Отлично, сейчас ей хотелось поехать домой.
Машина появилась на условленном месте. Дональд всегда высаживал ее и забирал за несколько кварталов от клуба, чтобы ее посещения и выходы из клуба были как можно менее подозрительными. Хотя клуб «Партнеры» располагал гимнастическим залом, рестораном и рядом других мест для встреч, она была уверена, что все непременно догадаются, что она посещала именно кинотеатр. Устало она забралась на заднее сиденье, Дональд набросил кашемировое покрывало ей на колени. Она не могла встретиться с ним взглядом, словно он мог учуять исходивший от нее запах секса. Он отвез ее домой, она пожелала ему спокойной ночи, сказав, что завтра ей потребуется машина к десяти утра. Один из привратников поднялся с ней в лифте, пожелав хорошей ночи. Наконец Марчелла очутилась дома, в излюбленном коконе-квартире. Прежде всего теплая ванная, затем она прослушала записи на автоответчике, глядя через окно своего рабочего кабинета на Центральный парк, зеленевший внизу полуночной зеленью. Все сообщения носили деловой характер; каким-то образом она создала себе жизнь, вращавшуюся вокруг ее книг.
Прежде чем забраться в чистую белоснежную постель, она опустилась на колени на ковер, прижав лоб к ладоням, положив локти на край кровати. «Прости меня», – молила она. Она не знала, кого именно просила сделать это.
Молодой человек, спавший в ее кровати, лежал так тихо, так спокойно, что кто-нибудь другой мог подумать, что он мертв. Но она отлично знала, как он спит, знала, что он мог внезапно мощно заворочаться, перевернуться на другой бок, проворчать что-то невнятное, прежде чем снова провалиться в этот глубокий, глубочайший сон, которому она так завидовала. Скользнув в кровать подле своего сына, не прикасаясь к нему, глядя на его правильный профиль и слегка улыбающиеся во сне губы, Марчелла лежала на спине с открытыми глазами. Если это было непристойным, а она знала, что это было непристойным, то почему она чувствовала себя так великолепно? Если тебе хорошо – делай это! Не так ли привыкли говорить? К чему эти страхи, будто странное, восхитительное пристрастие лишает ее чего-то иного – чего-то по-настоящему ценного? «Боже милостивый, – вновь прошептала она, – Боже, в которого я не верю. Прости меня. Я ужасаюсь самой себе». Вскоре она уснула.
«Э-э-эх!» Эми положила большой кусок козьего сыра на изрядный кусок французского батона. Они завтракали в «Ультимо», новом итальянском заведении, открывшемся в верхней части Бродвея, в один из первых жарких летних дней.
– Помнишь тот кинотеатр, что я показывала тебе в клубе «Партнеры»? – спросила Эми Марчелла. – Одна моя знакомая совсем помешалась. То есть я хочу сказать, она ежедневно ходит туда вот уже несколько недель! Я понимаю, неплохо несколько раз, но…
Она подняла брови.
– Как можно привязаться к подобному месту? – спросила Марчелла, стараясь, чтобы голос звучал безразлично. И сделала небольшой глоток крепкого черного кофе.
– Может быть, это напоминает девочкам об их первом тайном свидании? – предположила Эми, набивая рот. – Знаешь, женщины моего поколения, кто вырос до так называемой сексуальной революции, мы много проказничали в темноте. Говорят, первые шаги оставляют неизгладимые впечатления. Я всегда предпочитала последние ряды! Возможно, поэтому у меня особое отношение к такси и лимузинам? – прыснула она.
Мозг Марчеллы напряженно работал. Неужели и она пристрастилась? Сладкое сексуальное уединение ее встреч уже стало важной частью ее жизни. Неужели темнота и новые партнеры заслонили, почти стерли воспоминания о том, как ее гладил отец, как прикасался к ней Гарри, темноту исповедальной кабинки и отца Кармелло, выслушивавшего и благословенно отпускавшего ее прегрешения?
– Когда-нибудь я напишу об этом месте, – произнесла Эми, принимаясь очищать большой апельсин. – Если бы кто смог поверить…
– Да… – Марчелла кивнула. – Немного трудно поверить.
Эми пристально посмотрела на нее.
– А как ты удовлетворяешь свою сексуальную потребность? – внезапно спросила она. – Ты ее удовлетворяешь, это я могу сказать наверняка. Когда женщина лишена такой возможности, у нее на лице появляется такое изголодавшееся выражение – своеобразная недостаточность. У тебя нет такого изголодавшегося взгляда, Марчелла…
Марчелла закурила сигарету, избегая удовлетворять любознательность Эми.
– Громко читаю Пятую поправку к Конституции, – рассмеялась она, сильно затягиваясь и выпуская дым.
– Скрываешь от меня, да? – Эми пыталась шутить. Марчелла видела, что она немного обеспокоена.
«Слишком плохо, – подумала она. – Эми мой агент и подруга, а не отец-исповедник».
