Ведь это был золотой век русской культуры. Сам же граф только позже великим сделался, когда описал, в частности, разговорную машину в салоне мадам Шерер, где, как выяснилось, ни одного подлинного интеллигента не было и в помине. И кстати заметить, фактографическая, социальная неточность не помешала графу сделаться великим. Но даже тогда, когда граф уже великим сделался, он так и не восстановил историческую справедливость, что легко бы получилось, если снять при редактуре только два слова: "вся интеллигенция", заменив их в крайнем случае, коли графу объем жалко было терять, на четыре слова - "вся великосветская шатия-братия".
И тем не менее, сказал себе Гей, нельзя не признать, что вся эта великосветская шатия-братия, когда разговорная машина была запущена, много о войне говорила - на разные лады. Более того, со слов о войне, произнесенных устами мадам Шерер, и начинает работу разговорная машина. А ведь что за война была, господи! Столько ружейных и пушечных выстрелов с той стороны - и столько же примерно выстрелов со стороны противной. И ни одного ядерного взрыва, даже самого слабенького, какого-нибудь так называемого разведывательного...
Гей вспомнил статью в газете "Правда" за двадцать восьмое марта. Статья А. Масленникова, собственного корреспондента в Англии. "Догмы и жизнь". Третий абзац снизу гласил:
Было бы неправильно закрывать глаза и на то, что усиливающиеся сейчас разговоры о так называемой "европеизации" оборонной политики НАТО используются определенными кругами в качестве предлога для вовлечения западноевропейских стран в новый тур гонки вооружений, разработанный американскими стратегами и предусматривающий оснащение натовских армий новейшими видами так называемых разведывательно-ударных средств обычного типа, поражающая сила которых приближает их к оружию массового уничтожения.
"Обычного типа"... Ну не прелесть ли? Скоро обычными будут ядерные патроны для автоматов и пистолетов. В самом деле, если этой сатанинской разрушительной силы накоплено в мире уже столько, что хватит на многократное уничтожение всего человечества, - даже термин ввели в обиход OVERKILL, - то почему бы не выдать каждому землянину по причитающейся порции? Точнее, каждому вышло бы по несколько порций. С добавкой. Как в столовой дома отдыха социологов. То есть в столовой с каждым годом, как ни странно, все труднее получить добавку, даже если просить универсальную рыбку хек и какой-нибудь жуткий гарнир. Из полусырой перловки. А тут, с ядерными устройствами, макси там или мини, пожалуйста, никаких проблем, любое количество на каждого жаждущего!
Такие дела.
Однако о чем шумят, скрипят веретена в наш космический, атомный, ядерный век?
Гей не успел к разговору прислушаться, вообще не успел еще понять, а был ли какой-то разговор в гостиной Алины, как хозяйка включила телевизор, и все тотчас вокруг него сгрудились, на экран молча уставились, будто подчинились знаку гипнотизера. В толпе Гей увидел и Мээна, то есть Мээн-то как раз ближе всех оказался перед экраном, может, он и включил телевизор, а хозяйка лишь присутствовала при этом. Гей повертел головой, еще кого-то выглядывая... Нет, ни Шурика, ни Феникса тут не было. Гей подумал с облегчением, что их появление на телепланерке было связано с видеокассетой Алины, как и возникновение руки и голоса Бээна. Самое любопытное было в том, что Феникс и Шурик бывали на Комбинате Бээна, и не раз, он устраивал им то рыбалку, то охоту, то еще что-нибудь. Свои люди, одним словом. А кто-нибудь из детей Бээна, как водится, мог увлекаться видеозаписями...
- Сейчас пойдет одна занятная сцена, - сказал кто-то многозначительно, может, сам хозяин, Адам, или как там его зовут, может, Гей, и это была единственная фраза, как бы вступительная, напутственная, которую при полном желании нельзя выдать за разговор.
Все молча глазели на экран.
А вдруг, подумал Гей, сейчас покажут выступление президента? Он скажет, признается, что пошутил, пошутил неумно, нехорошо, сдуру брякнув про бомбардировку России.
Но к экрану было не протолкнуться. Там что-то происходило интригующее, завораживающее, судя по лицам гостей Алины, происходило совершенно беззвучно, и Гей подумал, что президент молча стоит перед народом Земли, как на Страшном Суде, опустив голову, прося прощения за немыслимые, чудовищные грехи перед человечеством.
Потом Гей понял, что там, на экране, совсем не то показывали, он быстро глянул на часы и тревожно сказал:
- Послушайте! А ведь Рейган и в самом деле может отдать приказ о начале ядерной войны...
На него зашикали. Собственно, это Мээн и зашикал. И даже сказал не без раздражения:
- Пошутил - и хватит! Посмотри лучше, что твой Адам вытворяет...
