Вдыхая утренний горный воздух, в соседнем саду она заметила согнутую старую соседку, осматривавшую деревья, за которой следовало несколько любопытных кошек. Женщина оторвала взгляд от деревьев, приветливо помахала рукой Марчелле, блеснув беззубой улыбкой, и продолжила свой обход.
В восемь часов Марчелла приготовила кофе для Санти и принесла его ему. Несколько минут она смотрела на него, затем осторожно разбудила.
– Оставайся со мной навсегда, – сразу же сказал он. – Я тебя люблю.
– О, я могла бы, дорогой. – Она поставила поднос на край кровати и устроилась рядом. – Но вечность это очень большой срок.
– Возможно, – сказал он, целуя ее, – но для нас с тобой вечность начинается сегодня.
Он нежно поцеловал ее в лицо, в шею, а она вновь плотно закрыла глаза, потому что слезы опять грозили брызнуть из глаз. «Вечность начинается сегодня! Только человек, не владевший английским в совершенстве, мог придумать нечто такое прекрасное», – подумала Марчелла. Как только он произнес эти слова, она поняла, что они станут заглавием ее нового, самого романтичного романа. Последние сомнения, последние тревоги наконец-то оставили ее. «Итак, он действительно существует, – блаженствовала она, – он существует, этот мир, который я выдумала! Теперь, в этот самый момент, я сама живу в этом мире!» Марчелла прильнула к нему, и пока он снимал с нее халат, впервые за всю свою жизнь, она знала, что отдает всю себя целиком, а не только свое тело.
Санти был великолепным гидом. Они еще раз съездили в отель забрать кое-что из одежды. Марчелла заверила Эми, что находится в надежных руках, и затем следующие три дня она непрестанно знакомилась с островом.
Он показал ей похожую на игрушечную железную дорогу, которая прогрызла себе путь среди гор, протянувшись от Пальмы до порта Соллер, расположенного на другом конце острова. В Польенсе они взошли по захватывающей дух лестнице, состоящей из трехсот шестидесяти пяти ступеней – по одной на каждый день года, взбирались на утесы и смотрели в темно-синее море с мыса Форментор.
Находясь на людях, Санти редко прикасался к Марчелле, но когда они в одиночестве стояли на вершине обветренного утеса в безлюдном и прекрасном уголке этого острова, он обнял ее рукой. Всюду, куда они приезжали, воздух был насыщен ароматом апельсинов, а оливковые и миндальные рощи, казалось, взирали на них с одобрением. Она неоднократно говорила себе: «Я не привыкла к такому счастью. Я продолжаю думать, что вот-вот проснусь!»
Еще три ночи они провели в Дее. Марчелла подумывала о том, чтобы продлить поездку. У Санти были дела в Пальме, и она воспользовалась этим в качестве предлога, чтобы вернуться в отель и встретиться с Эми. Санти довез Марчеллу до отеля, договорившись встретить ее в половине третьего в Пальме, в том самом кафе, где они встретились в первый раз.
В отеле Марчеллу ожидало послание от Марка, просившего позвонить ему в Нью-Йорк. В ее душе шевельнулось угрызение совести: впервые со времени его рождения она не вспоминала о своем сыне. Она подумала, сильно ли он расстроится, узнав, что она останется еще на неделю. Марчелла подождала до двух часов, поскольку в это время в Нью-Йорке было восемь утра. Из-за звонка ей придется немного опоздать на ленч с Санти. Реальность жизни уже звала ее обратно.
Эми сидела на краю бассейна и от нечего делать флиртовала с шестидесятипятилетним бразильцем. Он плохо говорил по-английски, и у них были некоторые трудности в общении.
– Я думала, что мы договорились – никаких розовых очков, – сказала Марчелла, появляясь у нее за спиной.
– Марчелла! – вскочила на ноги Эми, заключая подругу в объятия. – Боже мой, я так без тебя скучала! Познакомься, Рамон Рамирес, а это моя близкая подруга Марчелла Уинтон. Как твои дела, замечательно? Умереть от счастья? – спросила Эми, широко раскрыв глаза от любопытства.
– Все было просто восхитительно, пока я не получила вот это!
Марчелла протянула Эми послание. Эми взглянула на записку.
– Может быть, он просто хочет спросить, где лежат его чистые носки? – сказала она.
Казалось, что время до двух часов тянулось целую вечность. Марчелла заполнила его тем, что описала Дею, как она втирала масло в плоды инжира, рассказала про маленькую сгорбленную старушенцию и сырую кровать. Эми слушала ее с присущим ей остекленевшим выражением глаз, словно Марчелла рассказывала ей о жизни на Луне.
– Он водил тебя в приличные рестораны? Ночные клубы? – спросила она.
Марчелла отрицательно покачала головой:
– Мы проводили время у него дома и ходили в небольшие ресторанчики, где подают майорканские блюда. Очень приятные и простые…
Эми пожала плечами.
