— Ясно-то ясно, — Бушмакин подозрительно всматривался в лицо Сергеева. — Только зачем вы это все нам излагаете?
— А затем, товарищ Бушмакин, — Сергеев не отвел взгляда, — что партия поручает вам организовать и возглавить петроградскую сыскную милицию — уголовный розыск.
— Мне?! — Бушмакин вскочил. — Мне?
Коля и Маруська восторженно переглянулись.
— Так это же… Это же здорово! — сказал Коля.
— Вы теперь вроде околоточного будете? — не выдержала ехидная Маруська. — С пузом?
— Шутки в сторону, — нахмурился Сергеев. — Прошу не ахать и не восклицать. Возьмите людей, кого сочтете нужным, и марш на Гороховую. Кто из старых работников захочет остаться, пусть работает. Кто не захочет — скатертью дорога! Запачканных контриков удалять безжалостно. Завтра с утра и начнете.
— Постойте, постойте… — Бушмакин никак не мог прийти в себя. — Что такое, скажем, шпиндель, вы знаете? А что такое аксиальная фреза?
Сергеев пожал плечами.
— А я этим всю жизнь занимаюсь! — крикнул Бушмакин. — Мое дело — токарный станок!
— А что такое дактилоскопия, вы знаете? — в свою очередь спросил Сергеев.
— Нет, — растерялся Бушмакин.
— Я тоже узнал это после первого ареста. А что касается всей жизни… Революция, Бушмакин. И наша жизнь нам больше не принадлежит.
Коля восхищенно смотрел на Сергеева.
— Я тоже хочу, — сказал он. — Только я в Питер приехал, сразу схлестнулся с этими гадами. И пошло и пошло. Я так понимаю: судьба у меня такая — им салазки загибать.
— Ну, насчет судьбы — это немарксистская точка зрения, — улыбнулся Сергеев. — А в остальном — возражений нет.
— И я не отстану! — решительно заявила Маруська. — Куда вы, — туда и я!
— Не женское это дело, — сказал Бушмакин.
Она нахально посмотрела на него:
— Вы же не захотели заниматься со мной женским делом?
— Тьфу! — в сердцах плюнул Бушмакин. — Ты ей слово, она тебе — десять!
— А что, — задумался Сергеев. — Может быть, Маруся не так уж неправа. Кем была женщина при царизме? Забавой? Рабой? А при Советской власти женщина во всем будет равна мужчине, это факт!
— Не равна, а гораздо выше! — уточнила Маруська.
— Согласен, — рассмеялся Сергеев. — Первая в мировой истории женщина-сыщик! Это же прекрасно, товарищи!
Заводской двор заполнили рабочие. Бушмакин взобрался на стол, и гул разом стих. После событий на Ватном острове Бушмакин пользовался непререкаемым авторитетом.
— Товарищи, — негромко начал Бушмакин. — В городе грабят и убивают. Уголовники распоясались. Даже у детей отбирают хлеб.
— Это мы знаем! — донеслось из толпы. — Ты говори, чего делать?
Толпа взорвалась криком, заголосила какая-то женщина:
— Нюра, Ню-юрочка, доченька!.. Убийцы проклятые…
— Бандиты зверствуют, — продолжал Бушмакин. — И мы будем беспощадны!
— Смерть уркам! — выкрикнул Вася. — Я предлагаю ловить их и организованно топить в Неве!
Бушмакин взмахнул рукой:
— Тихо! Мы не преступники. Мы не станем действовать против преступников ихними методами!
— А что же с ними делать? — не унимался Вася. — В зад их целовать, что ли?
Все захохотали.
— Нашему заводу, товарищи, доверили организовать уголовный розыск, — сказал Бушмакин. — А это значит, что прямо сейчас мы решим, кому поручим эту работу! Условия такие: честный, непьющий, в драках и скандалах не замечен, на платформе Советской власти стоит, как Александрийский столп!
— А столп этот — признак царизма! — крикнул Вася. — Я несогласный!
