Ее поразило обстоятельство, само по себе менее странное, казалось, - совершенно одинаковая одежда! - но в данном случае воспринимавшееся чуть ли не как проявление неких мистических сил. Это лишь с литературным демоном такое могло произойти, подумала Алина уже с усмешкой, понимая, что незнакомец не примерещился ей, это вполне земной человек, она видела, как он волнуется. Тому демону, если бы он захотел, ничего не стоило вырядиться точно в такой же пуловер, как и у Гея, в такую же рубашку, в такие же джинсы...
И все дело в том, что тот Гей, который сжег себя сегодня, тоже был одет точно так же!
Может быть, это актер? - спросила себя Алина, открыто разглядывая незнакомца.
И затевается какая-то провокация?
Ей, вообще-то, говорили...
Она с тоской посмотрела в сторону гостиницы.
Нигде не видно было ни одного человека!
А ведь только что, казалось, когда она стояла на балконе, тут бродило несколько парочек.
- Что вам от меня нужно? - с тревогой спросила Алина, чувствуя, как дрожит ее голос.
- Ничего... Прошу извинить меня!
Он был, похоже, слишком смущен.
И голос его дрожал тоже.
- Да, но вы подошли и заговорили со мной! - От волнения она осмелела. - Вы думали, что я англичанка?
- Нет, я так не думал...
Пожалуй, он вовсе никакой не актер.
Но и не пьяный.
Вполне, нормальный мужик... Как говорит у нас на родине.
Она улыбнулась, не зная, что делать.
- Значит, вы поняли, что я русская?
- Извините меня, пожалуйста, - сказал он. - Я не буду вам говорить, что подошел к вам потому, что вы напоминаете мне одну знакомую женщину... молодую женщину... весьма молодую... такую же красивую... очаровательную... - Он будто старательно подбирал слова в чужом для него языке, хотя, судя по всему, русский язык он знал не хуже русского человека. - Я подошел к вам потому, что...
Ну говори же, говори! - мысленно приказала ему Алина.
Она вовсе не хотела бы так думать, что слова, которые он только что произнес, великолепный набор великолепных слов, были всего-навсего его устным упражнением, попыткой выразить свою мысль, для обозначения которой этому иностранцу не хватило соответствующих слов и он употребил слова расхожие, которые выучил первыми, а может, лишь эти слова и выучил, как всякий банальный ловелас.
- Я подошел к вам потому, что...
- Я хочу пить, - вдруг сказала Алина.
- Пить?
- Да. Если это возможно...
Она снова оглядела набережную, хотя знала, что никаких кафе тут поблизости нет.
Разве что на мосту, во вращающейся башне.
Или в отеле.
В ресторане.
В ночном баре...
Он как будто сумел прочитать ее мысли.
- Может быть, там? - кивнул он в сторону моста.
- Нет-нет!.. Это слишком далеко.
- Но у меня машина!
- Ну что вы... спасибо!
- Спасибо "да" или спасибо "пет"?
Увы, он говорил даже лучше русского!
- Спасибо "нет", - улыбнулась она.
- Тогда, может быть, в ресторане отеля?
Он кивнул на "Девин".
Алина мгновение раздумывала.
Это был, во всяком случае, способ уйти с набережной.
- Нет, - сказала она. - Спасибо. Спасибо "нет"! - улыбнулась она снова.
Он осмелел.
- Тогда остается только ночной бар!
Он улыбнулся тоже и, как бы уже уверенный в том, что от этого третьего места она не откажется, сделал движение рукой, не то предлагая пойти, не то спрашивая, нужна ли ей будет его рука.
- Только не бар! - сказала она с испугом, прижимаясь я к холодному камню парапета. - Это банально...
Он был озадачен.
- Хм... Итак, - пожал он плечами, - не пить же нам из Дуная!
- А почему бы и нет? - спросила она с улыбкой, спросила только для того, чтобы показать, что их общение на этом не прекращается.
- Вы серьезно?!
