Марчелла видела противоречивые чувства, отражавшиеся в глазах Сони, когда та вертела конверт в руках.
– Дорогая, – Марчелла прикоснулась к ее плечу, – не принимай все так близко к сердцу!
Соня пожала плечами и отправилась в школу. Вечером того же дня за обедом Марчелла спросила ее:
– Как насчет отца?
– Господи! – воскликнула Соня, бросив вилку. – Как ты произносишь его имя! Словно он для общества враг номер один! Зачем ты вышла за него замуж, если ненавидела его?
Марчелла отпила глоток вина, заставляя себя не смотреть на Соню. Она знала, что обмен взглядами лишь разозлит дочь.
– Соня, – сказала она осторожно, – знаю, ты считаешь себя очень взрослой, но не забывай, я все еще твоя мать и я не хочу, чтобы ты когда-либо разговаривала со мной подобным образом! Я не ненавижу твоего отца, и запомни, это он обманул меня! Забрал тебя от меня! Сейчас он находится под арестом, ему предъявлены серьезные обвинения, и он может получить до пятнадцати лет тюрьмы. Его могут выпустить под залог в полмиллиона долларов, которые он не в состоянии собрать. Это все, что я знаю, может быть, тебе известно больше?
Соня разглядывала последние капли кока-колы, которые перекатывала в своем стакане, затем подняла на мать свои фиалковые глаза.
– Не могла бы ты внести залог? – спросила она.
Марчелла выдержала ее взгляд.
– Нет, – просто ответила она.
Соня крутила в руках пустую пачку сигарет.
– А ранчо, конюшни, моя лошадь?
– Об этом мне ничего не известно, но полагаю, что все конфисковано государством для покрытия судебных издержек, – ответила ей Марчелла.
– Тебе повезло, что ты тоже не оказалась в тюрьме, – сказал ей Марк. – Как соучастница.
– Закрой пасть! – закричала на него Соня. – Я не боюсь попасть в тюрьму!
– Соня! – воскликнула Марчелла. – Где ты набралась таких выражений?
Соня встала из-за стола:
– Из твоих книг, наверное.
Она взглянула на Марка и усмехнулась:
– Могу я воспользоваться машиной и услугами Дональда, чтобы проведать отца в воскресенье?
– Жаль, но Дональд не работает по воскресеньям. Можешь взять такси, – предложила Марчелла.
Соня покачала головой:
– Было бы весело приехать в тюрьму на «роллсе». Как в романе «Завтрак у Тиффани».
– Если ты напишешь письмо отцу, можешь сообщить ему номер телефона, и он позвонит тебе, – предложила Марчелла.
– Спасибо, – бросила через плечо Соня, выходя из комнаты, – это поистине великодушный жест с твоей стороны, мама, дорогая.
Марчелла поискала глазами новую пачку сигарет, а Марк присел с ней рядом.
– Это у нее возрастное, – попытался он успокоить мать. – Гормоны ударяют в голову, и на ком-то нужно сорваться. Причем безразлично на ком.
Марчелла улыбнулась, глядя на него, и покачала головой:
– Нет… У нее особый дар извращать в худшую сторону смысл всего, что я говорю.
Соня закрылась в спальне и уселась на кровать, вытряхнув деньги, которые она прятала в новой косметичке. Боже, как быстро они таяли! Немного платьев, естественно самых лучших, десяток посещений самых дорогих ресторанов. Несколько недель, проведенных в самых роскошных отелях, две операции, и в результате вся оставшаяся сумма составляла немногим больше ста тысяч долларов. Этого мало для залога за бедного отца. Во всяком случае, у нее были другие планы, как заставить эти деньги работать на нее. Самый лучший макияж, самые лучшие прически, лучший набор фотографий, другими словами, самый лучший антураж, чем у любой другой модели во всей стране! Она написала письмо отцу, указав номер телефона и сообщив, что сильно скучает по нему.
Гарри позвонил три недели спустя, когда Соня оказалась дома в перерыве между школой и занятиями танцами, взбалтывая молочный коктейль и собираясь переодеться в трико.
– Принцесса!
Голос был хриплым, уже чужим голосом.
– Что с тобой случилось? Я звонил домой всю ту субботу и не мог найти тебя. Лаура сказала, что ты убежала из дома. Рэд отыскали в Ла Джолле. Я сильно переживал за тебя.
– О, папочка! – Мгновенно она опять превратилась в его маленькую девочку. – Я так перепугалась. Лаура кричала на меня, и я вернулась сюда, потому что не знала, куда еще идти!
– Ну, не тревожься, принцесса, – сказал он. – Я скоро выберусь отсюда, обещаю. Я хочу спросить тебя одну важную вещь – ты забрала подушку? Ту подушку с деньгами?
– О Господи!
Эту часть роли она сыграла великолепно; она была готова к этому вопросу.
– Господи, я забыла о ней!