На стол поднялся Никита, сорвал с головы студенческую фуражку, прижал ее к груди.
— Товарищи! Василий мне хотя и друг, но говорит ерунду! Александрийский столп, товарищ Вася, воздвигнут в честь русских людей, которые одержали победу над Наполеоном, и весит этот столп ни много ни мало — тридцать тысяч пудов. Так что если кто с такой силой стоит на платформе Советской власти, — такому человеку можно верить!
Вася выслушал тираду друга с открытым ртом, а когда Никита под хохот, свист и аплодисменты слез со стола, сказал:
— Вроде голова у тебя моего размера, а помещается в ней в три раза больше. Это как же?
Вася вспрыгнул на стол и встал рядом с Бушмакиным.
— Есть предложение! — крикнул он. — Раз товарищ Бушмакин этому делу заводила, — ему первому и идти! Предлагаю голосовать мое предложение целиком, поскольку оно очень продуманное мною и совершенно безошибочное.
Все засмеялись, а Вася, нисколько не смущаясь, продолжал:
— Второй человек — это, конечно, я сам. Прошу не хихикать, это неприлично! Объяснять свои достоинства, я считаю, с моей стороны будет нескромно. Третий — мой корешок Никита. Свой ум он вам доказал, так что перехожу к четвертому… — Вася нашел глазами Колю, встретил его умоляющий взгляд: — Четвертый будет Коля! Известное дело, мой второй корешок Коля Кондратьев. Почему? А потому, что сила солому ломит, и вы все его видели в деле на Ватном острове. Я все сказал!
— Еще не все! — Маруська протиснулась к столу. — Пятый человек — это я! Можете хохотать, а вот вчера товарищ Сергеев так сказал: женщина-сыщик, говорит, — первая в мировой истории, — это, говорит, главное завоевание Октябрьской революции.
От хохота задрожали стекла. Впрочем, проголосовали все единодушно.
Вечером в комиссариате у Сергеева бушмакинцы получили удостоверения-мандаты и оружие. Всем достались тяжелые, несамовзводные солдатские наганы, а Васе, словно назло, — трехлинейка. Вася пощелкал затвором и лихим движением забросил винтовку за плечо.
— Ничего, — утешил Сергеев. — Начнете работать — таким оружием разживетесь, что я первый позавидую.
— А что у вас? — не выдержал Вася. — Покажите!
Сергеев гордо улыбнулся и вытащил из бокового кармана вороненый кольт 14-го калибра.
— Ф-у-у, — Маруська искривила губы. — Подумаешь, такой же наган.
Сергеев протянул ей кольт, она взяла его и удивленно воскликнула:
— Наполовину легче!
— Это не главное, — сказал Сергеев. — Чтобы перезарядить наган, нужно в каждую патронную камору ткнуть шомполом. Я уж не говорю о том, что нужно сдвинуть патронный стопор. А здесь…
Он взял у Маруськи кольт, щелкнул задвижкой, и барабан послушно откинулся влево. Нажал головку экстрактора, и все патроны высыпались в подставленную ладонь.
— Ли-ихо, — протянул Коля. — Мне бы такой.
— Все будет, — Сергеев спрятал револьвер в боковой карман. — Требую от вас, товарищи, самой жесткой революционной дисциплины. Вы должны быть готовы к любым неожиданностям. К чему я об этом говорю? Вот получили мы сегодня сообщение — чиновники сыскного обещают устроить новой власти «кузькину мать».
— Очень интересно, — сказал Никита. — Вроде бы культурные люди, интеллигентные.
— Другое интересно, — заметил Бушмакин. — В какой, так сказать, форме они намерены это сделать?
…Над притихшим Петроградом опустилась долгая осенняя ночь. Бушмакин затоптал самокрутку и шагнул в темноту. Коля, Вася, Маруська и Никита двинулись следом. Было безлюдно. Обыватели притаились по углам. Электростанция не работала — темень, хоть глаз выколи. Звук шагов гулко отлетал от мостовой, заставляя запоздалых прохожих вжиматься в стены домов: кто их знает, этих пятерых. На Дворцовую площадь вышли со стороны Мойки. Справа, без единого огонька, мрачной глыбой чернел Зимний. Слева на фоне светлого неба плавно изгибалась дуга Главного штаба и министерства финансов. Посредине площади подпирала низкое небо колонна, а на ней — ангел с крестом в руках.
