Он обнял мать и спросил:
– Было жутко?
Марчелла не выдержала и расплакалась в объятиях сына.
– Я никогда не поступлю с тобой так же, – пообещал он. – Никогда!
Марчелла взглянула на него умоляюще.
– Не говори так, от таких слов мне делается еще хуже! Неужели ты думаешь, будто я хотела сплавить ее в дом престарелых? Я пошла на этот шаг потому, что боялась, что она причинит себе вред, если не будет находиться под присмотром все двадцать четыре часа в сутки.
Каждый день Марчелла звонила в дом престарелых, справлялась о состоянии Иды. Когда они с Марком стали навещать ее, казалось, она не чувствовала себя хуже, живя в новых условиях. Сидя в саду, они, бывало, говорили с ней, похлопывали по руке. Все это, однако, были односторонние разговоры, и Марчелла могла только надеяться, что они с Марком были для матери хоть каким-то утешением.
Марк и она составили избранный клуб из двух человек. Они вместе обедали, вместе гуляли в парке, ходили в кино. По выходным Дональд отвозил их в Виллидж или в Сохо. Там они бродили, прогуливаясь в толпе. Марчелла сделала ремонт в комнате матери и устроила в ней рабочий кабинет.
Соня превращалась в излюбленный объект всех фотографов. Ее фотография на обложке журнала «Вог» с озорно высунутым языком, а также рассказ о последней моде заявили о ней, как о новом лице в общественной жизни. Вскоре с ежемесячно обновляемых витрин магазинов и афишных щитов на автобусных остановках на жителей города взирали ее фиалковые глаза. Несколько раз Марчелла попыталась поговорить с Соней по телефону, но всякий раз ей отвечал автоответчик. Сама же Соня ни разу не позвонила матери.
Марку шел восемнадцатый год, он стоял на пороге превращения в мужчину. Он был настолько красив, что Марчелла испытывала опасения. Она знала, что ни одному красивому мужчине не давали возможности вести размеренную жизнь. Она переживала, что внешность может затмить его музыкальное мастерство. Пока, однако, он жил жизнью примерного студента. Трудолюбивый и серьезный, он был центром небольшой группы молодых музыкантов, которые вместе ходили на концерты, любили съездить на пикник в парк или прогуляться за город. Они часто ходили на концерты в «Карнеги-холл» и Центр Линкольна. Бывало, Марк после концерта приглашал друзей к себе домой на чашечку кофе. Тихо посмеиваясь, он рассказывал Марчелле о девушках, преследовавших его в школе. Ему было немного жаль их, когда он тактично разочаровывал их, заявляя, что для него самое главное работа. Марчелла изо всех сил старалась не проявлять любопытства к его личной жизни.
– У меня позднее развитие, – загадочно улыбаясь, говорил он ей.
Марк был уверенным в себе, каким бывает мужчина, сознающий собственную привлекательность, но лишенный тщеславия. Иногда Марчеллу тревожило, что Марк не проявляет большого интереса к девушкам, однако она решила, что матери не под силу оценить сексуальность собственного ребенка.
Чаще всего Марк рассказывал ей о своем учителе, который совсем недавно начал преподавать у них на факультете. Музыканта звали Кол Феррер, он преподавал новый, вызывавший горячие споры курс джаза, свинга, буги и синкопирования. Руководство школы решило, что такой курс поможет ученикам получить более полное музыкальное образование, и многие учащиеся с готовностью стали посещать занятия.
– Говорят, что классический пианист не станет подлинным мастером, не имея представления о джазе, – объяснил Марк Марчелле, вращаясь на стульчике перед пианино и извлекая несколько аккордов мелодии буги. – Буги здорово развивает левую руку.
Марчелла посмотрела на его руки, лежащие на клавишах.
– Понимаю, но ты, надеюсь, не станешь злоупотреблять этим, так ведь, Марк? – спросила она. – Довольно странно слышать такие заявления из твоих уст.
– Феррер довольно суров к студентам, не принимающим этого всерьез, вот почему я тренируюсь, – рассмеялся Марк. – Он настоящий садист. Совершенно не похож на других учителей: тем, как одевается, как разговаривает с нами…
Когда друзья Марка вновь появились у них дома, Марчелла услышала, как они с раздражением обсуждали нового учителя. Однажды Марк признался матери, что, когда он особенно неудачно исполнил произведения Гершвина, Кол довел его до слез.
На следующей неделе в «Санди таймс» Марчелла прочитала статью о Феррере. Его дальнейшая работа в академии ставилась под сомнение в связи с тем, что он начал выступать в вечерних программах в отеле «Карлайл». Он играл и пел произведения Гершвина и Кола Портера, в исполнении которых отличался особым мастерством. Мягко отвергая высказанную в его адрес критику, он заявил:
– Я исполнитель. И играю всюду, где мне платят деньги!
