— удивился Трепанов. — Когда это? Что-то я запамятовал.
— Я пойду, — вдруг сказал Коля, мучительно покраснел и отвернулся, чтобы скрыть смущение, но Трепанов сделал вид, что ничего не заметил.
— Хорошо, иди, — сказал он. — На всякий случай возьми второй револьвер…
До квартиры Жичигиных добрались без приключений. Маша шла впереди, Коля — в нескольких шагах позади.
Поднялись по лестнице. Маша открыла дверь.
Трупы уже увезли, в квартире был наведен относительный порядок… Коля с интересом осматривал мебель и полки с книгами. Подошел к аквариуму. Рыбки плавали у самой поверхности и жадно хватали воду…
— Жрать просят, — сказал Коля, развязывая узелок. — Нате, миленькие, разговляйтесь. — Он покрошил в аквариум хлеба. — Чайник у вас есть? — спросил он у Маши.
— На кухне, — сказала она и ушла в свою комнату.
Коля разжег плиту, поставил чайник. Нарезал маленькими кусочками хлеб, наколол сахар. Открыл буфет, нашел чистую салфетку, постелил на стол. Засвистел чайник, и Коля заварил чай.
— Барышня! — крикнул он. — Чашки-ложки у вас где?
Маша выглянула из-за дверей, внимательно посмотрела на него:
— В буфете… Вы из деревни приехали?
— Из Питера. А вообще из Грели мы… На Псковщине это…
— А в Питер вы в лакеи, конечно, приезжали поступать? — улыбнулась Маша. — В слуги к барам, — добавила она, видя, что Коля не понял слова «лакеи».
— С чего вы взяли? — обиделся Коля. — Мы сроду никому слугами не были… Вы лучше чашки достаньте. И ложки. И давайте чай пить.
— Давайте, — согласилась она. — А вы зря обиделись. Из вас на самом деле вышел бы отменный лакей. Если бы вы пришли к нам — я бы уговорила папа принять вас на службу. У вас прекрасные внешние данные.
— Да будет изгиляться-то, — рассердился Коля. — Давайте чай пить.
— А вы мне станете прислуживать? — надменно спросила Маша. О, как она ненавидела его в эту минуту! Как она ненавидела всех этих революционеров, самоуверенных, наглых, с заранее готовым ответом на любой вопрос, с постоянной усмешкой превосходства на губах, с этим вечным желанием похлопать всех и каждого по плечу или выпустить из нагана все пули в лицо «классового врага»… «Какое страшное время… — думала Маша. — Какие страшные люди…»
А Коля смотрел на нее и думал о том, что вот встретилась раз в жизни такая красота, да и та — «чуждый элемент», и нет у них ничего общего и во веки веков не будет, потому что метет яростный ветер революции сухие дворянские листья и нет такой силы в мире, которая могла бы преградить путь этому ветру, да и зачем? Ведь тот, кто работает для вечности, должен быть выше личного…
Коля остыл и с грустной усмешкой посмотрел на Машу:
— Вы голодная, я вижу… Чем меня шпынять — лучше ешьте… С голодухи и черный хлеб — пряник… А вы, чай, кроме пряников, ничего не ели?
— Узок мир муравья, — сказала Маша и взяла чашку. — Ладно, бог с вами…
Коля бухнул ей огромный кусок сахара и подвинул хлеб:
— Ешьте. Зачем дуться, как мышь на крупу…
Сначала робко, а потом с плохо скрываемой жадностью Маша стала есть. Коля удовлетворенно улыбнулся и тоже принялся за еду.
— Я вот смотрю, книг у вас много. Интересное что-нибудь читаете?
— Вы помолчите, пока не проглотили, а то подавитесь, — сказала Маша. — Сейчас я читаю «Опасные связи» Шодерло де Лакло.
— Это про контрреволюцию?
— Неужели вы всерьез думаете, что завоюете мир? — спросила она с презрением.
Коля понял, что сморозил глупость.
