал в махане и чуть свет вышел с отцом во двор, где под орешником лежали вповалку воины султана. Спал даже часовой, который должен был наблюдать за мостом. Сон подкрался к нему незаметно. Сначала солдат опирался о дерево, потом сполз на землю, снова прислонился к дереву и не заметил, как веки его сомкнулись и сон сморил его. Восходящее солнце не произвело никакого впечатления ни на него, ни на остальных солдат. Один лежал на правом боку, другой на левом, третий уткнулся носом в землю, и все храпели. Милязим лежал навзничь и издавал носом разнообразные звуки,— то жалобные, то торжественные, то глухие и хриплые, то резкие с присвистом.
— И это люди? — заметил Стоян, взглянув издали на эту картину.
— Мы, когда спим, такие же,— возразил Пето.
— Не в том дело, отец.
— А в чем? — спросил механджи.
— Нас, видишь ли, можно сравнить со зверем, султана — с охотником... Ну, а они кто?
— Собаки, разумеется.
— Так и чешутся руки взять винтовку и всадить штык под ребро всем по очереди.
— Ну и что это даст?
— Семью турками стало бы на свете меньше.
— Нельзя, сынок, делать этого у меня в доме.
— Нельзя так нельзя. Впрочем, я ведь так только сказал. Пускай себе спят на здоровье, а мне надо подумать, как бы в Рущук пробраться.
Пето покачал головой и сказал:
— Если сюда прислали караул, то и в Рущуке у ворот стоит стража.
— А может, она и там спит.
Пето с сомнением покачал головой и сказал:
— Через несколько часов здесь будет проезжать почтальон, с ним и отправишься. А. пока ступай куда-нибудь подальше отсюда.
— Пойду в деревню.
— Иди.
— Грождан дома? — спросил Стоян.
— Дома. Женился он, знаешь? — Знаю. Балкану взял.
— Да, вот он где теперь живет.— И Пето показал пальцем дом на краю деревни.
— Там ведь прежде Стефан жил,— заметил Стоян.
— Да, жил, но недавно продал дом Грождану, а сам поселился по ту сторону Белой.
В этот момент под орехом послышалось какое-то ворчание. Это милязим сквозь сон отгонял мух, которые беспокоили его гораздо больше, чем светившее прямо в глаза солнце. Мухи разгуливали по всему лицу турка, но особенно полюбился им нос. Напрасно турок отдувался сквозь сон,— мухи улетали, но тут же прилетали снова. Наконец милязим что-то пробормотал. Эти звуки и обратили на себя внимание Пето и Стояна.
— Просыпается,— сказал Стоян.
— Еще нет, но скоро проснется. Проклятые мухи не дают ему покоя. Ну, ступай с богом.
Стоян повернулся и неспеша пошел к дому Грож-дана. На пороге его встретили молодые хозяева. Грождану было лет тридцать, Балкане немного больше двадцати. Они составляли отличную пару: оба красивые, особенно жена, настоящая деревенская красавица. Статная, свежая, здоровая, она нравилась всем с первого взгляда. Стоян поздоровался с молодой женщиной, как с доброй знакомой.
— Что у вас хорошенького?
— Все по-старому,— отвечал Грождан.
— Не совсем по-старому,— возразил Стоян.— Прежде в Кривене не стояли солдаты.
— Черт бы их побрал,— заметила хозяйка.— Сегодня наша очередь кормить их.
— Хотите избавиться от этих гостей?
— Пусть бы шли с богом куда им угодно.
— Хорошо, если б совсем убрались, правда? — спросил Стоян.
— Не стала бы плакать, хотя б их и вовсе не стало.
— Даже если б они насовсем ушли из Болгарии? — продолжал Стоян.
— Из Болгарии? — повторила женщина, как бы не понимая этого слова — Болгария.
— С нашей родины,— прибавил Стоян и начал объ-
яснять, что такое Болгария. Он говорил о границах, горах, реках, городах, деревнях. Рассказывал о народе, а молодая женщина с изумлением слушала.
— Вот видите,— продолжал Стоян,— если б только народ сговорился, то легко мог бы прогнать турок.
Все это входило в программу пропаганды, которую он вел в качестве апостола. Стоян так ловко научился агитировать, что без особого труда убедил хозяев не только в необходимости изгнать турок, но даже в возможности сделать это.
— Надо только захотеть,— закончил он,— если сильно захотим и дружно возьмемся, то все сделаем,— и он продекламировал:
Я не смотрю глупцам в лицо, Ослам поклоны бить — мне жалко, А для пройдох и подлецов Найдется буковая палка.
Грождан и Балкана с интересом слушали речи молодого человека. Время шло. Вдруг хозяйка вспомнила, что сегодня их очередь кормить солдат.
— Пора уже готовить! — воскликнула Балкана.— Заколи для низамов ягненка,— сказала она мужу,— а я за водой схожу.
— А я посижу у вас,— сказал Стоян.— Я нарочно убрался подальше от низамов и не хочу, чтоб они зналн, где я,
— Садись у огня,— пригласил Грождан. Стоян вошел в дом.
