Чао!
Соня стала пробираться сквозь толпу, выкрикивая имена друзей:
– Франческа! Ясон! Леонид!
Вокруг нее собралась молодежь, чей нелепый вид свидетельствовал, что они принадлежали к кругу ее близких знакомых. Девушки выглядела как соблазнительницы или балерины, затянутые в сетки и блестки. На головах парней красовались парчовые фески или плотно повязанные цветные повязки.
– Кто они? – спросила у Марка Марчелла. Он состроил мину, потягивая вино:
– Журналисты, прилипалы: узко ограниченная клика, присвоившая права решать, кто в моде, а кто нет. Все дело в том, что большинство людей действительно верят им!
Он допил свой бокал и налил еще немного вина.
Какой-то мужчина с обилием золотых колец на руках и сверкающими запонками в манжетах возник за спиной Марка и положил ему на плечо руку.
– Можем поговорить? – крикливо сказал он, имитируя Джона Риверса и подмигивая Марчелле.
Марк посмотрел на мать.
– Мне нужно побыть некоторое время с друзьями Кола, мам, – сказал он. – Подождешь здесь, или как?
– Нет, если мои дети покинули меня, – сказала она, снимая жакет со спинки кресла, – снаружи меня ждет Дональд. Только проводи меня до машины, пожалуйста.
На улице она пожелала ему доброй ночи, крепко прижала к себе на мгновение и сказала:
– Я очень горжусь тобой, дорогой.
На следующий день, поднявшись в десять утра, Марчелла, пока Марк еще спал, отправилась купить свежего печенья и газет. Вернувшись на кухню, пока готовился кофе, она прочитала шестую страницу в «Посте», где печатались новости из мира культуры. О них сообщалось в первой же колонке под названием «Дети миллионерши».
«Марчелла Балдуччи-Уинтон, писательница, романы которой расходятся миллионными тиражами, также эксперт по воспитанию детей-вундеркиндов. Не только ее дочь Соня, обворожительно-божественная супермодель, но и сын Марк (18 лет), выступавший вместо своего учителя Кола Феррера, своим искусством заставил стоя рукоплескать взыскательную публику, собравшуюся вчера вечером в коктейль-зале отеля «Карлайл». Марк, студент музыкальной академии, так исполнил песни Гершвина и Портера, что многие из присутствовавших дам слушали затаив дыхание. Представители компаний, ищущих молодые таланты, предлагают выгодные контракты, однако Марк настаивает, что будет стремиться поступить в класс лучшего итальянского классического пианиста Франко Джанни. Его мать, Марчелла, сидевшая рядом с умопомрачительной Соней, выглядела гордой за успех сына».
Когда полчаса спустя на кухне появился Марк, с заспанными глазами и небритый, Марчелла взглянула на него.
– Кто предупредил искателей молодых талантов? – спросила она, наливая ему апельсинового сока.
– Кол, надо думать… – Он скосил глаза на газету, которую Марчелла держала в руках. – Я не ложился до четырех утра! Боже, я подумал, что это мое первое распятие.
Он упал на стул, и Марчелла поставила перед ним тарелку с печеньем.
– Кол ужасно гордится мною, – сказал он, отламывая кусок печенья.
– Даже и не думай о контрактах и записях, Марк, – сказала Марчелла. – Ты еще не готов стать полусырой поп-звездой.
– Слишком поздно, – признался он, потягивая кофе, – вчера вечером я согласился выпустить альбом.
– Марк! – воскликнула Марчелла. – Не спросив меня?
Он пожал плечами:
– Ничего страшного. Кол записывается у этих ребят. Они классные специалисты. Просто они хотят записать несколько бродвейских мелодий. Мне даже незачем будет ходить в студию; записи будут делаться во время моих концертов в течение следующих двух недель.
– Черт возьми, – вздохнула Марчелла. – Мне хочется, чтобы ты передумал, Марк.
– Послушай, возможно, никто никогда не увидит и не услышит этого, – пророческим тоном заявил он. – Это своего рода ритуальная запись для музыкального архива в Виллидже, будет себе лежать и пылиться на полке в пластиковой упаковке. И почему это так чертовски важно, чтобы я придерживался классики? Ты что, хранительница огня или еще чего-то?
Марчелла придвинула стул к столу и села напротив него.
– Мне всегда казалось, что гораздо приятнее быть великолепным классическим пианистом, Марк, – объяснила она. – Очень многие могут играть популярную музыку. Сколько музыкантов в состоянии воздать должное Шопену, как это способен сделать ты? Ты хочешь, чтобы я гордилась тобой, так ведь?
Марк кивнул.
– К тому же твой дед был так горд, что музыка унаследована в нашей крови, – продолжала она. – Он платил за твои первые уроки, ты же знаешь. Возможно, с моей стороны это глупо, но мне кажется, что он был бы счастлив узнать, что ты играешь по-настоящему хорошо.
Марк встал и, подойдя к ней сзади, положил руку на плечи. Наклонившись, он прошептал:
– Что будет, если я соглашусь?