Марчелла опять была там вчера, в самом начале вечера. Затем она неторопливо брела по Девятой авеню, высматривая Дональда и машину на Пятьдесят седьмой улице, а ноги ее вибрировали от наслаждения. Дома, после душа, она вытянулась на кровати, а Марк постучал в дверь ее комнаты.
– Хочешь послушать музыку? – спросил он.
– Да, с удовольствием, дорогой, – ответила она. Он прошел в гостиную, оставив дверь открытой, и вскоре зазвучали прекрасные и чистые аккорды Дебюсси. Она закрыла глаза и благословила свою жизнь. Нашла ли она ответ? Дебюсси парил в воздухе, и в тот момент она ощущала себя, как никогда, счастливой.
– Как насчет завтра?
Голос Эми вторгся в ее мысли.
– У тебя все имеется для парадного выхода и тому подобное?
– На завтра? Да!
Марчелла затушила свою сигарету.
– В полдень состоится надписание книг в «Даблдэе».
– Полагаю, кремовый костюм подойдет.
– Абсолютно! – одобрила Эми. – И возьми свой «роллс», хоть расстояние всего несколько кварталов. Читатели книг в мягких обложках ждут немного торжественности за свои четыре бакса!
«Только обладатели книг Марчеллы Балдуччи-Уинтон, изданных издательством «Вольюмз», будут пропущены в зал, где состоится надписывание», – гласил исполненный от руки плакат, вывешенный на следующий день в «Даблдэе» и объявлявший о личном присутствии автора романа «Во имя любви», разошедшегося миллионными тиражами и принесшего миллионные доходы.
Скотт был на месте, готовый провести ее сквозь плотную толпу женщин к столу, заваленному сотнями экземпляров ее книги и украшенному гигантской композицией из цветов. Рядом с цветами стоял графин с водой, словно Марчелле предстояло еще и говорить.
Колеблющаяся линия женщин, терпеливо прижимавших к груди экземпляры ее книг, перемещалась вперед и назад, огражденная бархатным шнуром. Когда Марчелла появилась в магазине, толпа подалась вперед. Впервые прилюдно вкушала она плоды своей славы, и ощущение было удивительно пугающим, словно все эти люди хотели от нее большего, чем она раскрыла им на страницах своей книги. Она села за стол, и толпа подалась вперед, протягивая книги.
– Настоящий ажиотаж! – счастливо улыбаясь, воскликнул Скотт. – Через две недели мы станем первыми в списке популярности!
Марчелла начала подписывать книги. Их подсовывали ей со всех сторон, ароматы всевозможных духов ударяли в нос, ей застенчиво называли имена, которые предстояло написать на обложках.
– Для Джуди, пожалуйста.
– Для Джоан.
– Не могли бы вы написать: «Моему лучшему другу Рене»?
Было множество таких, которые стеснялись вообще что-либо просить, и она благодарно писала на их книгах одно лишь свое имя. В магазине было на редкость тихо, только позванивал кассовый аппарат, сигнализируя о продаже новых экземпляров книги. Мимо нее прошли сотни женщин.
– О, миссис Уинтон, мне так нравится ваша книга! – проговорила женщина лет пятидесяти. – Этот экземпляр для моей мамы!
– Удачи тебе, моя дорогая, – подмигнула ей пожилая леди.
– Мануэлла – это я! – прошептала девушка. Марчелла старалась сохранять спокойствие. «Это же мои читатели», – подумала она. Всем она говорила несколько слов.
– Как обстоят дела с новой книгой? – поинтересовался Скотт в момент короткой передышки. Она взглянула на него.
– Я почти завершила первый черновой вариант.
– Хорошо, великолепно, – сказал он. – Нам хотелось бы, чтобы ты работала по расписанию. Выпускала по книге каждые восемнадцать месяцев.
Подошла другая сотня читателей, на этот раз среди них оказалось несколько мужчин. Она надписывала имена, которых никогда прежде не слышала. Африканские, китайские, вымышленные имена. Посвящая мужьям, дочерям, сестрам и лучшим друзьям. Она пыталась улучить момент, чтобы переварить каждый комплимент, изучить каждое лицо, запомнить, что они говорили относительно отождествления себя с ее героиней. Все эти замечания и комментарии будут ее спутниками и дадут ей храбрости завершить следующую книгу.
Через час работы Скотт объявил:
– У нас небольшой перерыв!
Он налил ей немного воды, а она потрясла правой рукой, стряхивая охватившую ломоту и благодарно глядя на Скотта.
– Спасибо, что ты оказался здесь! – сказала она ему.
В ответ он улыбнулся:
– Таковы мои обязанности, мадам.
Управляющий предложил, чтобы она подписала лишние сто экземпляров книги «в интересах магазина», и она пообещала.
Когда она продолжила подписывать книги, то увидела, как очередь колеблется от входной двери в магазин и тянется дальше по улице. Ей захотелось оказаться дома, подальше от этих любопытных взглядов, которые, казалось, поедали ее.
– Для Анны, пожалуйста.
– Вы можете написать: «Моей дорогой Патрисии»?
– Для Сьюзан Вестон, моей горячей почитательницы.
– Для Сони, пожалуйста!