— Это вот и есть этот… как его? — силился вспомнить Коля.
— Символ царизма, — подсказал Никита. — Один дурак сказал, а другой повторяет.
— Да не-е-е, — Коля завертел головой. — Я не к тому. Я о том, что красиво здесь.
Подошел патруль. Вспыхнул луч фонарика, негромкий голос приказал:
— Документы?
Слабый свет выхватил из темноты строгие лица матросов…
— Уголовный розыск, — вслух прочитал матрос. — Это как же понимать?
— Это вместо сыскного, — сказал Бушмакин.
— Интересное дело, — матрос вернул документы. — Не зазорно рабочему человеку таким дерьмом заниматься?
— Ишь ты, — недобро протянул Бушмакин. — Чистюля выискался. Ты вот кто по профессии? Комендор? Кочегар? Кто?
— Минер я, — удивленно ответил матрос.
— А чего же ты не на корабле, а по улицам шляешься? — ехидно спросил Бушмакин. — Ну и молчи, коли ума нет!
Пошли дальше. Напротив главных ворот дворца Бушмакин остановился:
— Слышь, Коль. Здесь жил царь. Романов Николай Александрович. Второй. Кровавый.
— Один жил? — с недоверием спросил Коля.
— Один.
— Плохо это. У нас в деревне у иного крыша над головой валится, а под крышей — пятнадцать душ. Зачем одному человеку столько? Обожраться, что ли, право слово…
— Это ты верно сказал, — кивнул Бушмакин. — Что было в прежней жизни? Обжорство! А с другого конца — голод. А мы сделаем так, чтобы все были сыты, одеты, обуты и крыша над головой была… И никогда не допустим, чтобы у одних было много, а у других — ничего.
Коля задумался на мгновение:
— Мужики сказывали — царь добра хотел. А все это от управителей. Они от царя правду скрывали и народ мучали.
— А ты, дурак, и поверил, — вмешался Вася. — Ты раскинь мозгами: ну какая разница между царем и министрами? Один хапал больше, другие меньше, вот и все. А девятое января да Ходынку вместе готовили.
— Кто в России главный, тот во все времена главный вор, жулик и подлец, — поддержал Никита. — Всегда так было.
— А теперь не будет, — уверенно сказал Бушмакин. — Теперь народ — хозяин. С любого отчет спросим. Пошли, ребята, заболтались.
…Светало. Угловое здание на Гороховой чернело провалами окон. Парадная дверь была не заперта. Вторая дверь, в вестибюле, предательски заскрипела, и все замерли, словно мальчишки, застигнутые на месте преступления.
— Тьфу! — замотал головой Бушмакин. — Да что же это мы? Воровать пришли?
— Вы же сами велели тихо, — обиженно заметил Вася.
— Велел не велел, ты меня не одергивай, молод еще! — рассердился Бушмакин. — У кого есть спички?
Никита послушно чиркнул спичкой. Красноватое пламя отразилось в огромном зеркале. Маруська подошла к нему и удивленно провела рукой по гладкой холодной поверхности.
— Мне бы такое, — задумчиво сказала Маруська. — Женщина с таким зеркалом — непобедима.
— Нашла время, — буркнул Коля.
— Глупенький ты. Этого вы, мужики, никогда не поймете.
Вася нашел свечу. Слабый, неверный свет выхватил из темноты часть вестибюля и лестничный марш с ковром, который прижимали к ступеням блестящие бронзовые штыри.
На втором этаже — длинный, уходящий во тьму коридор с десятками дверей по обе стороны.
— «Третье делопроизводство», — прочитал Никита табличку на одной из дверей.
— Зайдем, — решил Бушмакин.
