.." - подумал Гей, подошел к Матвею Николаевичу и сел рядом с ним на камень.
Матвей Николаевич долго молчал. Потом тихо сказал:
- Мне жаль...
Гей будто не слышал.
- Мне жаль, - повторил Матвей Николаевич, - что так все получалось... То вверх, то вниз... - Его речь была бессвязной. - Диалектика жизни... Я же в деревне теперь, в Продольном, переехал еще зимой... Бээн убрал меня с Комбината... А теперь говорит, что это именно я завалил цветную металлургию... Дескать, Мээну теперь надо перестраиваться...
- А Бээну? - спросил Гей.
Матвей Николаевич убрал с лица ладони.
Гей, потрясенный, замер.
Это было лицо старого человека. Матвей Николаевич изменился до неузнаваемости за несколько минут. Пока шла ядерная бомбежка. Его шляпа лежала в ногах, и седые редкие волосы Матвея Николаевича пошевеливал ветерок. Будто на голове покойника. Очки валялись на земле. Глаза Матвея Николаевича, ставшие враз бесцветными, словно покрытые пленкой, смотрели, точнее, незряче уставились куда-то на восток, в ту сторону, откуда солнце могло появиться, если бы не вселенский туман. По морщинистым впалым щекам Матвея Николаевича текли слезы. По сивой щетине. Которая была тоже как на мертвом.
- А Бээн? - повторил Гей. - Он перестраивается?
Матвей Николаевич и теперь не ответил.
- В двадцать девятом году я родился, там, в Сибири, - сказал он глухо, не своим голосом, почти не разжимая сизых губ. - Во время коллективизации... Отец был тридцатитысячником, рабочим Питера, он и революцию делал... Так что первый председатель коммуны в Продольном... А я вот стал народной интеллигенцией, ну и так далее, в Москве учился, и не раз, то институт, то другие формы учебы и повышения квалификации... Выдвигался. Участвовал. Был награжден... И куда только не бросали меня на укрепление кадров! То вверх, то вниз... Диалектика жизни... Демон на договоре... Так что будем ПЕРЕСТРАИВАТЬСЯ... Волевой метод руководства, то есть волюнтаристский, осужден партией... Ну что, сорвали маски? - спросил он вдруг, и Гей вздрогнул.
- Да, со всех, - поторопился Гей с ответом, удивившись тому, что Матвей Николаевич враз ожил. - Стопроцентное выполнение плана, - брякнул он совершенно уж для себя неожиданно.
При слове "стопроцентное" Матвей Николаевич встрепенулся.
- А нельзя было перевыполнить?
- Разве что за счет скрытых резервов, именно так это называется.
- На кого намекаешь?
- На самого себя.
- А!.. Самокритика - это как раз то, чего нам не хватало и не хватает... Матвей Николаевич очки надел и посмотрел на Гея поверх стекол, как это делал Бээн. - Так, может, и этот вопрос проработать? Я всегда подозревал, что и в тебе вроде как два человека живут...
- Иногда и три, и четыре, а то и вообще толпа.
- Не-ет!.. - Матвей Николаевич как бы весело погрозил Гею пальцем и поправил сбившийся на сторону галстук. - Ты меня теперь не собьешь с толку! Толпа - это когда в тебе дает себя знать дух социолога. Это я понимаю и даже оправдываю. А вот когда в одном человеке живет не толпа, а всего лишь два человека - это уже раздвоение личности. Возникает, стало быть, проблема идентичности. По Максу Фришу. Ну и так далее.
Он взял шляпу и поднялся на ноги.
- Георгий твой так называемый, которому ты все названиваешь... ты давай решай с ним! В свете грядущих событий.
- Что вы имеете в виду, конкретно?
- Многое... - Матвей Николаевич был загадочен, словно именно он и готовил грядущие события.
- Thank you...
- Не за что. Но я уже не шучу... - Он строго поглядел на Гея. - Ты Георгий, а не Гей! Запомни это.
Он подошел к портрету Ленина, долго стоял возле него, и никто не знал, о чем он думал.
Потом он заметил Красную Папку в целлофане, которая лежала возле портрета, как своеобразный венок.
Матвей Николаевич наклонился, пододвинул Красную Папку ближе к портрету и, ни с кем не попрощавшись, быстро пошел вниз по тропе.
Так получилось, что каждый сел в ту же машину, в какой приехал сюда.
И все разъехались в разные стороны.
Гей и Алина молчали до самой Братиславы.
Может быть, каждый из них представлял, что было бы в случае прямого попадания бомбы там, на Рысы...
В Красной Папке осталась такая вырезка из статьи академика Емельянова, председателя Комиссии по научным проблемам разоружения при Президиуме Академии наук СССР.
