.. Но это, несомненно, проблема, достойная более глубокого изучения.
Копирайт
Газета "Известия". СССР
Шатенке в розовом было столько же лот, наверно, сколько и Алине.
Немного больше семнадцати, как шутила Алина.
Ну уж сам Гей знал, сколько лет было его жене!
Прекрасный возраст для женщины, как считал социолог Адам.
Но бедолага Адам, обжегшись на молоке, дул теперь на воду. Он думал еще и о том, что этот прекрасный возраст был и сложным по-своему.
Одна из глав его диссертации называлась так:
СОРОК ПЯТЬ - БАБА ЯГОДКА ОПЯТЬ!
Кстати, это сказал Эндэа.
Незаменимого, лучшего своего друга цитировал теперь Адам.
Алина вышла из ванной причесанная и умытая.
Теперь казалось, что после стресса, какой Алина испытала во время самосожжения Гея, она изменилась даже к лучшему.
Ее лицо стало строже, хотя и не утратило напряженного выражения.
- Впрочем, это было совсем другое напряжение, связанное с недавним переживанием, а не такое, какое бывает иной раз у хорошеньких зрелых женщин, чаще всего уже слегка поблекших, которым кажется, что каждый встречный-поперечный заглядывается на нее, а стало быть, еще ничего не потеряно, более того, при случае можно начать все сначала, хотя при этом и не всегда понятно, что именно потеряно и что же начать сначала.
Изменилась и прическа Алины. Волосы гладко назад зачесаны, маленький узел схвачен приколкой. Белой. Гей всегда говорил, что Алине идет именно такая бесхитростная укладка. Хотя она, как и подобает женщине, порой была иного мнения.
И косметику не нанесла, что уж и вовсе казалось редкостью.
Словом, это была как бы совсем другая Алина.
Неужели для того, чтобы жена стала снова такой, какой она была много лет назад, возможно в пору медового месяца, мужу требуется как минимум сжечь себя на костре?
Но это уже была научная проблема социолога Адама.
Между тем Алина вошла в комнату и остановилась.
Похоже, она не знала, что ей теперь делать.
На телевизор она не обращала как будто ни малейшего внимания.
Гей взял в руки журнал.
Итак, спросил он президента, неужели умный нормальный человек может считать, что сохранить мир, не допустить ядерную катастрофу удастся лишь с помощью супермощных ядерных средств массового уничтожения людей?
Это абсурд, господин президент!
Провокация ядерной войны.
CASUS BELLI.
Раздался звон церковного колокола.
Гей всегда отмечал этот звон и любил его.
Уезжая куда-то, он думал о том, что снова услышит звон колокола.
Но теперь этот звон показался ему как бы печальным...
А между тем на экране телевизора было перемирие Адама и Евы.
Точнее, передышка между их баталиями.
Которую бедный Адам принимал за долгожданный мир.
И когда Адаму стало казаться, что это не просто долгожданный мир, а мир вечный, прочный, жена поцеловала его в щеку и сварила ему геркулесовую кашу.
С пенкой.
Чтобы не болел желудок, забарахливший от окопной жизни.
И когда Адаму стало казаться, что он уже не в госпитале, где залечивал военные раны, а в санатории на юге, нет, просто в роскошном отеле "Хилтон" с видом на море, где ему удалось побывать вместе с Евой во время свадебного путешествия, - словом, когда Адам расслабился до того, что попросил Еву надеть его любимый пеньюар и потанцевать с ним любимое танго их молодости. Ева тут возьми и скажи как бы с облегченным, точнее, освобождающим душу вздохом:
- Надо просто жить...
Адам не понял.
И тогда она в доступной, но все же как бы философской форме объяснила ему свой неожиданный постулат.
И Адам, как ни силился, сумел схватить во всем этом стройном новом учении Евы только три слова:
НАДО
ПРОСТО
ЖИТЬ
Видимо, сказалась контузия Адама во время баталий, которые, напротив, способствовали кристаллизации мысли Евы.
Позднее Адам в своей диссертации пытался установить взаимосвязь этой бесподобной формулы жены с глобальными, как он считал, вопросами эволюции homo sapiens.
Ему казалось, что такая связь прослеживается даже при неглубоком анализе, без использования алгоритма АТАМХОТЬТРАВАНЕРАСТИ, ставшего, как он полагал, ключом к пониманию некоторых особенностей современности, но при этом смущало то, что сама Ева, как он знал достоверно, то есть по совместному с нею опыту жизни, не то чтобы не имела о глобальных вопросах эволюции ни малейшего понятия, но принципиально не задумывалась над ними, хотя была далеко не дура, что и позволило ей вывести столь изящное в своей краткости учение, ставшее как бы ее вероисповеданием.
НАДО ПРОСТО ЖИТЬ? - вслух повторил Гей.
Его глаза, обращенные к экрану, будто остекленели.