— Я, кроме псалтыря, ни одной книжки не прочел. А вы прочли много. Только у вашего класса все позади. Ваш класс уже больше ничего не прочитает. А я прочитаю и Шодерло, и сто тысяч других книг! И то пойму, чего до меня никто понять не смог, до самой сути докопаюсь!
— Дай бог нашему теляти волка поймати, — сказала Маша с усмешкой, но Коле послышалось в ее голосе скрытое уважение.
— Ничего. Мы псковские, мы — поймаем…
На смену Коле пришел Афиноген. Он скромно устроился на кухне у плиты. Вынул из кармана словарь русского языка и углубился в чтение.
Маша заперлась в своей комнате. Она перелистывала страницу за страницей и вдруг поймала себя на мысли, что не понимает прочитанного. Виконт де Вальмон и маркиза де Мартейль не занимали ее. Она думала о случившемся, но не гибель Жичигиных волновала ее. Она жалела несчастную Галину Николаевну, с некоторой долей злорадства вспоминала Аристарха Николаевича — так ему и надо, старому лицемеру и подлецу, получил свое, но все это было уже в прошлом и с каждым мгновением это прошлое отступало все дальше и дальше, и какое в сущности было ей дело до двух совершенно чужих ей, даже враждебно к ней настроенных людей? Разве потерпела бы покойная Галина Николаевна ее, Машу, после того, как застигла супруга чуть ли не у ног девчонки, подобранной на улице из милости! Какое ей дело до чужих… Нет ей никакого дела до чужих, но ведь она думает о них снова! Об этих «хамах» из уголовного розыска. Один ушел — совершеннейший моветон и быдло, второй пришел — за обложкой словаря прячет духовную нищету, а вообще-то, все они одним миром мазаны, — и те, и эти… Что Кутьков, то и дубина-начальник из полиции или как ее там? Им бы всем убить, ограбить, изнасиловать. И чего он там сидит, этот болван со словарем?
Маша вышла из комнаты, раздраженно хлопнула дверью.
— Послушайте, как как вас там… — Она вытянула руку и пошевелила пальцами. — Вы все на одно лицо, я вас путаю…
Афиноген закрыл словарь и встал:
— Здравствуйте еще раз, Маша… Меня зовут Афиноген.
— Я не разрешала называть себя по имени! — возмутилась она.
— Ради бога, — сморщился Афиноген. — Простите, гражданка Вентулова. — И Афиноген снова углубился в словарь.
Разговора не получилось… Маша раздраженно прошлась по кухне взад-вперед. Афиноген читал. Маша взяла чайник и швырнула его на пол. Афиноген поднял голову, удивленно посмотрел и пожал плечами. По полу растеклась огромная лужа — чайник был полон воды. Маша подождала несколько секунд и сказала:
— Раз уж вы здесь — давайте поговорим. Собственно, что вам от меня нужно?
— Начальник вам объяснил, — сухо сказал Афиноген. — Вы должны опознать преступников.
— Я никому и ничего не должна. — Маша подошла к Афиногену вплотную. — Между прочим, я тоже объяснила вашему, этому, что «опознать» никого не могу. Не помню! И хватит об этом. Слушайте, а почему вы пошли служить в полицию?
— Смена власти не означает исчезновения преступности, — объяснил, Афиноген. — Маркс учит, что…
— А мне безразлично, чему учит и кто учит, — перебила Маша. — Меня учили шить, готовить, быть женой и матерью. У Маркса про это не написано?
— Написано. Маркс учит, что в свое время женщина станет свободным человеком. Как и мужчина.
— Значит, я была несвободна? — с иронией спросила Маша. — А вы меня освободили?
— Да. Вы это скоро поймете.