– Послушай, Лаура говорит, что она пропала, а она не станет мне лгать. Ты тоже не станешь лгать мне, принцесса, так ведь? – спросил он. – Понимаешь, эти деньги помогли бы мне выбраться на свободу. Их хватило бы на залог и…
Он устало вздохнул, словно его покинула последняя надежда.
– Я так часто говорил тебе про те деньги, как ты могла забыть про них? – спросил он.
– Может быть, если бы ты не ударил меня по лицу на глазах у всех, я бы и запомнила, – прошептала она.
– Прости, что поднял на тебя руку, принцесса. – Голос Гарри звучал низко. – Сотни раз я думал об этом, когда они упекли меня сюда.
Соня взглянула на часы, висевшие над радиоприемником.
– Ради этого ты позволил мне, папа? – спросила она. – Узнать насчет денег?
– Конечно же нет, – ответил он. – Ты все еще моя принцесса, не так ли? Я хочу услышать, чем ты занималась и как твои дела. Где ты была, когда меня забрали? Мы искали тебя повсюду…
– Ашид увез меня покататься. Думаю, ему хотелось развеселить меня после того утра…
– Понятно, ну что же… – вздохнул Гарри.
– Почему ты это сделал, папа? – спросила она. – Почему ты украл эти деньги?
– Я не крал их, Соня, – твердо ответил он. – Это законный путь зарабатывания денег, который никому не причиняет вреда. Богатые, важные люди занимаются этим все время, только они не попадаются. Я лишь воспользовался своими специальными знаниями…
– Внутренней информацией? – спросила она.
– В общем, да, так это квалифицировали. Но это никому не причинило вреда. Я не вор, не убийца или… – он издал презрительный звук, – как эти животные, с которыми я здесь заперт.
Соня мрачно улыбнулась:
– Понятно, извини, папа. Мне нужно бежать на танцевальный урок.
– Подожди минуту, тебе не интересно узнать, где я? – удивился он. – Разве ты не собираешься приехать проведать меня? Черт подери, Соня, неужели тебе безразлично, что случилось со мной?
Она молча сглотнула слюну.
– А тебя волнует, что произошло со мной в ту субботу? – прошептала она. – Я добралась домой, а ты ушел как раз тогда, когда я действительно нуждалась в тебе. Тебя не интересует, что чертов египтянин сделал со мной?
– Что? В чем дело, Соня? – воскликнул Гарри. – Если этот парень прикоснулся к тебе пальцем, я…
– Он прикоснулся ко мне более чем пальцем… – Она расплакалась. – Он распял меня в своей машине, как общипанного цыпленка, и оттрахал! Да так, что несколько дней спустя у меня шла кровь!
– Не употребляй таких слов, Соня! – воскликнул Гарри. – Ты обратилась в полицию?
– Ты смеешься? – Она смахнула слезы. – Думаешь, они были бы на моей стороне?
– Соня, я…
– Мне уже нужно идти, папа, – прервала его она. – Я постараюсь приехать к тебе.
Прежде чем собрать свои вещи и уйти, она, положив трубку, несколько мгновений сидела неподвижно.
Соня спешила в танцевальный класс, зажав наполовину съеденный пончик в одной руке, лавируя между прохожими, увертываясь от автомашин, местами с шага переходя на легкий бег. Был октябрь, но город все еще дышал летней жарой. Она двигалась быстро, но осторожно, поскольку силиконовая прокладка, вставленная в нос и делавшая ее ноздри столь фотогеничными, была чрезвычайно хрупкой. Один неосторожный удар мог разнести ее вдребезги, а восстановление, как предупредил ее врач, было бы дорогостоящим и весьма болезненным делом. Она держала голову книзу. Нос получился не совсем удачным. Возможно, хирург не обошел своего творения со всех сторон, как надлежало бы сделать скульптору, разглядывая его под различными ракурсами. Выровненный, деликатный кончик носа казался естественным при взгляде спереди, но сбоку он выглядел несколько бесцветно, как большинство протезов. Мужчины продолжали заглядываться на нее. Все ее верховые занятия, гимнастические упражнения и танцы придали ее телу грациозность молодого жеребенка. Ее движения излучали грацию и энергию. Облегающее трико, округлые ягодицы, крепкие, немного мускулистые икры и выступающие вперед невероятные груди – все было насмехающимся призывом. Призывом, в котором отказывало надменное выражение ее лица. Ее деловая, движущаяся фигура бросала вызов мужской страсти, удерживая в то же время на недосягаемом расстоянии. В холодные дни она запахивала пальто вокруг тонкой талии, чтобы подчеркнуть свои длинные ноги, втиснутые в темные колготки, выглядевшие на ней так, словно ноги были выкрашены мягкой темной краской.
– Дело принимает такой оборот, что единственные парни, рядом с которыми я чувствую себя в безопасности, – это гомосеки! – Как-то после школы, шутя, жаловалась она приятной на вид блондинке, сидевшей рядом с ней в агентстве, подыскивавшем кандидатуры для работы моделями. Девушка пристально взглянула на нее.