Она повернулась, чтобы посмотреть на него.
– Ты всегда будешь светом моей жизни, дорогой. Ты же знаешь.
Он поцеловал ее в голову и сел на место. Марчелла смотрела, как он макает печенье в кофе.
Затем, глубоко вздохнув, она заставила себя произнести слова, которые боялась вымолвить.
– Марк, на Майорке я познакомилась с замечательным человеком, – начала она. – Я хотела рассказать тебе о нем сразу же после твоего выступления…
Он оторвал взгляд от печенья.
– Да? – спросил он. – Я заметил, что, вернувшись, ты стала немного другой. Я думал, что это моя музыка…
Она выдержала его взгляд.
– Его имя Сантьяго Рока, – сказала Марчелла. – Все зовут его Санти. Он торгует картинами в Барселоне, однако работает также на Майорке, где у него два дома. Через две с половиной недели он приедет в Нью-Йорк. Мне кажется, он тебе понравится, Марк.
Марк улыбнулся.
– Звучит замечательно! – сказал он, перегибаясь через стол и беря ее за руку. Когда он был расстроен, под глазом у него всегда начинал пульсировать маленький нерв. Марчелла увидела, что и сейчас, когда Марк рассеянно смотрел по сторонам, нерв под глазом легонько подергивался. Она ждала, когда он посмотрит на нее.
– Это должно было случиться однажды, Марк, – сказала она. – Он очень важен для меня…
– Я думал, что ты только лишь познакомилась с ним, – перебил он.
– Верно, – согласилась Марчелла. – Но я знаю, Марк. У нас с тобой есть это особое чувство, не так ли? Мы мгновенно можем оценить человека. С Санти я почувствовала, как только его встретила, что он как раз тот самый человек. Он тоже почувствовал это. Первое, что он мне сказал, это то, что мы будем вместе до конца наших дней!
Марк криво усмехнулся.
– Ничего себе начало! – сказал он надтреснутым голосом и поднялся из-за стола. – Пойду позвоню Колу, до того как до него дойдет слух и он низложит мой успех.
Прежде чем выйти из комнаты, он склонился к ней и прошептал на ухо:
– Ты начинаешь верить своим собственным романам, мам.
Уязвленная, Марчелла вскинула брови.
– Да, верю! – крикнула она вдогонку. Теперь она знала наверняка, что начнет писать новый роман «Вечность начинается сегодня» – рассказ о двух женщинах, отправившихся на Майорку, одна из которых встречает человека, очень похожего на Санти.
Санти звонил ей каждый вечер, прежде чем она ложилась спать. В Барселоне в это время было восемь утра. Он мог себе позволить лишь трехминутный разговор, поэтому говорил только о том, как сильно ее любит. Его голос был замечательным подтверждением того, что он действительно существовал. Теперь, когда она вернулась в Нью-Йорк, так легко могло показаться, что все случившееся было мечтой. Тем не менее Нью-Йорк стал для нее совершенно другим. Каждый вечер Марка не было дома; он выступал в «Карлайле», а у нее не было более потребности отправиться в клуб. Подобно выздоровевшему алкоголику, она со страхом возвращалась к нормальному образу жизни. Марчелла, предававшаяся подобным усладам, казалась ей совершенно другой женщиной. Новая Марчелла нравилась ей гораздо больше: мягкая, романтичная, ожидающая в своем городе самой большой в ее жизни любви.
Марчелла посетила еще два выступления Марка в «Карлайле», съездила проведать мать, и внезапно оказалось, что Санти приезжает на следующий день. Она забронировала для него небольшой номер в расположенном поблизости отеле, проверила комнату и в день приезда украсила ее букетами цветов. Перед отъездом в аэропорт она посмотрела на свою целомудренную кровать. Необходимое ей уединение и боязнь расстроить Марка означало, что они будут заниматься любовью в анонимной комнате отеля, а не в ее собственном доме. «Может быть, как-нибудь, пока Марк будет на занятиях, удастся привести сюда Санти, – подумала она. – Просто для того, чтобы она знала, что Санти спал в ее кровати, что делил ее вместе с ней». Прежде чем Дональд повез ее в аэропорт Кеннеди, она, поддавшись импульсу, вынула красную розу из вазы, стоявшей в гостиной.
Когда Санти, широко улыбаясь, миновал таможню, они страстно обнялись. Его солнечный майорканский запах напомнил ей об идиллической неделе, проведенной на острове, и слезы невольно выступили через плотно закрытые веки. Марчелла чувствовала, как внутри ее зарождаются рыдания и изо всех сил старалась подавить их, не дать им выплеснуться наружу. Освобождаясь от объятий, она посмотрела на Санти. Ей было интересно, как он будет выглядеть здесь, лишенный привычного окружения, среди больших лощеных американцев. Теперь она увидела, что он выделялся среди них. В его облике было нечто экзотичное, определенно майорканское, более привлекательное, чем прежде. Но прекраснее всего были его глаза, переполненные любовью к ней.