Это имя вызвало у Марчеллы спазмы.
– О! – Она подняла глаза. – У меня дочь по имени…
Марчелла замолкла. Она глядела в глубь пары фиалковых глаз, умолявших признать их. Перед ней стояла высокая молодая женщина, держа раскрытую книгу.
– Соня?! – воскликнула Марчелла.
Внезапно она вскочила на ноги, опрокинув на пол графин. Послышался возглас стоявшей рядом читательницы, облитой водой.
Девушка, выше ростом, чем она сама, казавшаяся несколько изменившейся, уже не была ее маленьким ребенком, а развитой, потрясающей молодой женщиной. На лице Сони застыло необычное выражение: откровенной бравады и одновременно страстного желания, чтобы Марчелла привлекла ее к себе. Словно отвечая ее сокровенным желаниям, Марчелла заключила Соню в объятия.
– О, Соня! Как мы искали тебя!
Марчелла забыла, что вокруг них стояла и наблюдала толпа; на мгновение сказка стала реальностью – прекрасная молодая дочь соединилась со своей любящей матерью.
Скотт проговорил с восхищением:
– Это вот и есть Соня?
Наблюдавшие за сценой женщины зааплодировали, не зная, чему, собственно, они аплодировали.
– Послушайте все! – вдруг громко объявила Марчелла, на глазах которой навернулись слезы, обнимая одной рукой Соню.
– Это моя дочь, Соня, которую я не видела два года! Она вернулась!
Раздались возгласы и новые аплодисменты, словно она написала для них еще одну драматическую сцену в своей книге. Однако то была не книга, то была явь, то была ее настоящая жизнь! Марчелла вновь прижала к себе Соню, стараясь чувствовать то, что, как она знала, ей следовало чувствовать – возвращение дочери. Однако ничто: ни запах, ни ощущение этого молодого тела женщины, находившейся в ее руках, ни ее лицо, ни его выражение – не было ей знакомым. Эта прекрасная молодая женщина, называвшая ее «мамой», была совершенно чужой.
Соня стояла немного напряженно в объятиях матери, затем внезапно освободилась от них.
– Все это очень трогательно, мама, дорогая, – сказала она, – но давай не будем чересчур сентиментальными. Заканчивай подписывать книги. Я подожду.
Она отошла в сторону к полке с книгами по искусству. Марчелла наблюдала, как она небрежно листала тома, стараясь успокоить странную боль, возникшую у нее внутри.
– Скотт! – прошептала она, беря в руки очередную книгу. – Если ты рассчитываешь, что я продержусь здесь еще час, лучше пошли кого-нибудь за тройным виски!
– Марк, вот твоя сестра! – объявила в тот день Марчелла.
Марк уронил книгу, которую держал в руках, вскочил на ноги, глядя на сестру с изумлением.
– Соня! – воскликнул он, бросаясь к ней с объятиями, а она подставила ему свою щеку для поцелуя. Затем он пристально стал всматриваться в нее, потрясенный.
– Я бы никогда не узнал тебя! Никогда! Ты изменила свой нос, так ведь?
– Я чувствовала, что что-то не так! – проговорила Марчелла, прикасаясь к лицу Сони.
Соня рассмеялась и отбежала в другой конец комнаты.
– Я сломала его, свалившись со своей лошади! – объявила она. – Хирургу пришлось его восстанавливать по кусочкам. Тогда я сказала: «Раз все равно предстоит работа, то сделайте мне такой же нос, как у Кимберли Эванс! Вы же знаете ее, не так ли? Она работает моделью у Эсти Лаудер».
Марчелла и Марк ничего не ответили, наблюдая, как Соня, оглядев комнаты, вышла на небольшой балкончик и посмотрела вниз на улицу.
– Хорошо! – Соня повернулась к ним лицом. – Я вернулась!
Она произнесла это почти как вызов.
– Итак, теперь мы живем здесь!
Марчелла пристально смотрела на Соню, стараясь не искать определений ощущениям, боровшимся внутри нее. Совсем не так представляла она себе их встречу.
– А теперь скажи мне, откуда у тебя такое тело? – спросила она Соню. – В нашей семье ни у кого не было такого тела!
Соня гордо оглядела себя. На ней был плотно облегающий фигуру черный свитер и прямые черные брюки. Марчелла отметила, что все дополнения – серьги, туфли – были высочайшего класса и очень модными.
– Чтобы сделать такое тело, нужно много часов потеть, – ответила Соня. – Танцевальные классы, упражнения и езда верхом! Вот мой секрет. У меня была собственная лошадь. О Господи, как мне ее не хватает!
Она оттянула свитер книзу, плотно прижимая его к торсу, глядя на Марчеллу и Марка так, словно флиртовала с ними. Затем она подскочила в воздухе и растянулась на полу.
– Тебе тут будет чем заняться, дорогая! – сказала Марчелла, поднимая ее на ноги. – Пойди поздоровайся с бабушкой. Посмотрим, узнает ли она тебя…
– О Боже, она тоже живет здесь? – простонала Соня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88