– Не волнуйся, дорогая, – ответила та. – Просто скажи, что тебя только что выпустили из тюряги. Кстати, сколько тебе лет? Одиннадцать?
Соня слегка улыбнулась:
– Какая разница – десять мне лет или двадцать, если я гожусь для работы?
Она посещала различных фотографов, рассказывая каждому из них разные истории. Большинству она доверительно сообщала, что пытается накопить денег и внести залог за арестованного отца. Такие рассказы представляли ее в выгодном свете, как заботливую, заслуживающую сострадания и невинную дочь преступника, отбрасывая загадочную ауру и на окружающий ее мир. Во всяком случае, они не прислушивались к тому, что она им говорила. Они устремляли взгляды на ее скулы, представляя, как этот нос, которому в реальной жизни, казалось, чего-то недоставало, будет смотреться на пленке. Всех интриговала ее молодость. Ее скверный язык, изобиловавший жаргонными словами, привлекал внимание. Они спешили сфотографировать ее. Скоро у нее набрался огромный альбом фотографий. На снимках она выглядела старше. Ей можно было дать лет двадцать, но с тем блеском юности, который уже поблек у настоящих двадцатилетних, много работающих моделей. Кожа у нее была той божественной свежести, о которой мечтают фирмы, производящие косметику, фотографы буквально сходили с ума от налитых грудей, придававших одежде новый сексуальный колорит, особенно заметный после нескольких лет моды на плоскогрудых красавиц. Никто не видел ее лица без макияжа, и никто не имел представления об истинном возрасте Сони.
– С конца пятидесятых годов никто не выглядел, как ты, – восторженно сказал ей один из фотографов. Ее глаза, черные волосы, пышный бюст напоминали об Элизабет Тейлор.
Вскоре каждое агентство в городе стало проявлять заинтересованность в представлении интересов Сони, но только «Идолс», небольшая фирма, представлявшая интересы самых знаменитых моделей и актрис, согласилась на выдвигаемые Соней условия – работать только по выходным дням.
– Может, иногда днем в будни, когда будет действительная необходимость, – согласилась Соня, – мне нужно оставить кое-какое время для учебы в школе!
– Я не стала бы возиться с посредственностью, дорогая, – заявила ей Кармен Францен, глава фирмы «Идолс», высокая, хорошо владеющая собой немка, в прошлом известная модель, держа в руке лицо Сони и поворачивая его к свету под различными углами. – С такими скулами и глазами я так преподнесу тебя! Я направлюсь прямо в редакции «Вог», «Эль», «База-ар» – самые лучшие, самые сливки. Через год или два Лаудер, Ланком и Каресс станут умолять меня из-за тебя! – Никому, даже Кармен, чье профессиональное покровительство пришлось ей по душе, Соня не собиралась открывать свой подлинный возраст, раз подобное откровение грозило определенными осложнениями. Ей пришлось подписать контракт, передающий фирме «Идоле» право представлять ее интересы в делах, заключив соглашение об оплате, удерживая в свою пользу двадцать процентов ее заработка. Понимая, что это несправедливо, она была довольна, что сумела убедить Кармен, будто ей восемнадцать лет.
Соня приступила к работе по выходным и иногда по вечерам после занятий в школе, пропуская уроки танцев или гимнастики. Иногда появлялись такие важные заявки, от которых не следовало отказываться, и тогда она пропускала занятия в школе. Прогулы стали настолько очевидными, что не замечать их дальше не было никакой возможности. На второй месяц ее вызвали к руководству школы.
– Может быть, есть какие-нибудь причины медицинского характера, о которых мне следует знать, дорогая? – спросила ее благородного вида, убеленная сединами дама, которую все называли Мадемуазель.
Соня хихикнула:
– Нет, насколько мне известно, Мадемуазель.
– Тогда, надеюсь, ты объяснишь мне, Соня, или мне придется звонить твоей матери?
Соня подалась вперед и искренне сказала:
– Я подрабатываю в качестве модели, Мадемуазель. Пытаюсь скопить денег, чтобы внести залог за моего отца. Он в тюрьме, ожидает суда. Уверена, он не совершал никакого преступления! Ничего, что причинило бы кому-нибудь вред. Я получила работу модели, чтобы скопить немного денег и дать ему возможность выйти на свободу. Пожалуйста, не говорите матери, Мадемуазель. Они с отцом разводятся, и она разозлится на меня.
– Я подумаю, – сказала Мадемуазель.
Позднее она пригласила к себе заместителя, мадам де ла Хай.
– Не уверена, нужна ли такая девушка в нашей школе, – проговорила она. – Соня может плохо влиять на других девушек.
Когда Марчелла вернулась домой после церемонии подписывания книг для читателей, проходившей в Бостоне, Майами, Денвере и Вашингтоне, ее ожидало послание от Мадемуазель с приглашением посетить школу, чтобы обсудить плохое посещение дочерью занятий в школе. Во время беседы Марчелла пообещала, что Соня исправится.
– Как ты думаешь, где она пропадает?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88