– О, добро пожаловать в Нью-Йорк, дорогой! Добро пожаловать!
Марчелла протянула ему розу и взяла за руку. У него с собой был небольшой чемоданчик и картонная коробка с пирожными, привезенными из Пальмы специально для нее. Когда они подошли к машине, он оказался немного потрясенным.
– Ты наняла ее, чтобы встретить меня?
Марчелла рассмеялась, когда Дональд вышел из машины, чтобы взять у него чемодан и уложить в багажник, предварительно распахнув перед ними дверцу.
– Это мой автомобиль, Санти, – призналась Марчелла, испытывая неловкость, когда они забирались внутрь. – Однако это моя единственная экстравагантность!
– Понимаю… – проговорил он, следуя за ней на заднее сиденье. – Когда ты сказала мне, что ты писательница, это не произвело такого сильного впечатления! В Испании большинство писателей бедны. Полагаю, твои книги раскупаются большими тиражами?
– Миллионными! – сказала Марчелла, целуя его. – Мне повезло, Санти?
Она крепко держала его за руки. Он склонился к ней и покрывал лицо нежными поцелуями.
– Теперь я вновь ожил, – сказал Санти. – После твоего отъезда я был, как зомби. Все потеряло для меня вкус, ничто не вызывало улыбки, я думал только об этом моменте!
– Со мной творилось то же самое! – призналась Марчелла.
– Никогда прежде женщина не дарила мне розу, – сказал он, осторожно укладывая цветок на полку за сиденьем.
Присутствие Санти делало Нью-Йорк совершенно иным. Розово-красное солнце клонилось к горизонту, и его блики, отражаясь в окнах, пылали огнем. Для Марчеллы этот город никогда не выглядел столь поэтично.
– Посмотри!
Марчелла указала на очертания Манхэттена, вырисовывавшиеся на фоне неба.
Санти не отрываясь смотрел на город.
– Совсем как в кино, – сказал он. – Неужели этот город действительно такой безрассудный и опасный?
– Только не для нас, дорогой, – прошептала она. – Для нас он станет городом медового месяца, уютным и полным любви.
С удивлением Санти смотрел из машины, расспрашивал о местах, мимо которых они проезжали, крепко держа ее за руку, когда по мосту они въезжали в Манхэттен.
В отеле, как пара робких молодоженов, они проследовали в номер Санти за служителем гостиницы, несшим его чемодан. Как только служитель оставил их одних, Санти увлек Марчеллу на кровать и крепко обнял.
– Я люблю тебя, – произнес он. – Я люблю тебя. Марчелла полностью предалась роскоши его объятий и позволила ему раздеть себя, целовать каждую часть своего тела, по мере того как оно освобождалось от одежды. Он тоже разделся. Тело его было бронзовым от загара, с развитой мускулатурой. Рядом с ним она ощущала себя нелепой фигурой в стиле Рубенса.
И вновь они растворились один в другом. Он был лучше, чем сохранила ее память: гладкий, шелковистый и обнимал ее так крепко, что они стали одним целым. Он торопился, и Марчелла знала, что с момента их расставания у него не было никаких интимных связей. У нее тоже. Вновь она смаковала его действия, его губы, руки, и даже в этот кульминационный момент, когда она полагала, что волна наслаждения поглотит ее, внимание вдруг ослабло и она расслышала стоны Санти, чье тело разряжалось от желания и любви, которые он берег для встречи с нею. Он был слишком возбужден, чтобы заметить ее разочарование, и вскоре посапывал в ее объятиях. Марчелла присела в ногах кровати, глядя, как он спит, и накрыла его одеялом.
Позднее она распаковала его чемодан, развесила по шкафам брюки и рубашки, поставила в ванную комнату принадлежности для бритья, испытывая любовь к каждой вещи, потому что они принадлежали ему. Санти проснулся через полчаса, отдохнувший, Марчелла заказала кофе в номер. Затем взяла его за руку. Так они покинули отель и пошли пешком по Пятой авеню, мимо Центра Рокфеллера. Санти, как турист, крутил головой из стороны в сторону, говорил, что ему нравится Нью-Йорк, с изумлением смотрел на хорошо одетых людей и спрашивал, где же все грабители.
– О, дорогой! – рассмеялась Марчелла. – Ты такой европейский! Ты полюбишь Нью-Йорк, и мне будет приятно знакомить тебя с ним.
В одиннадцать тридцать он напомнил ей, что для него в это время было пять тридцать и что он к тому же мало спал накануне ночью. Марчелла проводила его в отель, видела, как он надел пижаму кремового цвета и скользнул в постель. Затем она нежно его поцеловала, и он мгновенно уснул. Она неторопливо возвращалась домой, улыбаясь по пути всем знакомым швейцарам. Как приятно сознавать, что в нескольких сотнях ярдов спал мужчина, которого она ждала всю свою жизнь, знать, что утром вновь встретится с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88