– Да, он настоящая находка, – произнесла она наконец.
Она продолжала вопросительно глядеть на Марчеллу, немой вопрос застыл на ее лице. Марчелла старалась не рассмеяться. Она знала, что Эми не терпелось узнать про секс, но она никак не могла заставить себя прямо спросить об этом. Если она спросит, то Марчелла много не расскажет. Ей нравилось, когда Санти сжимал ее в своих объятиях, нравились его поцелуи, нравилось заниматься с ним любовью. Но после самого первого мгновения, когда все было восхитительным, в ней возникло некое подобие барьера – в ней самой, – лишая ее последнего наивысшего наслаждения, жестоко удерживая ее на некотором, но недосягаемом расстоянии, от полного удовлетворения. Она решила скрыться от вопросительного взгляда Эми и отправилась в номер взять кое-что из вещей. Она была слишком напугана тем, что происходило у нее внутри, чтобы высказать Эми свои опасения, что ее визиты в клуб «Партнеры» уничтожили в ней способность получать удовлетворение от секса, сопровождаемого любовью.
Марчелла стояла на балконе своего номера и смотрела вниз на бухту Пальмы, такую голубую и чистую в лучах полуденного солнца. Под лучами сияющего солнца ее опасения казались преувеличенными и странными.
В два часа телефонистка отеля соединила ее с Нью-Йорком.
– Мам? – сквозь треск раздался в телефонной трубке голос Марка. – Надеюсь, не помешал тебе отдыхать? Как ты там, весело?
– Здесь как в раю, Марк! – воскликнула она. – Мне хочется, чтобы ты тоже взглянул на эту красоту! Мы посещали монастырь, в котором Шопен сочинил несколько своих произведений. Там до сих пор стоит пианино, за которым он писал, и ощущается его присутствие!
– Здорово! Мне хотелось бы быть там с вами. Передай от меня привет Эми.
– Хорошо, обязательно передам. У тебя все в порядке, дорогой? – спросила она. – Почему ты позвонил? Поинтересоваться, как у меня дела?
– Нет, я хотел сообщить тебе новость, – сказал он. – Она тебе не понравится, но постарайся порадоваться за меня. Со следующей недели я буду замещать Кола в выступлениях в «Карлайле»! Кол организовал прослушивание, и мое исполнение понравилось! Это не надолго, всего на две недели, пока он отвезет свою мать в Палм-Спрингс. Мне не хотелось, чтобы ты считала, что я прокрутил это у тебя за спиной, потому что…
– Ну что ты, это замечательно, Марк.
Если она поймет его, возможно, он поймет ее в отношении Санти. Затем она невольно подумала, почему в ней жило ощущение необходимости оправдывать Санти.
– Я выступаю через три дня после твоего возвращения домой! – сказал Марк. – Соня пообещала пригласить на концерт своих знакомых из мира моды, и я подумал, что вы с Эми могли бы пригласить кого-нибудь из литераторов. Так, чтобы поаплодировали и крикнули «браво!» и «бис!».
– Разумеется! – воскликнула Марчелла, тем временем как сердце ее упало, от осознания невозможности продлить здесь свое пребывание.
– Я попрошу Эми прямо отсюда позвонить Норману Мэйлеру! Ты очень волнуешься, дорогой?
– Да, я просто парализован! – рассмеялся Марк. – Может быть, это поможет мне преодолеть страх перед выступлением?
– Не могу представить тебя в белом галстуке и во фраке, исполняющим Гершвина, Марк, но ни за что на свете я не пропущу твоего представления, – заверила его Марчелла.
Попрощавшись с сыном и повесив телефонную трубку, она ощутила чувство вины.
Несколько последних дней она провела с Санти, находясь на самом краю высочайшего наслаждения. Они практически не обсуждали будущего. Когда же они о нем говорили, то словно подразумевалось, что всю жизнь они проведут вместе.
Он согласился изменить распорядок своих дел так, чтобы через три недели приехать в Нью-Йорк. Там они что-нибудь придумают. Марчелла представила, как проведет лето в Дее, работая над новой книгой. Санти вернется вместе с ней в Нью-Йорк осенью, затем они будут курсировать между Европой и Нью-Йорком так же, как, по ее мнению, курсировали многие.
Последние две ночи они провели в его городской квартире. Она наблюдала, как каждое утро он выходил на балкон проверить свои растения или осмотреть новые листья, затем шел готовить кофе или же сбегал вниз принести из булочной свежих пирожных. На всем, чем он занимался, лежал отпечаток изящности. Она смотрела на него, словно он был танцором или котом, наслаждаясь легкостью его движений. Ей нравилось, как он бросался под холодный душ в жаркую погоду, затем, как пес, тряс мокрой головой, двумя пальцами забрасывая назад свои иссиня-черные волосы, вызывая у нее смех, поскольку он походил на Рудольфа Валентино в течение тех минут, пока сохли его волосы.