- Конечно! - Теперь она уже видела, что он и сам не воспринимает ее отказ как знак конца этого случайного разговора.
- Что вы! - Он не то удивился, не то восхитился. - Дунай - отравленная река! Купаться запрещено категорически. Как здесь, в Словакии, так и у нас, он кивнул куда-то в сторону Дуная и дальше.
- У вас?.. - переспросила Алина, давая понять, что хотела бы знать поточнее, где же именно.
- Да, в Германии.
Алина опять слегка подалась назад.
- В какой Германии? - спросила она как эхо.
- В ФРГ.
Час от часу не легче.
Мало того, что этот человек был похож на Гея, в такой же одежде, как и на муже, так он еще и не словаком оказался, представителем братского народа из страны социализма, как Алина думала поначалу, а иностранцем, немцем, чего доброго, может, и неонацистом.
Такие дела.
Алина опять огляделась.
- Значит, вы немец? - для чего-то уточнила она.
- Да, из Мюнхена.
- Значит, из Мюнхена...
Она чувствовала, что говорит не то, что можно было бы сказать в подобной ситуации, но что именно следовало сказать сейчас, она не знала.
Однако странно, подумала Алина, ведь он так и не сказал, что является немцем, на вопрос он ответил как бы уклончиво.
Из Мюнхена...
Мало ли кто живет в Мюнхене!
- А русский? - вдруг быстро спросила она. - Откуда вы так хорошо знаете русский? Вы были у нас в плену?
- Ну что вы! - Он улыбнулся. - Во время войны я был совсем еще маленьким ребенком.
- Тогда, может быть, вы эмигрант? Второе, третье поколение, а?
- Да нет же!
- Тогда, может быть... - Алина сжалась. - Диссидент?
Он перестал улыбаться.
- Это что такое... дис-си-дент? - произнес он по слогам.
Она удивилась:
- Как... вы не знаете, что такое диссидент? А мне казалось, что у вас, на Западе, только и говорят о диссидентах. Как заводите разговор о Советском Союзе, так сразу: "Диссиденты!.. Диссиденты!.."
- Я такой разговор не завожу... - Он попробовал улыбнуться, однако лицо его снова стало серьезным, даже озабоченным. - Да, но что это такое диссидент?
Алина смотрела на него с недоверием.
Может быть, это и есть начало провокации?
Ее как бы исподволь втягивают в дискуссию...
- Диссидент - это инакомыслящий.
- А! Так, да? - Он даже просиял. Загадка была простой. - А что такое инакомыслящий - это я хорошо знаю.
- Откуда? - Алина была настороже.
- Я изучал русский язык в Советском Союзе.
- Вот как?!
- Да. В пятидесятые годы. Я учился в Московском университете. Имени Ломоносова. Там было много иностранцев. Особенно много было китайцев. Они ходили в синей униформе, такой же, как у Мао Цзэдуна... Но были также из капиталистических стран. Не так много, наверно. Тогда в Москве был только один университет. А теперь, я знаю, еще есть имени Патриса Лумумбы, - он говорил отрывисто, быстро, торопясь убедить ее в том, что говорит правду. - Но тогда был один. А здания - два. На Моховой и на Ленинских горах. Я учился на Моховой. В старом здании. Тогда еще не было нового корпуса филологического факультета на Ленинских горах. Позже я видел его. Стиль модерн. - Он пожал плечами, как бы прося извинить его. - Не гармонирует с основным комплексом университета...
- Вот как... - произнесла она неопределенно.
- Но тогда, в пятидесятые годы, никаких диссидентов - я правильно говорю это слово? - у вас не было.
- Да, кажется... - Алина смущенно улыбнулась. - Тогда я была маленькой девочкой...
- О, понимаю!
Алина сухо покашляла, похлопав себя по горлу пальцами.
Он оживился.