И Гею сразу же дали место перед экраном. Чтобы не был инакомыслящим. И Гей увидел коллегу Адама. Тот явился на виллу Эндэа. Но уже не слонялся как неприкаянный. На сей раз Адам был тут не столько в роли мужа Евы, сколько в роли социолога. И Ева первой поняла это, она теперь не отходила от Адама ни на шаг, она разыгрывала тоже новую для себя роль - не просто жены, любимой мужем, но еще и жены любящей - разумеется, своего мужа, только своего! Такие дела. То ли цену себе набивала, играя перед высоким красавцем с длинным острым носом и взглядом хищника, репортером бульварной газеты, похожим на сутенера, то ли Адаму пыль в глаза пускала, сбивая с него запал социолога, который был настроен к работе немедленной, причем глубоко научной и глубоко содержательной, - прямо на месте действия, на вилле Эндэа, в этом тварюшнике, как Адам некультурно выражался в последнее время.
Но у Евы с ее ролью ничего не выходило! Завал на первом же просмотре. На фотопробах. А ведь задание было пустячное. Как бы опережая желание мужа, она должна протянуть ему на блюдце с золотой каемочкой дольки апельсина, скажем, и она протягивает - разумеется, так, чтобы все застолье видело этот ее красивый жест, но Адам и ухом не ведет, будто не замечает этого красивого знака внимания жены, именно так это называется, и берет с другой тарелки без всякого золотого ободка самый обычный, банальный ломтик сыра, ну как вам это нравится? Ева зло и растерянно зыркает в сторону газетчика, похожего на сутенера, заметил он или нет этот некрасивый жест ее мужа, законного Адама, который теперь принародно оплевывал свою законную жену, как заявит потом Ева. Ну и так далее.
Знакомая история. Гей хотел было уйти отсюда, но режиссер-постановщик, подчиняясь воле Адама, повел камеру по кругу, по всему застолью, останавливаясь то на одной физиономии, то на другой, крупным планом конечно, и Гей моментально узнавал гостей Эндэа, людей избранных, разумеется, современную элиту. Каждой твари тут было по паре. Первыми среди первых считались торговцы, бизнесмены, то есть по-нашему если - спекулянты, фарцовщики, жулики. Они ворочали миллионами в любой валюте, они держали в своих руках гигантскую сеть магазинов, складов, баз, отелей, выставок, театров, больниц, игорных и. публичных домов, даже колледжей, с ними дружбу водили и самые сильные мира сего - чиновники разных ведомств. Такие дела. Чиновники эти были уже вторыми среди первых, а может, первыми среди вторых, смотря какое дело намечалось. А уж как фон, как задник жизни, тут была и другая публика - адвокаты и врачи, репетиторы и экстрасенсы, оценщики страховых контор и воротилы автосервиса. Словом, вся интеллигенция того буржуазного пригорода, где находилась вилла Эндэа. То есть вся шатия-братия.
Бедняга Адам! Впрочем, нет. Он уже не страдал, как прежде; он изучал эту публику, он пытался понять, в чем ее корни, в чем сила неистребимая. Будто на кассету магнитофона, социолог Адам наматывал на ус - о чем беседы идут на таких сборищах, пардон, вечеринках. Нет, не только анекдоты, сплетни, упаси боже! Обсуждались и дела, точнее, заключались деловые сделки. По весьма нехитрой схеме: ты - мне, я - тебе. Диалектика жизни. А может, бардак. Эти крылатые бээновские определения были на устах эндэановских гостей. То ли Бээн их позаимствовал, думал теперь Гей, то ли гости Эндэа позаимствовали эти выражения у Бээна. Да, но каким образом все эти мафиози, проститутки и гомосексуалисты могли знать Бээна? Правда, его дети если не учились, то стажировались за границей. Культурный, научный обмен. Дух и буква Хельсинки. Поэтому языки у всех неплохо подвешены. И Гею вдруг показалось, что все гости Эндэа - это дети Бээна. Семейный сбор. Не хватало только папаши...
Но тут к Адаму, виляя бедрами, какая-то дева подошла.
- Вы кто? - спросила она, затягиваясь дымом сигареты. - Писатель?
Ага, отметил Гей, у них не было своего писателя, газетчики - были, хоть отбавляй, а вот писателя не было.
- Он у меня ученый! - сказала Ева как бы даже с гордостью, но и не без презрительности. - Бакалавр...
- Я знаю одного бакалавра, - перебила ее дева не без презрительности, но и как бы даже с гордостью. - Он циклевал полы в моей квартире.
- Вот что делают, проклятые капиталисты... - Мээн глянул через плечо на Гея. - Такого ученого заставили полы циклевать!.. - Он помолчал и сказал презрительно, даже без тени всякой гордости: - Организмы...
- Кто-кто?! - встрепенулась Алина.
- Организмы.
- Это любимое слово Бээна, - добавил Гей.
- Любимое... - Алина не то подтвердила, не то хотела что-то вспомнить.
- Бээн так называет всю эту шатию-братию, - Мээн кивнул на экран, - когда клеймит ее в своих высказываниях.
- Этих людей еще называют посадочными, - сказал кто-то. - Они уже отсидели срок или готовятся отсидеть.