Пламя свечи высветило несколько обшарпанных канцелярских столов и уходящий под потолок шкаф с картотекой.
— Вот это да! — Вася от удивления даже прищелкнул языком.
— Что там? — спросил Бушмакин. — Ну-ка, посмотри.
Вася выдвинул самый нижний ящик:
— Карточки какие-то… «Фа-рма-зоны…» — прочитал он по складам.
— Ну и кто, кто эти… они кто? — нетерпеливо допытывался Бушмакин. — Чем занимаются, где живут?
Вася наугад вытащил одну карточку.
— Волин Дмитрий Иванович, уроженец села Летихино… Орловской губернии… Проживает: Пустая улица, дом пять.
— Это на Малой Охте, — вставил Никита.
— Ну и что он, этот Волин? — не унимался Бушмакин. — Чего ты, как пыльным мешком прибитый?
— Фармазон он, — убито сказал Вася.
— Вероятно, следует читать «франк-масон», — объяснил Никита. — Член тайного общества декабристов…
— Каких еще декабристов… — застонал Бушмакин. — Ну при чем здесь они? — Он начал выдвигать один ящик за другим. — «Медвежатники», «форточники», «скокари», «гопстопники»… Черт знает что! Я таких поганых слов в жизни не слыхал!
— Я думаю… Это здесь ворье всякое понапихано, — вдруг сказал Коля. — Записаны разбойники всякие…
Бушмакин с уважением посмотрел на Колю:
— А что? Прав он, ребята! Как считаете?
— Я так думаю, — продолжал Коля, — что ежели здесь как следует порыться, можно и Сеню Милого отыскать, верно я говорю?
— Верно, — кивнул Бушмакин. — Только вот я смотрю — глаза у тебя сразу недобрым огнем загорелись, а ведь ты теперь не просто Коля. Ты сотрудник уголовного розыска. А что это значит? Это значит, что задержать Сеню, найти его — это твоя обязанность. А вот, скажем, морду ему набить, — это стой! Нельзя!
— А жаль! — улыбнулся Вася и, перехватив рассерженный взгляд Бушмакина, добавил: — Все понял…
— Ночуем здесь, — решил Бушмакин. — Утром будем разбираться.
Улеглись кто куда. Бушмакин на стол, остальные — на стулья. Остаток ночи прошел спокойно, а когда совсем рассвело, заскрипела дверь, и в комнату просунулся заспанный мужчина лет пятидесяти, в потертом чиновничьем мундире.
— Чему обязан? — хмуро, без удивления спросил он.
— Мы вновь назначенное управление уголовного розыска, — сказал Бушмакин. — Вот мандат.
Чиновник отвел руку Бушмакина, внимательно оглядел ребят и повторил задумчиво:
— Управление уголовного розыска… — иначе сказать — сыскная полиция рэ-эс-дэ-рэ-пэ-бэ?
— Ясно сказано, гражданин, — закипая, произнес Бушмакин. — Управление. И я вам не советую…
— А что такое малина, вы знаете? — грустно перебил чиновник.
— Ягода, — вступил в разговор Коля. — Кто же этого не знает!
Чиновник подошел ближе, всмотрелся в лицо Коли:
— Здравствуйте, молодой человек. Рад приветствовать спасителя… — Чиновник протянул Коле руку.
Коля осторожно пожал протянутую руку и сказал смущенно:
— Да чего там… Мы — завсегда…
— Что значит — завсегда?.. — подозрительно спросил Бушмакин. — Откуда ты его знаешь?
— Так, — Коля совсем смутился. — Случай вышел… Пустяки.
— А вы оказывается, еще и скромны? — удивился чиновник. — Ваш сотрудник, господа, не так давно спас жизнь мне и моей жене!
— Вот это да! — Вася изо всех сил хлопнул Колю по спине.
— Поздравляю, — сказал Никита.
— Коля, ты у меня теперь самый любимый! — пропела Маруська.
— Мадемуазель, он этого вполне заслуживает, — галантно поклонился Колычев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78