- Так, - он посмотрел на часы, - напиться можно лишь в двух местах... Он отметил про себя, что волнуется. - Во-первых, в вашем номере в отеле... - Он посмотрел на верхний этаж, посмотрел так, как если бы это был небоскреб и туда, на последний этаж, предстояло идти по лестнице, и тут уж невольно улыбнулась Алина, проследив за его взглядом движением головы. - И, во-вторых, в моем номере в этом же отеле... - Он просветлел и сделал выражение лица если не самого гостеприимного, то одного из самых гостеприимных хозяев, готового принять любого гостя и когда угодно. - Но ведь ко мне в номер вы тоже не пойдете! К ужасному капиталисту, западному буржуа...
Алина рассмеялась:
- Ну что вы! Я не такая ханжа, как вам показалось. Идем к вам.
- В самом деле?! - Он ей не поверил.
- Ну вот... А теперь вы удивляетесь... Что же здесь такого странного?
Он молчал. Он как будто вспоминал нечто подобное, что уже было в его жизни. А может, в жизни его жены. Хотя разве жизнь жены и жизнь мужа, если только это и в самом деле муж и жена, не взаимосвязаны?
Алину задело его молчание.
- Кажется, это вы испугались пригласить в свой номер ужасную коммунистку из Советского Союза...
Он встрепенулся:
- Вы коммунистка?
Она внимательно смотрела на него.
- Вы не поняли меня! - Он почувствовал, что опять волнуется, но это было уже другое волнение. - Я ведь и сам коммунист... - Он вдруг понизил голос. Честное слово! Правда! - произнес он горячо, боясь, что она, чего доброго, примет его за провокатора. - Член Германской коммунистической партии с тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года...
- Как странно все это... - сказала она и снова посмотрела по сторонам, будто пытаясь найти подтверждение своим словам. - Вот уж никогда бы не подумала! Впервые в жизни приехала за границу, вообще впервые познакомилась с иностранцами - и надо же! - он оказался коммунистом...
- Вы огорчены? - пошутил он.
- Ну что вы!
- Тогда идем?
- Да.
Они уже не уточняли, куда именно и зачем.
Адам долго молчал, и тогда Евочка повторила свой вопрос:
- Я говорю, а разве сама Ева считает иначе?
- Сама Ева...
В руках Адама появляются странички с набросками новой главы к диссертации, над которой он работал, когда Евочка пришла к нему в кабинет, чтобы совратить его.
- Признаться, и сам я уже не знаю, как считает моя жена... То есть я знаю, конечно, как она считает, но она считает, что я не знаю, как она считает...
- Добавь, пожалуйста, еще два-три глагола, - улыбнулась Евочка.
- Да, конечно. Хотя в своей диссертации я употребил, кажется, все глаголы, но воз и ныне там... Теперь, по правде сказать, я до такой степени устал от бесконечных размышлений на эту тему, что стараюсь вообще не писать про современных Адама и Еву, не столько про Адама, сколько про Еву. Тема как бы даже запретная с некоторых пор, будто райское яблочко... хотя, признаться, тема эта мучает меня, будто свет клипом на ней сошелся.
- Да так оно и есть, - сказала Евочка, она вообще-то была не дура, - свет клипом сошелся на этой теме. Ты думаешь, что главное - это антивоенная тема?
- А тут и думать нечего.
- Правильно. Но тема Адама и Евы является основой. темы войны и мира.
- Внутривидовой борьбы, ты хочешь сказать?
- Нет, войны и мира. Я знаю, что такое внутривидовая борьба...
Адам долго молчал, и Евочка не мешала ему.
Она глядела на него ласково, успокаивающе, а он сосредоточенно молчал.
Потом он задумчиво произнес:
- Иногда и мне кажется, что всякая диссертация, коль скоро она не посвящена предотвращению войны, созданию лучшего общества и так далее, бессмысленна, праздна, безответственна, скучна, не заслуживает того, чтобы ее писали и читали, она вообще неуместна... Это сказал не я, к сожалению, но мог бы сказать и я, как, впрочем, и кто-то другой, мы словно ждали все время, что это скажут за нас, и это было сказано, однако не от нашего имени... Сейчас не время для историй чьего-то Я. И все-таки человеческая жизнь вершится или глумится над каждым отдельным Я, больше нигде...