Она листала его обширные коллекции музыкальных альбомов, обрадовавшись, найдя такой же, какой был у нее в юности. У него были записи японской и индийской музыки. Множество романов на полках свидетельствовали о его вкусе к серьезным писателям Запада, чьи имена даже не были ей известны. Находясь рядом с Санти, она поражалась его спокойствию, неторопливой размеренности во всем, чем бы он ни занимался: накрывал ли на стол или одевался к выходу в город.
– Испанское чувство времени? – шутя спросила Марчелла.
– Нет, – мягко поправил он. – Майорканское чувство спокойствия. Этот остров также называют островом спокойствия!
Если американец был бы столь же горд своей страной, ей показалось бы это очень старомодным, даже раздражающим, но Санти и его гордость за свой остров казались ей естественными и прекрасными. Когда как-то вечером он пригласил несколько своих майорканских друзей, чтобы они познакомились с Марчеллой, она лучше поняла его характер. Все они были выдержанными, держались гордо, если не сказать, немного формально, как люди, чьи предки оставили им в наследство землю, которую все они продали много лет назад, оставив себе небольшой дом, который они называли деревенским, где-нибудь в горах или на морском побережье. У каждого из них был фамильный деревенский дом-усадьба, где вся семья отдыхала по выходным в жаркие летние месяцы. Большинство из друзей Санти были владельцами художественных галерей, изредка попадались банкиры и доктора. Ей нравились их выдержанность и скромность, но особенно ей пришлось по нраву то, как они с готовностью приняли ее в свой круг, изъясняясь на ломаном английском и пытаясь понять ее испано-итальянскую речь. Она была другом Санти, и если Санти выбрал ее, то их это вполне устраивало. Она испытывала гордость, находясь рядом с ним, помогая готовить напитки, ощущая себя частью супружеской пары.
Последний день совместного пребывания наступил так быстро, что застал ее врасплох. За завтраком на балконе своей квартиры Санти спросил, что бы ей хотелось сделать.
– Давай попрощаемся с Деей, – предложила Марчелла. – Мне хотелось бы сфотографировать тебя в твоем саду и еще раз отведать ленч в небольшом городском ресторанчике, проверить, как растет инжир, и увидеть сгорбленную старушку…
Он счастливо рассмеялся, потому что ей тоже нравилась Дея.
– Хорошо, дай мне два часа, и в полдень мы отправляемся.
День был великолепным, небо безоблачным, когда они въехали в горы. Прежде чем направиться в Дею, Санти сделал небольшой крюк, чтобы показать Марчелле мрачный монастырь, расположенный на холме в двух милях от города.
– Они принимают гостей – людей, которые ищут убежища, – сказал Санти, показывая на монастырь. – Сюда я отправлюсь, если ты оставишь меня.
Марчелла с любопытством посмотрела на монастырь, не уверенная в том, что сказанное Санти не шутка.
– Не спеши бронировать место, – рассмеялась она, целуя его. – У меня нет намерения расставаться с тобой!
Они провели еще один сказочный день: Санти наводя порядок в саду, а Марчелла собирая сухие листья и ветки в пластиковые мешки, чтобы потом выставить их на улицу, где их заберут мусорщики. Они сходили попрощаться с маленькой колдуньей-соседкой. Затем они возвратились в Пальму, и в эту ночь Марчелла испытала чувства, которых она не испытывала прежде. Они охватили ее совершенно неожиданно, она вдруг поняла, как сильно ей станет не хватать его, как сильно привязалась она к человеку, которого знает всего лишь одну неделю.
– Такое Чувство, что ты всегда был частью моей жизни, – прошептала она в ту ночь, лежа в его объятиях. – Эта мысль пришла мне в голову еще тогда, когда я впервые увидела тебя в соборе, Санти. Как будто мы были как-то связаны, словно ты был членом моей семьи!
– Я чувствовал точно так же, – ответил он глубоким голосом.
– Не знаю, как я проживу без тебя следующие три недели, – сказала Марчелла. – Мы будем говорить по телефону каждый день?
– Может быть, по одной минуте каждую ночь, – согласился он. – Звонить в Америку очень дорого…
Она хотела сказать, что сама будет звонить ему и разговаривать по часу каждое утро и каждую ночь, но она была очень осторожна, чтобы не осложнить их отношений намеком на свое финансовое положение. Она поняла, как он был горд, и уже планировала, как бы обыграть «роллс» с личным шофером и дорогую квартиру в престижном районе.
В эту последнюю ночь в Пальме его объятия были такими любящими, такими согревающе-надежными, что секс как-то оказался в стороне. Она чувствовала, что Санти старается доставить ей удовольствие, практически доводя до изнеможения ее тело.
– Извини меня, любимый, – наконец прошептала Марчелла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88