Наиболее обеспеченные из учеников отправлялись в центр города, платили по двадцать пять долларов за входной билет, чтобы вечерами по пятницам услышать игру своего учителя. За шесть недель выступлений Кол Феррер завоевал себе множество почитателей, для которых стал подлинным идолом.
Утром в понедельник он взирал на Марка гипнотическим взглядом своих черных глаз. Нескольким коллегам-преподавателям, пользовавшимся его расположением, Феррер заявил, что у него не было ученика столь талантливого, как Марк. Многие из преподавателей хотели бы узнать, что произвело на Кола большее впечатление – талант Марка или его внешность. Разумеется, Марку нечего было добавить к характеристике учителя, когда он описывал его как «холодного, как лед», или как «высокомерного».
Поэтому Марчелла была удивлена, когда в самый канун Рождества Марк сообщил, что пригласил Кола и нескольких друзей зайти к ним после концерта Шопена в «Карнеги-холле».
Роман Марчеллы «Самая большая любовь» на протяжении многих недель прочно удерживал первое место в списке бестселлеров; теперь, когда подарочные издания книг, приуроченных к Рождеству, заполнили витрины магазинов, спрос на нее стал понемногу падать. Эми донимала Марчеллу вопросами, побуждая взяться за новую книгу. Она же еще не могла найти подходящей темы и под любым предлогом старалась держаться подальше от своего рабочего кабинета.
– Мы устроим прием! – предложила Марчелла. – Кол Феррер знаменитость, не так ли?
Обычно Марчелле нравились молодые люди, которых Марк приглашал домой, особенно девушки, которые бросали на ее сына обожающие взгляды, подтверждая ее высокое мнение о нем.
– Скажи мне, почему ты решил пригласить его в гости, Марк? – спросила сына Марчелла. – Я полагала, что его не любят в школе. Марк подмигнул ей:
– Общественные отношения. Я подумал, если он познакомится с тобой, то, может быть, станет менее суров со мной. Ты, надеюсь, не возражаешь, что я использую тебя, правда, мам? Выгляди так же блестяще, как умеешь только ты!
Полагая, что Марк, должно быть, готовит сватовство, Марчелла решила доставить ему удовольствие и сделать все возможное, чтобы очаровать этого человека, умаслить его так, чтобы он поставил Марку хорошие оценки и создал спокойную жизнь на занятиях.
Для вечера Марчелла заказала во французской булочной, расположенной на Колумбус-стрит, несколько подносов различных пирожных, которые она очень любила, украсила гостиную гирляндами из лилий, роз и орхидей. Десятки свечей мерцали по всей комнате в вечер концерта. Она с особой тщательностью оделась и наложила косметику. Когда в десять сорок пять прозвенел звонок у входной двери, Марчелла была полностью готова к приему гостей.
Мысль о сватовстве улетучилась сразу же, как только Марчелла взглянула на Кола Феррера. Очень редко встречался человек, которого бы она невзлюбила с первого взгляда, однако когда Марк вывел вперед высокого, темноволосого человека, на ее лице застыла улыбка.
– Мама, познакомься, – Кол Феррер, мой самый ужасный преподаватель! – представил его Марк. – Одновременно он твой большой почитатель!
Марчелла удивленно вскинула брови, когда Феррер взял ее руку и приложил к губам. Зная его по фотографиям, она не была готова к его росту, составлявшему около шести футов и трех дюймов, и его командующему присутствию. У него было длинное лицо с сонными веками и глазами настолько темными, что едва можно было разобрать их выражение. Прилизанные назад черные волосы. Стройное томное тело, облаченное в длинный плащ, наброшенный на плечи, подобно оперной накидке. Он был из другого десятилетия, а возможно, и века.
– Рад с вами познакомиться, – прошептал он. – Я читал ваши книги.
Губы его выражали презрение и несколько обвисали, когда он их не прикусывал. Марчелла поежилась, когда они прикоснулись к ее руке, испытав ощущение, словно потрогала ящерицу.
– Мои книги обычно читают женщины! Он весело рассмеялся.
– Абсолютно верно, и до чего хороший у них вкус, – согласился он. – Моя мать прочитала роман «Во имя любви», затем каким-то образом он оказался у меня на ночном столике. Начав читать, я не мог отложить его в сторону. У вас замечательный дар рассказчика! Он-то и заставил меня броситься и купить роман «Самая большая любовь», который мне еще больше понравился. Вы уже начали работать над третьим?
– Пытаюсь.
Сконфуженно она убрала руку. Она чувствовала, что мужчина столь привередливый не расточает множество комплиментов, и она не поверила его попыткам снискать расположение к себе. Она приветствовала друзей Марка, большинство из которых были ей знакомы. По пути на кухню, посмотрев на себя в зеркало, она пожалела, что так нарядилась. Она оделась чересчур ярко для такой небольшой вечеринки.