НАДОПРОСТОЖИТЬ
Неологизм новейшего времени?
Ага! Вот и текст диссертации Адама, как наглядное пособие, возник на экране. Авторы фильма дали столбиком формулу Евы - как бы для глухонемых.
НАДО ПРОСТО ЖИТЬ
ЖИТЬ НАДО ПРОСТО
ПРОСТО ЖИТЬ НАДО
Ну и так далее.
Прием был заимствованный. A la Julian Semenov. Информация для размышления.
Гей сунул Красную Папку под мышку и вышел из номера.
Ему нужно было зайти к переводчице, чтобы уточнить программу на завтра.
Предстоял подъем на вершину Рысы.
Он остановился возле ее двери. Мымра! Из-за нее Алина осталась в Братиславе. И теперь, хочешь не хочешь, надо идти в ресторан. Чтобы увидеть шатенку в розовом.
Гей постучал в дверь, но тут же шмыгнул на лестничную площадку и, как мальчишка, сбежал вниз, в холл, что было несолидно для претенциозного "Гранд-отеля".
Телевизор, оказывается, стоял в холле отеля.
Портье и швейцар как бы вполглаза смотрели на экран.
В поздний час внизу почти никого не было, и служащие отеля позволили себе это субботнее удовольствие - ночной фильм западной телестанции.
История Евы и Адама волновала, похоже, и портье и швейцара.
Второй раз в течение вечера он спускается в ресторан, куда обычно, бывая за границей в братских странах, наведывается лишь по утрам, чтобы взять на талоны отеля, которые входят в стоимость номера, чаще всего одну и ту же еду, ставшую как бы интернациональной: хэм энд эгс, масло, джем, рогалик и чай.
Все дело в том, что завтракал Гей, не дожидаясь переводчицы. И на первых порах его вполне устраивала яичница с ветчиной.
Хэм энд эгс. Произносится слитно, как одно слово.
И одного этого слова было достаточно, чтобы пообщаться с официантом. Рогалики, масло и джем лежат по утрам на столе, кофе Гей почти не пил, а как называется чай по-английски, он знал, разумеется.
Тии.
В конце долгий звук "и".
Уж это слово официанты понимали. Хотя чаще всего - если иметь в виду братские страны Западной Европы - они хорошо владели немецким языком. Близость Австрии, ФРГ...
И, едва лишь открыв дверь в зал, Гей увидел, что свадебная компания сидела в нише, как он и предполагал.
Точнее сказать, Гей сначала увидел шатенку в розовом, которая сидела в нише как бы совсем одна, и только уже потом, когда он примостился напротив, неподалеку, все так же держа Красную Папку под мышкой, Гей осознал, что шатенка в розовом была частью компании.
Они сидели там при свечах.
Кстати, усатый тип сидел рядом с шатенкой в розовом.
Но все эти подробности явились к Гею уже после того, как он увидел, что шатенка в розовом тотчас заметила его, едва лишь он вошел в ресторан.
И теперь она не спускала с него взгляда!
Как же она была похожа на Алину...
Гей в смятении отвернулся.
И получилось так, что он посмотрел на экран телевизора.
Как это Гей не заметил его в первый раз?
Кстати, из ниши экран было тоже видно.
И шатенка в розовом, наблюдая за Геем, на минуту задержала свой взгляд на экране.
Адам и Ева только что закончили очередной раунд переговоров, своей бесплодностью напоминающих разные дебаты европейских политиков о мирном сосуществовании.
И на экране возникли кадры того будущего из прошлого, которое воссоздавал Адам с помощью атомов и молекул.
Преимущественно розового цвета.
Но тогда, более двадцати лет назад, Алина смотрела не на него.
Она смотрела с балкона вниз, на танцующих, смотрела вроде без любопытства, как бы даже снисходительно.
Однако, если припомнить хорошенько, смотрела и не без ожидания.
Разумеется, в тот момент Гей не знал, как зовут это небесное создание.
Фею в розовом платье.
Она тоже была шатенкой.
Гей глядел на балкон как на седьмое небо.
Шатенка в розовом платье парила в раю, а внизу, где стоял Гей, был сущий ад.
В городе, куда Гея отправили по распределению после университета, этот самый дэка, то есть Дом культуры, был единственным местом, если не считать маленького читального зала в бывшем купеческом особняке, куда можно было пойти вечером.
Можно-то можно, да нельзя.
Молодые специалисты, как Гей, в лучшем случае попадали в дэка с боем. Никаких молодежных клубов, кафе не было и в помине. Впрочем, только два раза в неделю молодежь валом валила в дэка - в субботу и воскресенье.
Когда были танцы.
Администратор дэка сказал однажды, что вообще бы не следовало устраивать никаких танцев, заменив их целенаправленными мероприятиями - именно так это называется, но горел финансовый план дэка, а танцы давали большой сбор.