Хозяин занялся ягненком, хозяйка пошла за водой. Минут через десять она вернулась и, едва переступив порог, обратилась к Стояну:
— Кажется, один турок идет к нам. Если он войдет, стань вот туда.— И она показала ему висевшее на жерди платье. Между этим платьем и стеной вполне.можно было спрятаться. Не успела хозяйка произнести эти слова, как на пороге появился Грождан и проговорил:
— Турок идет,
Стоян вскочил и спрятался за платье. Тотчас же вошел незваный гость. Это, был милязим. В руках у него был чубук, за поясом револьвер. Постояв с минуту на пороге, он окинул взглядом горницу, вошел и занял место у огня, где только что сидел Стоян.
— Хош гялди,— произнес турок.
— Сафал гялди,— ответил Грождан.
Турок набил трубку, закурил и, помолчав немного, сказал Грождану:
— Стань перед избой и покарауль, чтобы никто сюда не входил. Если же ты, джанэм, пустишь сюда кого-нибудь,— прибавил он, ласково улыбаясь,— то видишь? — Он указал пальцем на висевший за поясом револьвер.
Грождан повернулся и направился к дверям. Балкана последовала за ним.
— Постой! Останься, горлица моя! — обратился турок к Балкане.— Присмотришь за горшками.
— Но... я...— начала смущенно женщина.— Эфенди...
— Что такое?
— Я должна уйти.
— Зачем?
— Нынче моя очередь на вас готовить.
— Вот потому и останься... здесь, здесь... у огня, вот тут. Ты будешь готовить, а я посмотрю.— Он . повернулся, взглянул на дверь и, убедившись, что Грождан ушел, закурил трубку.
Балкана стояла посредине горницы, искоса поглядывая на платье, за которым скрывался Стоян.
— Что же ты стоишь? — ласково спросил ее миля-зим.—Делай свое дело, а я буду делать свое.
Молодая женщина вздохнула и, собравшись с духом, начала:
— Оставь, эфенди, свои дурные намерения.
— Хочешь ли ты знать, каковы мои намерения? — Ты сам знаешь, эфенди.
— Знай же и ты, красавица: я намерен пустить пулю в лоб твоему мужу, если ты вздумаешь сопротивляться.
— Господи боже! — вздохнула молодая женщина.
— Я не уйду отсюда, пока не обниму тебя. Подойди лучше ко мне и не сопротивляйся. Поняла?
В словах милязима звучала непреклонная воля, которую турки умеют облекать в чрезвычайно мягкую форму. Балкана отлично знала, что всякая борьба бесполезна. В таких случаях единственным спасением для женщины было бегство. Балкана не успела бежать,— стало быть, приходилось покориться. К тому же турецкие и вообще восточные обычаи не допускают никакого сопро-
тивления со стороны женщины, попавшей в руки мужчины. Библейские женщины, например, никогда не сопротивлялись воле мужчин. Заповедь запрещает последним «пожелать» женщину. Вот почему на Востоке женщины запираются. Лишенные всякой инициативы, они не могут противиться желаниям мужчин, от которых их могут защитить только каменные стены, запоры, но отнюдь не собственная их воля. Вот почему оставленная мужем Балкана не видела никакой возможности противостоять желанию турка. Ее стесняло только присутствие Стояна. Но как тут быть? Выдать его она боялась. Вздохнув, Балкана подошла к очагу. Когда молодая женщина нагнулась к огню, турок погладил ей ноги и чмокнул губами. Балкана делала свое дело, не обращая на него никакого внимания. Милязим продолжал в том же духе... Посидит себе, покурит трубку и снова примется ласкать женщину. Наконец, он обнял ее за талию, притянул к себе, отложил в сторону трубку, и... в этот момент его схватила пара здоровенных рук, и он оказался опрокинутым навзничь. Все это произошло в одно мгновение. Балкана вскочила, закрыла глаза руками и выбежала из избы.
В горнице милязим барахтался на полу, а Стоян, придавив турку грудь коленом, изо всех сил сжимал ему горло.
Грождан между тем Преспокойно сдирал кожу с только что убитого ягненка, который висел на деревянном гвозде, вбитом в столб. Увидев жену, которая выбежала из дома, закрывая глаза руками,, он окликнул ее:
— Балкана!
— Ах! — воскликнула крестьянка, отнимая руки от лица.
— Что случилось? — спокойно спросил муж.
— Стоян...
— Что Стоян?
— Не знаю, ах!
— Турок увидел Стояна? — испуганно спросил Грождан.
— Ах... нет!..
— Если нет, то и слава богу,— заметил успокоенный муж.
— Стоян турка увидел.
— Не мудрено... Он ведь стоял за одеждой. Что ж делать? Нельзя же было его вывести.
— Он сам вышел...
— Вышел? — спросил встревоженный мужик.
— Как только турок обнял меня, он выскочил...
— И помешал турку! — крикнул Грождан, выпустив из рук ягненка.
— Помешал.
— О, горе нам, горе! ну, и что же?
— Не знаю, я убежала, а они там...— Она указала на дверь.