Совокупная ядерная мощь оружия, которым нынче владеют ядерные страны, во много раз превышает ту, которая достаточна для уничтожения всего человечества и превращения Земли в мертвое космическое тело. В случае всеобщей ядерной войны поверхность планеты стала бы представлять собой оплавленную шлакообразную массу, на которой ничто не сможет произрастать, погибнет весь животный и растительный мир, испарятся и исчезнут моря, озера и реки. Может быть, только редкие отдельные руины величественных творений человечества смогут напомнить о том, что когда-то здесь, на этой оплавленной, отравленной радиоактивностью почве, была цивилизация.
Впрочем, всё это знали уже не только академики, но и дети.
Хотя иные политики этого вроде бы не знали и знать не хотели. Тот же Рональд Рейган...
Такие дела.
Гей включил транзистор и сразу поймал парижскую радиостанцию.
Визит главы Советского государства во Францию...
Новые мирные инициативы СССР...
Гей подумал, что для его политической книги надо бы составить таблицу, куда следовало внести все мирные инициативы Советского правительства.
Это была бы огромная таблица!
Начиная с 1922 года.
Когда советская делегация сделала в Генуе заявление о мирном сосуществовании двух систем, которое явилось манифестом внешней политики СССР.
Нет!
Начиная с 1918 года.
Когда Ленин уже начал разрабатывать принципы мирного сосуществования при обсуждении в партии условий Брестского мира с Германией.
Потом был мирный договор с буржуазной Эстонией, 2 февраля 1920 года, мирные переговоры с Латвией, Финляндией, Румынией, ну и так далее.
Термин МИРНОЕ СОСУЩЕСТВОВАНИЕ возник в мировой политике в 1920 году.
Творец этого термина - Ленин...
Если раньше Ленин рассматривал вопрос о мирном сосуществовании как производный от вопроса о судьбах мировой революции (мировая революция единственный прочный гарант мира, она снимет необходимость борьбы за мир, поскольку уничтожит империализм как причину неизбежного возникновения войн), то после 1920 года эти два вопроса начинают - при всей их взаимосвязи разделяться. Мир установлен сейчас, мировая революция - дело более отдаленного будущего. Это уже не прежняя постановка дела: мирное сосуществование с Германией как кратковременная тактическая линия. Мирное сосуществование рассматривается теперь, судя по всему, Лениным как линия долговременная.
Копирайт
"Вопрос всех вопросов". В. В. Загладин, И. К. Пантин,
Т. Т. Тимофеев. Политиздат. 1985
МИРНОЕ СОСУЩЕСТВОВАНИЕ - ЛИНИЯ ДОЛГОВРЕМЕННАЯ.
Но вот в чем беда: мирные инициативы СССР, как правило, отвергались и отвергаются капиталистическими странами.
Сидя в машине Алины, Гей вспоминал, как уже на спуске завязался философский разговор, точнее, со ссылками на философов. Гей в ударе был. Он сказал: "Несмотря на то, что кошмар возможной ядерной катастрофы давит на каждого из нас, мы не можем не видеть, не понимать, не верить, что усилия социалистических стран... всех демократических сил мира вполне соответствуют философской концепции всеобщего мира, выдвинутой Лениным. Борьба классов рассматривалась вождем пролетариата как исторический фактор, который устранит войну, испокон века являвшуюся формой разрешения конфликтов, и в наше время успешная классовая борьба пролетариата, победа его в нескольких странах позволяют делать такое философско-историческое рассмотрение мира как противоположности войны, при котором стабильный всеобщий мир более отвечает природе истории как способ человеческого существования, нежели война..."
Тут Георгий подал голос:
"А ты не мог бы сказать все это своими словами?"
Гей сбился на мгновение, и этого мгновения было достаточно, чтобы вклинился Гашек, историк из Вены.
"Простите... - смущенно произнес он. - Однако еще Кант и Гегель в своих философско-исторических рассмотрениях мира как противоположности войны задавались вопросом, что более отвечает природе истории как способу человеческого существования - мир или война..."
"А Гердер, ученик Иммануила Канта?" - напомнил Гарри.
"С его идеями морального самосовершенствования людей..." - сказала Мария.
"Да, только духовность спасет мир!" - заявила Алина.
"А любовь?" - спросил Геофил, или просто Гео.
"Любовь есть одна из категорий духовности!" - сказала Алиса.
"Yes, of course! - кивнул Гейдрих. - В молодости я и сам, признаться, увлекался марксистской философией истории с ее специфическим вниманием к отношению между индивидом и человечеством..."
"Но Кант Иммануил, не говоря уже про Гегеля..."
"Про Гей Геля?" - сострил Георгий, все еще рядом крутившийся.
"Про Ге-ге-ля! Георга Вильгельма Фридриха, разумеется... Кант, стало быть, вообще не принимал во внимание судьбу отдельного индивида при рассмотрении проблем войны и мира в истории человечества".
"Но позвольте! А его первая статья договора о вечном мире в трактате "К вечному миру"?! Там же четко сказано: "Гражданское устройство в каждом государстве должно быть республиканским". Кант считал, что не может быть мира между деспотическим, неправовым государством и республиканским".