— Уже поняла. У нас было имение — его сожгли. Был дом — его разграбили. Были родственники — их убили. Убили за то, что отец, дед, прадед — все, до двадцатого колена, верой и правдой служили России! Нас от всего освободили. Спасибо вам, освободители…
— А у меня был отец, — сказал Афиноген, — его забили насмерть в полицейском участке. Он заступился за соседского мальчишку, над которым издевался околоточный… И мать была… Она в тот же вечер, что и отец, умерла, — не пережила… Братья были… Вчера письмо получил — младший, Володька, погиб на Южном фронте… Один я теперь… Так что же? Чей счет крупнее! Мои деды и прадеды на вас испокон веку спину гнули и умирали от голода и побоев. А я, между прочим, на вас не бросаюсь, Маша. А что во время революции обидели вас… Плохо это. Но неизбежно. Простите тех, кто от вековой озлобленности и темноты уничтожил ваш дом. Я бы этого не сделал.
Маша повернулась и молча ушла.
Вечером следующего дня Коля получил письмо из Петрограда.
«Милый Коля , — писала Маруська, — пришло печальное известие. Витин папа геройски погиб на Южном фронте. Мы с Витей долго плакали, хотя я и сознаю, что при моей должности мне это не положено. Но ведь я, Коленька, — обыкновенная женщина, баба, попросту сказать, и что же мне делать, если случилось такое горе. Витя теперь сирота, никого у него не осталось, но я ему твердо сказала, что мы, то есть я и ты, — его не оставим никогда и будет он нам вместо родного сына… Я, правда, понимаю, что взяла на себя слишком много, но я, Коля, все равно тебя люблю больше жизни. И верю, что все у нас с тобой будет хорошо. Ребята велели тебе передать привет. Васю подранили третьего дня. Брали мы на Охте крупную банду. Вася ходит с перевязанной рукой, а так все ничего. Никите объявили благодарность, а Бушмакин никак не дает мне стирать свое белье, ну и плевать, раз он такой гордый… Целую тебя, Коля, несчетно раз, и Витя тоже, ждем тебя с нетерпением…»
Коля положил письмо на стол, задумался. Жалко Витьку… А что Маруська пообещала, что она и Коля станут Витьке родителями, — правильно! Коля снова перечитал то место, где Маруська объяснялась в любви. «Надо же, — усмехнулся он. — Влюбилась Маруська не на шутку… А я? А я — нет, — сказал он вслух. — Боевая девка и своя по всем статьям, а не бьется мое сердечко, как это случается всякий раз, лишь только вспомнится классово чуждая девчонка с маленьким курносым носом… Предатель я… — думал Коля. — Неизвестно почему отказываюсь от своего счастья. Ну спроси себя честно: может такая вот дворянка полюбить такого вот мужика? Да ни в жизнь! Скорее кот собаку полюбит… Несчастный я человек», — решил Коля и направился в кабинет Трепанова.
Тот листал папку со сводками происшествий.
— А-а… мученик, — улыбнулся он Коле. — Жалею тебя, парень, но твой черед идти, ничего не поделаешь. Афиноген ругается на чем свет стоит. Никогда, говорит, больше к ней не пойду… А ты?
— Прикажете — пойду, — угрюмо сказал Коля.
— А без приказа? — прищурился Трепанов.
— Все одно — пойду.
Трепанов рассмеялся:
— Хвалю за откровенность… — Помолчал и добавил: — Она очень красивая.
— Не в этом дело, — Коля произнес эти слова очень решительно, но про себя подумал: «Именно в этом дело, товарищ Коля, именно в этом…» — Просто интересно это, — решительно сказал он и, встретив взгляд Трепанова, отвел глаза.
— Что это? — не понял Трепанов.
— Как бы сказать… — Коля задумался… — Ну вот она, к примеру, образованная, она нас ненавидит, а я возьму да и поверну ее на нашу сторону! Я — глупый, ее — умную!