- Но их у нас мало, крайне мало! - воскликнул Мээн. - Так что у нас это явление, прямо скажем, не типичное.
- Их у вас еще называют нужниками...
Дамы сконфузились, полагая, наверно, что это диалектное русское слово является синонимом литературного слова ассенизатор. Дамы полагали, вероятно, что вся эта элита в тюрьмах туалеты обихаживает.
- Совсем не в том смысле понимать надо! - пояснила Алина. - Это когда от кого-то что нужно.
- И всем им что-то нужно?! - удивился кто-то.
- Да, всем. Хотя у всех все есть.
- Не понимаю...
- Диалектика жизни.
- Бардак.
Мээн смущен был этим диалогом и усилил звук телевизора.
Между тем Адам собрался с духом и ответил даме с сигаретой, ответил без гордости и презрительности, но и не без печали:
- Я самый обыкновенный гомо прекатастрофилис...
Даму, однако, слово это заинтересовало чрезвычайно!
- Очень, очень приятно познакомиться... - С дамы тотчас вся спесь сошла. Господа, господа! Я имею честь представить вам... - Она обращалась теперь к завсегдатаям виллы Эндэа. - Я хочу... как, как вы себя назвали? - спросила она Адама.
Но Адам угрюмо теперь помалкивал, напряженно оглядывая гостей Эндэа, которые окружали его со всех сторон. И когда кольцо совсем сомкнулось, он тихо, но внятно сказал:
- Вы маски, фантомы...
Там, на вилле, возникла немая сцена, почти по Гоголю, а Гей в это время сказал, поморщившись досадливо:
- Ой, ну как же Адам не прав!
- Вполне очевидная ошибка методологии, тэ сэзэть...
Гей вздрогнул, испуганно огляделся, но это сказал не Феникс, а Мээн.
- Какие же это, к черту, маски?! - возмутился Гей, кивая на экран. Откровенные жулики, вот они кто! Их же за версту видно!
- Значит, маска жулика, раз уж видно издалека.
- Не маска - сущность!
- Жуликами не рождаются...
- Социобиология...
- Да, Сэмюэл Батлер...
- А вы полагаете, что духовность как альтернативный момент в каждом индивидууме должна проявляться?
- Ежели она есть...
- Да она в каждом человеке есть! - взвился Гей. - Только задавлена бывает.
- Интересно кем?
- А вот это вопрос уже социальный, а может, и политический, - сказал кто-то.
- Надо бы избрать президиум и установить регламент, - сказал Мээн.
- Шутка ваша неуместна!
- А я и не шучу... - Он оглядел толпу возле телевизора. - Вон как все оживились! Этот Адам затронул больной вопрос... Так что можно бы провести...
- Совещание? - перебила его Алина. - Чтобы проработать этот больной вопрос...
Мээн смутился. А те, на экране, гости Эндэа, как бы испугавшись слова проработать, зашевелились наконец, угрожающе ожили.
- Господа, господа! - заверещал сам Эндэа. - Это что же получается?! Он публично оскорбил каждого из нас и вместе взятых! - Эндэа любил выражаться витиевато, в чем, наверно, Ева и увидела мощный источник духовности.
- Они сейчас отлупят Адама... - озабоченно произнес Мээн.
Но Адама голыми руками было не взять! Он сказал ровным, бесстрастным голосом:
- Все вы маски. Наглядный результат проблемы идентичности. Поясняю для несведущих. Идентичность - это равенство человека самому себе. Цитирую австрийского писателя Роберта Музиля: "Человек - существо, равно способное на критику чистого разума и людоедство".
Гей уловил в толпе масок смятение.
Но и Мээна голыми руками было не взять! Он с восторгом воскликнул:
- Да у меня же этот самый Роберт Музиль на полке стоит!
- Это писатель макулатурный? - спросила Адама какая-то маска, в которой Гей готов был признать секретаршу клуба социологов.
- Это писатель, которого я получил по списку, - строго сказал Мээн. Он посмотрел на Алину и добавил смущенно: - По списку для Бээна... Этого Музиля он брать не хотел. Ставить, говорит, некуда. Все полки забиты... - Мээн перевел взгляд на экран, где секретарша клуба социологов ждала ответ Адама. И вообще я макулатурой не занимаюсь!
Сбить с толку Адама не удалось, и он теперь говорил, говорил...
- Проблема идентичности... феномен отчуждения... - Гей сквозь ропот масок не все улавливал, но смысл речи Адама ему был ясен, все же коллеги по социологии, как-никак. - Слово и дело распались... пропасти между ними заполнили мнимости, кажимости... фантасмагорические навязчивые видения, сомнамбулические кошмары, составившие содержание сознания, ущемленного мерзостями капиталистического мироустройства...
Гей напряженно вспоминал, кого Адам цитировал, а Мээн победно палец поднял:
- Во, слыхали? Капиталистического мироустройства!.. Так что, дамы энд господа, проблема идентичности есть порождение буржуазного общества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56