— Там! — повторил Грождан и сделал несколько шагов по направлению к дому...— Там все тихо...— Он сделал еще несколько шагов и посмотрел на жену, которая в оцепенении стояла у столба. В ее взгляде выражалось недоумение и испуг.
— Почему там тихо?..— удивлялся Грождан.
А причина была простая: пока муж и жена разговаривали, Стоян задушил турка. Напрасно милязим извивался,— Стоян, не произнося ни слова, с яростью пантеры душил его и разжал руки только тогда, когда жертва перестала шевелиться.
— А!..— воскликнул он, стоя над трупом. —Вчера я должен был плясать перед тобою вместо медведя, а сегодня ты хотел обесчестить нашу женщину... Ах ты... собачий сын!
Обрывки слов донеслись до Грождана, и ему показалось, что в горнице разговаривают. Успокоившись немного, он подкрался к дверям, как бы желая подслушать, о чем идет разговор. Дверь была открыта. Прижавшись плечом к косяку, он заглянул внутрь и увидел, что милязим лежит, а Стоян стоит над ним. Грождан удивился, посмотрел на жену, которая стояла не шевелясь, и пожал плечами. Стоян подозвал его:
— Грождан! видишь?
Крестьянин ничего не понимал. Он стоял в дверях, не смея перешагнуть порог.
— Я задушил турка.
— О!..— ужаснулся Грождан.
— Да, я задушил его... не дал обесчестить твою жену.
Грождан остолбенел.
— Видел ли кто, как он входил в твой дом?
На этот вопрос Грождан ничего не ответил. Он только крикнул жене:
— Он убил турка!
Балкана всплеснула руками, отчаянно завопила и кинулась бежать в деревню.
— Беда! — крикнул Грождан и помчался вслед за ней.
Стоян выбежал на улицу и несколько раз крикнул:
— Стой! Стой! — Но ни Грождан, ни Балкана не отозвались. Он махнул рукой, вернулся, в нерешительности посмотрел на избу, потом на механу, наконец надел шапку, выбежал во двор, оглянулся, направился к полю и вскоре исчез за холмом.
Между тем крики Грождана и Балканы произвели в деревне переполох. Женщины выбегали из домов и тотчас же скрывались, мужчины с недоумением глядели в небо, как будто оттуда свалилось на них несчастье. Тишина летнего утра нарушалась только жужжанием комаров.
Наконец Балкана остановилась и, когда ее окружили со всех сторон, сказала:
— Горе нам! Стоян турка убил. Прибежал Грождан и повторил:
— Горе нам! Стоян турка убил!
Все были поражены этим известием. Собрались соседи, явился и чорбаджия.
— Что?.. Как?.. Где?..
Грождан рассказал, как пришел милязим, как приказал ему уйти и остался с его женой. Рассказывал он об этом спокойно, словно так и должно быть. Он обвинял во всем Стояна.
— Какой Стоян? — спросил его кто-то.
— Сын механджи Пето.
— Откуда он взялся?
—Не знаю... Пришел ко мне, сел у очага, а когда пришел турок, спрятался за одеждой.
Теперь уже не было никакой возможности скрыть убийство. Чорбаджия не знал, что предпринять. Наконец, решили связать Грождана и отправить в Систово, но сперва надо было зайти в механу, чтобы забрать Стояна. Чорбаджия, несколько мужиков и связанный Грождан направились к механе. По дороге они заглянули в дом Грождана. На полу лежал труп с разинутым
ртом, открытыми глазами и вывалившимся языком. Крестьяне в страхе попятились назад. Перед механой стоял часовой, а в дверях — Пето.
— Что это значит? — спросил он, обращаясь к чор-баджии.
— Где Стоян? — спросил в свою очередь чорбаджия.
— Какой Стоян? Если вам нужен мой сын Стоян, то его здесь не было. Я его не видал.— Пето говорил громко, чтобы его могли услышать на женской половине. Турки тоже слышали, но не поняли в чем дело.
— Зачем вам Стоян? — спросил Пето чорбаджию. Тот рассказал в чем дело.
— Стояна здесь не было. Солдаты могут подтвердить мои слова, а они здесь со вчерашнего утра. Если Стоян и был тут где-нибудь поблизости, то ко мне он не заходил.
Известие о случившемся не произвело особого впечатления на солдат. Только онбаши отправился в дом к Грождану констатировать смерть и вскоре вернулся. С ним ходило несколько солдат. Все подтвердили показания Пето, и чорбаджия с арестованным Грожданом отправился в Систово.
Через несколько дней после описанных нами в предыдущей главе событий, рущукский губернатор со свойственной ему важностью и спокойствием принимал посетителей. Первым явился консул той «дружественной державы», которая особенно интересовалась агитацией в Болгарии. Паша принял его радушно. После обычных приветствий разговор перешел на тему, которой консул уже касался прежде. На этот раз разговор завел не консул, а паша.
— Теперь у нас накопилось уже достаточно материала для процесса,— сказал он.
— Сколько членов комитета? — спросил консул.
— Ни одного,
— Какой же это материал?
— Это суррогат,— отвечал паша.— У нас есть такие, которых можно повесить вместо членов комитета, если, разумеется, следствию не удастся выжать из арестованных указаний на более крупных деятелей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35