— Ну ты, положим, неглупый, — улыбнулся Трепанов. — А она, положим, тоже не бог знает что. Но нам, Коля, очень нужно отыскать этого проклятого Кутькова и его банду! Очень нужно, браток, и ты уж старайся, сделай милость…
Вечерело. Подняв воротник пальто, Коля торопливо шагал по заснеженному тротуару. Он шел в сторону дома Жичигиных, где в это время дежурил Воробьев — молодой, недавно принятый в МУР сотрудник. Неожиданно для себя Коля встретил Воробьева около дома.
— Ты почему меня не дождался? — удивился Коля.
— А меня Трепанов вызвал. Говорит: смена уже идет, а ты срочно нужен, — смущенно сказал Воробьев.
— Случилось что? — встревожился Коля.
— Да не знаю.
Они разошлись… Коля подошел почти к самому подъезду Жичигиных, как вдруг увидел двух человек у дверей. Он замедлил шаг и прижался к стене дома. Если бы его спросили в эту минуту, зачем он так сделал, вряд ли бы он ответил… Сработала интуиция. И хотя он еще не знал этого мудреного слова, опыт — пусть совсем небольшой — уже начал давать свои первые плоды.
Коля прижался к стене и, когда увидел, как эти двое вошли в подъезд Жичигиных, не удивился. Он ожидал этого. Осторожно открыв дверь, стараясь, чтобы она не заскрипела, он прислушался. Неизвестные медленно поднимались по лестнице. Первый этаж, второй, третий… На площадке четвертого шаги затихли. Тренькнул дверной звонок. Коля, на ходу доставая кольт, бросился наверх. Он оказался на промежуточной площадке в тот момент, когда из-за дверей послышался голос Маши:
— Кто там?
— Свои, — отозвался тот, что был в меховой шубе. Второй — в солдатской папахе — молча стоял рядом.
Щелкнула соседняя дверь, высунулся дядя в шелковом халате и в колпаке с кисточкой.
— Вы к профессору? — спросил он с любопытством.
— Допустим… — повернулся к нему один из пришедших.
Коля лихорадочно соображал, как поступить.
— Убили профессора… — сообщил «колпак». — Уж извините…
— Зачем вам Жичигин?.. — Коля встал на первую ступеньку. Руку с кольтом он держал за спиной.
— Мы его знакомые… А что такое?
— А вот предъявите-ка документы! — осмелел «колпак». Услышав Колин голос, он совсем открыл двери и вышел на площадку. — Помогите-ка мне, молодой человек! — начальственным тоном приказал он Коле.
Коля поднимался по лестнице.
— Коля, это вы? — послышался голос Маши. — Я сейчас открою.
И Коля все испортил. Он испугался за Машу и крикнул:
— Не открывайте!
В то же мгновение первый бандит несколько раз выстрелил из маузера в дверь жичигинской квартиры, а второй, оттолкнув растерявшегося «колпака», выстрелил в Колю. Оба бандита, вскочив в квартиру «колпака», захлопнули за собой дверь.
— Посмотрите, что с Машей? — крикнул Коля «колпаку», пытаясь вломиться в его квартиру.
— У меня английский замок новейшей системы! — гордо сообщил «колпак». — Они все равно уйдут через черный ход…
Коля помчался вниз.
Когда он вернулся назад, так и не встретив бандитов, Маша стояла на площадке и рыдала, а «колпак» гладил ее по голове и успокаивал.
— Жива?! Ну, слава тебе, господи. Идемте. — Коля взял девушку за руку, провел в комнату. — Мы же вам объясняли: двери открывать только на условное слово — пароль, а вы?
— Я услыхала ваш голос, — примирительно сказала Маша. — Хорошо, что вы пришли!
— Почему ушел Воробьев?
— Ему позвонили… А что? — Маша была удивлена. — Что-нибудь не так?
— Все так, — Коля задумался.
Найдя в кладовке два сломанных стула, он затопил камин, зажег свечи. По стенам заплясал неверный отблеск пламени. Коля сел в кресло, сказал, обращаясь к Маше:
— Мария Иванна, могу я с вами говорить совсем откровенно?
— Попробуйте, — она усмехнулась.
— Здесь были бандиты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78