Кстати заметить, сказал себе Гей, на воссоздание в будущем даже такого нецеленаправленного мероприятия, как танцы в дэка, придется затратить немало атомов и молекул самого; разного цвета.
Про эти танцы ни словом сказать, ни пером описать невозможно.
И Гей не собирался этого делать.
То есть сами танцы не столь уж замысловаты были. В моду входили твист и шейк. Точнее, в Лунинск доходили отголоски этой моды. Но моду эту встречали в штыки. И вот время от времени, как бы украдкой, кто-нибудь из молодых спецов, по студенческой памяти, начинал эти крамольные танцы, и музыканты из местного училища охотно меняли ритм, и городская шпана, уже не травившая приезжих стиляг, но еще не захватившая дэка, поначалу готова была даже опекать ученых смельчаков любопытства ради, пока не появлялся в сопровождении дружинников, естественно, властный администратор, называвшийся культработником, точнее, культурником, еще точнее, своеобразным вышибалой дэка, после чего танец возвращался в лоно утвержденной нравственности, а злостный нарушитель, если он был схвачен прямо на месте преступления, торжественно выдворялся из Дома культуры.
Так вот с балкона дэка удобнее всего, то есть безопаснее, было наблюдать за этим действом.
За танцами.
Так позднее сказала Алина, которая на эти танцы попадала как бы случайно после репетиции в народном, то есть самодеятельном, ансамбле "Сибирские зори", где Алина была одной из ведущих танцовщиц.
Впрочем, на этом самом балконе дэка обычно стояли те, кто выбирал партнершу, или те, кто ждал приглашения.
Но об этом Алина могла и не знать, вернее, не думать.
Итак, более двадцати лет назад шатенка в розовом смотрела вниз, но отнюдь не на Гея.
И не знала о том, что Гей, кого она, может, вообще не видела еще ни разу, не имея о нем никакого понятия, не сводил с нее взгляда.
Она не знала и знать еще не могла, что понравилась ему.
Пожалуй, даже больше чем понравилась.
Гей испытывал новое для себя состояние.
Он теперь не видел никого, кроме этой шатенки в розовом.
Никто другой в этом дэка, во всем Лунинске, в целом свете, никто, кроме нее, как думал он тогда, ему был не нужен.
Такие дела.
Но куда она девалась уже в следующее мгновение, пока он поднимался на балкон по лестнице, еще не зная, что предпримет и хватит ли у него духа что-нибудь предпринять?
Она будто испарилась.
Превратилась в атомы и молекулы?
Если бы Гей не встретил ее там же, в дэка, через несколько дней и не встретил бы вообще, он бы и теперь, возможно, временами думал о ней, что это было привидение.
Образ мечты, сам по себе достаточно неопределенный.
Конечно, он бы ругал себя, что не успел подойти к этому привидению, чтобы заговорить, познакомиться, хотя никогда не умел этого делать.
Гей ругал бы себя долго, может, и до сих пор и всю жизнь.
Даже если бы его судьба сложилась удачно - в том смысле, в каком это бывает, когда женятся по любви и думают, что это была та самая единственная любовь, которая как бы на роду написана, а стало быть, жалеть вообще не о чем. И он бы не жалел. Первое время. До первой серьезной размолвки. А потом вдруг вспомнил бы незнакомку в розовом платье, привидение, образ неясной мечты, и стал бы вспоминать ее затем все чаще, и ругал бы себя за нерешительность, потому что, как знать, это и была та самая единственная... ну и так далее и тому подобное.
Увы, разве мы не сохраняем в памяти на всю жизнь какие-то мимолетные случайные встречи, хотя не слышали даже голоса, а может, и встречного взгляда не видели?
Более того, мнится порой, что именно тот человек, с которым лицом к лицу ты ехал в метро три остановки бог знает сколько лет назад, и был твоей судьбой, и тебе следовало, бросив все, идти за этим человеком куда бы то ни было, даже если пришлось бы воевать из-за него с кем угодно.
К 1962 году, когда Гей только-только познакомился с Алиной, водородная бомба, как известно, была уже изобретена и хорошенько опробована.
Правда, пока еще не на людях.
Газеты всего мира писали, что это чудо науки превзошло все ожидания.
Водородная бомба оказалась во много раз мощнее бомбы атомной, что было наглядным свидетельством прогресса мировой науки.
Для сравнения американцы брали, естественно, американские же атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки, что было само по себе противоестественно, хотя об этом никто вслух не говорил.
И ученые люди очень детально, живописно себе представляли, что же это такое, их новое чудо науки, ибо атомная бомба не так давно была хорошенько опробована в частности на людях.
Одним словом, к этому времени самых разных бомб, опробованных уже хорошенько и пока еще недостаточно хорошо, было накоплено в мире вполне достаточно, чтобы от мира ничего не осталось.
Значит, на воссоздание в будущем этого момента из прошлого потребуются атомы и молекулы отнюдь не розового цвета, а самого мрачного, жуткого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56