Это был блистательный монолог Адама!
- Это правда, - откликнулась вдруг Алина.
- При таком точном цитировании, - буркнул Гей, - необходимо указывать первоисточник... Макс Фриш. "Назову себя Гантенбайн". Копирайт.
- Это правда, - повторила Алина, - человеческая жизнь вершится или глумится над каждым отдельным Я, больше нигде.
- В условиях современной цивилизации, особенно западной, все это воспринимается уже как нечто естественное.
- Что именно?
Гей усмехнулся:
- А кто кого погладит, по какому месту и как на это смотрит законный Адам или законная Ева... - Ему не хотелось втягиваться в бесплодную дискуссию на основе высказывания Макса Фриша.
Она поняла не сразу, а может, вообще не поняла.
- Я не об этом... Но как вы сказали? Законный Адам и законная Ева?
- Да, именно так это называется.
- Называется кем, где? Я в первый раз слышу...
- Но ведь вы только что вспоминали, что и сами венчались в церкви, как раз в этой самой, - Гей кивнул в сторону окна.
- Да, венчалась.
- И говорили, что ваш Адам - только ваш, ничей больше?
- Да...
- И говорили, что принадлежите лишь своему Адаму?
- Да, я говорила ему...
- А себе?
Она замялась как будто.
- Признаться, вот об этом я, пожалуй, не думала...
- Значит, вы просто жили? - спросил Гей, стараясь не делать ударения ни на одном из двух последних слов.
- Как, как вы сказали? - Она была, казалось, близка к смятению.
- Я имел в виду, что надо просто жить, - произнес он вроде как бесцветно.
Вот теперь она не знала, куда деваться от его взгляда.
- Да, я говорила так однажды... Но я вкладывала в эти слова совсем не тот смысл.
- Не тот - это какой же?
- Какой вкладываете вы.
Гей опять усмехнулся:
- Да нет, я ничего такого не вкладываю. Я просто смотрю фильм про Адама и Еву. И герои говорят мне, что надо ПРОСТО ЖИТЬ. ПРОСТО ЖИТЬ НАДО. ЖИТЬ НАДО ПРОСТО. С кем угодно, когда угодно, сколько угодно...
Алина вдруг метнулась к нему и вмазала пощечину.
Это был мощный импульс реакции воссоздания.
Не запланированный, как видно, Вселенской Канцелярией Миграции Душ, или как там это называется, - может быть, просто Вселенским Химуправлением Главка Минхимпрома.
Впрочем, ведомство могло быть совсем другое.
Закрыв глаза свои ладонями, чтобы не видеть ее стыд, который обуял Алину после звонкой, на весь "Гранд-отель", незаслуженной пощечины, Гей с ужасом ощутил, что, кажется, вот-вот возникнет, если уже не возник, дефицит на атомы и молекулы розового цвета.
Днем с огнем их теперь не сыщешь!
Ему хотелось надеяться, что где-то в загашнике, под прилавком... ну где там обычно придерживают дефицит?.. еще оставалось какое-то количество необходимого ему продукта, товара ли.
Ах, если бы через кого-то выйти на нужного человека, позвонить ему, письмо ли принести, лучше, конечно, позвонить, нынче письма, говорят, потеряли силу, их подписывают почти всем настырным соискателям дефицита, точнее, того, чего каждый добивается, ищет, просит и чего каждому, естественно, пока не хватает, потому что у иных как бы на всякий случай в несколько раз больше того, чего нет вообще и в единственном экземпляре у других, - следовательно, процедура задействования блата, именно так это называется, поневоле усложнилась, письмо должно сопровождаться, предваряться ли звонком, желательно по особому телефону, чтобы распорядитель дефицита был уверен, что письмо написано не под нажимом просителя, то есть соискателя дефицита, а по доброй воле, в знак приятельской любезности того, кто уполномочен подписывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56