Ну и так далее.
Страсти не на шутку разгорелись. Хорошо еще, что под гору шли, а то сбили бы себе дыхание.
Гей надеялся теперь, что когда он вернется в Москву и расскажет об этом эпизоде рецензенту Диане, читавшей первый вариант рукописи "Homo prekatastrofilis", то Диана снимет свой первый вопрос-замечание, вопрос-пожелание, который звучал, выглядел, был напечатан черным по белому так:
Необходима философия мира, не только житейская, обоснование возможности длительного мира, мира вообще как нормы существования общества с разными социальными устройствами - через человека, индивидуальность, homo, - тогда тема укрупнится и перестанет давить кошмаром.
Гей очень хотел, чтобы тема укрупнилась и перестала давить кошмаром!
Философия мира, как он считал, была выведена теперь именно через человека, homo sapiens, каковым он был сам, разве это не так?
* * * * * * * * * *
В Братиславе, на холме возле Града, остановив машину, Алина сказала:
- Из полога чукчей все же есть шанс, хотя бы один из тысяч, перебраться в такой домик... - И кивнула на особняк, стоявший над Фиалковой долиной с видом на Дунай.
Гея удивило, что двери были не заперты.
Впрочем, она и машину оставляла с ключом в замке зажигания.
Все нараспашку. Но где-то в комнатах были ее дети. Старший, студент художественного училища, и младший, ученик музыкальной школы. Видимо, к ним-то Алина и поднялась наверх, оставив Гея в холле.
И быстро спустилась.
Гей не успел даже оглядеться.
- Дети живы-здоровы, - сказала она, улыбнувшись, - пока все в порядке, жизнь продолжается... - И она тут же перестала улыбаться, вероятно, вспомнив сцену ядерной бомбежки, которую они пережили на Рысы.
Он вошел следом за нею в гостиную.
И тотчас увидел нечто такое, что видел не раз и не два там, в Лунинске...
На малахитовых ножках покоилась большая, из оникса, матово-молочная столешница, разделенная на шестьдесят четыре квадрата, которые, как и фигуры каждая величиной с бутылку, были сделаны из камня. Белый мрамор, черный лабрадорит...
Лобное место Бээна.
Все же дал о себе знать!
То-то Гею мнилось в Татрах, что с часу на час он встретит Бээна...
Гей остолбенел у входа в гостиную.
Алина, проследив за его неподвижным взглядом, усмехнулась:
- Подарок моего отца... - И быстро добавила: - А ему подарили этот стол где-то в Сибири...
Было самое время спросить напрямую, как дела ее папаши, однако теперь Гею страшно стало представить себе, что Алина и впрямь являлась дочерью Бээна. Значит, маску с нее на Рысы не сняли?
Гей ближе к столу подошел, как бы время выгадывая, но Алина рукой указала на середину гостиной:
- Встаньте сюда!
Сказала - как приказала.
Он молча повиновался, сделал вперед ровно три шага, вскинул голову и увидел в простенке портрет...
- Но ведь это же Бээн! - воскликнул он в испуге.
- Да, мой отец большой начальник, - сказала Алина как ни в чем не бывало и опять поспешно добавила: - Подойдите ближе, ближе!
- Его видно отовсюду... - буркнул Гей.
Он прищурился на портрет.
Портрет был в рост. На бордовой стене. Где, кроме портрета, ничего больше не было. Масло. Холст. Багет. Но это были для Гея второстепенные детали. Он лишь для того и отметил их сейчас, чтобы справиться с волнением. Чтобы проверить себя, что все это явь, не сон, не розыгрыш.
Какой там, к черту, розыгрыш!
Глаза несколько сонные и как бы обращенные в себя... мешки под глазами, чуть обрюзглые щеки, мясистые губы, которые, если вглядеться, были пригнаны друг к другу, как пара кирпичей... прядь волос, свисавшая на не очень высокий квадратный лоб.
Что еще можно добавить к этому?
Бээн куда-то в сторону смотрит.
Как там, на Гонной Дороге, в Лунинске.
Может, на Комбинат показывает или еще куда.
Гей не помнит, куда Бээн показывал в тот раз, когда они фотографировались - там, на Гонной Дороге, в Лунинске, во время Всесоюзного совещания металлургов.
Кстати, за фигурой Бээна, как на портретах мастеров Возрождения, была отчетливо видна местность. Среда обитания. Модус вивенди, или как там это называется.
С городского холма, на котором тогда снимал их для краеведческого музея Коля Глянцевый, открывалась роскошная перспектива.
Бээн любил перспективу...
Дальним фоном была гора Ивановский кряж с белым абрисом вождя на пологой вершине.
По предгорью вилась легендарная Гонная Дорога.
Потом шла окраина Лунинска. Новая Гавань и трубы Комбината. Индустриальная мощь Сибири.
А на переднем плане стоял Бээн...
Копирайт. Коля Глянцевый.
- Эй, вы где? - Алина тронула его за рукав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56