Когда она внесла в гостиную поднос с пирожными, Кол мгновенно вскочил и взял его у нее из рук.
– Куда мне его поставить?
– На рояль, – указала Марчелла. – Если, конечно, вы не сочтете это святотатством.
Глаза Кола сверкнули, когда он обратил их на нее. Он оглядел ее самым подробнейшим образом, начиная с прически и до самых кончиков туфель, оценивая каждый элемент костюма сообразно собственному вкусу. Затем его глаза пробежали по комнате, проделывая то же самое с каждым предметом обстановки.
– Я вижу, вы увлекаетесь коллекционированием? – Он вопросительно поднял брови. – Позвольте взглянуть?
– Конечно.
Она сделала приглашающий жест рукой:
– А я налью вам горячего шоколада. Или вы предпочитаете что-нибудь выпить?
– Горячий шоколад – это замечательно!
Она не упускала его из вида, дожидаясь, пока Марк разольет шоколад из старинного кувшина датского фарфора, купленного совсем недавно. Она видела, как Кол бродил по комнате, знакомясь с ее книгами, ее мебелью, ее маленькой коллекцией викторианского стекла и фарфора.
Она поднесла ему шоколад, прервав его исследования полки с небольшими безделушками, которые она накупила в Лондоне на рынке антиквариата. «Возможно, он собирается сказать, что они поддельные», – подумала она, видя, как он обернулся.
– Марк сказал мне, что вы очень близки.
Он принял чашку с поклоном, присаживаясь рядом с ней на софу, немного в стороне от молодежи.
– Конечно, я немного преувеличиваю. Моя мать – мой самый замечательный друг, и я не могу себе представить, как бы я смог сейчас жить с кем-нибудь другим, хотя многие находят это странным. Она, балуя, портит меня, разумеется. Так же, как, я уверен, и вы Марка!
– Не думаю, чтобы я испортила его, – нахмурилась Марчелла, закуривая сигарету. – Я делаю все, чтобы облегчить ему жизнь, предоставить больше времени и сберечь больше сил для учебы.
– Он настоящий гений, надеюсь, вам известно, – добавил Кол как бы между прочим, – а у гениев свои собственные правила.
Сердце Марчеллы радостно забилось, и она почувствовала, как улыбка расплывается по ее лицу.
– Вы действительно так думаете? – спросила она.
– Если бы я так не считал, то не был бы с ним так суров, – ответил Кол. – Разве он не жаловался, какой я негодяй? Марк демонстрирует поразительные способности к джазу. Совершенно неожиданные в человеке, получившем классическую подготовку.
– Но разве джаз не является лишь подспорьем к классическому образованию? – спросила Марчелла. – Он никогда не отказывался от намерения стать концертирующим пианистом. Добиться стипендии Джанни…
Кол с удивлением посмотрел на нее.
– Наверняка вы обсуждали с ним все это? – Он вопросительно поднял брови.
Он отпил шоколад.
– Это восхитительно! Промокнув рот салфеткой, он спросил:
– Вы добавили немного мускатного ореха? Миссис Уинтон…
Он осторожно поставил чашечку и повернулся к ней.
– Однажды я учил мальчика, который играл Баха, как ангел. Он мог стать величайшим органистом мира. Он удивил меня, став ведущим певцом «Контрол» – есть такая рок-группа. Они до сих пор выпускают альбомы, которые становятся хитами, и он уже мультимиллионер.
Марчелла стремительно подалась вперед.
– Марку никогда не потребуется пренебрегать своей музыкой, чтобы зарабатывать деньги! У меня хватит для него денег!
– Успокойтесь, – кивнул Кол. – Но сегодня молодые люди хотят сами зарабатывать деньги, вы не замечали? Поэтому Марк должен делать то, что он хочет. Я познал посредством своей значительной преподавательской практики, что вы можете подвести музыканта к музыкальному пюпитру, но вы не сможете заставить его играть…
Кол покончил со своим шоколадом, а она, не отрываясь, смотрела на него, взволнованная. Сказанные им слова зловеще висели в воздухе.
Марк приблизился к ним и спросил:
– Как насчет того, чтобы сыграть за свой ужин, мистер Феррер? Моя мама никогда не слышала вас…
Феррер встал, стряхнул крошки с колен.
– Вне стен школы я Кол, – поправил он Марка. Пирожные убрали с рояля и открыли крышку. Когда Кол сел за инструмент, среди гостей зашикали. Он мягко взял несколько аккордов.
– Какой замечательный звук! – похвалил он.
Как только Кол начал играть, Марк взял мать за руку. Он играл Гершвина так, что Марчелла никогда прежде не слышала. Он играл с утонченностью и уважением, привитым благодаря Дебюсси и Шопену. Он сделал собственные оранжировки некоторых мелодий, привнеся дополнительное звучание, которое изменило отношение Марчеллы к этой музыке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88